Россия в зеркале смуты

В такую же, как сейчас невнятную весеннюю пору 1611 года Москву, где в Кремле засел польский гарнизон, обложило первое ополчение. Деяния его неизменно оказываются в тени подвигов второго — победоносного, которое Минина и Пожарского. Что вполне объяснимо. Однако творившееся тогда «во стане русских воинов» и вокруг не просто занимательно и поучительно, но и крайне значимо для судьбы «русской идеи». А точнее идей — непримиримых и друг к другу беспощадных.

И русофилы, и русофобы, говоря о славном или напротив темном (по вкусу) прошлом страны, в качестве путеводной доктрины такового подразумевают, прежде всего, и даже почти исключительно «Самодержавие». Ну и с добавлением, высочайше утвержденных, «Православия» и «Народности». За этим золочено-бронзовым фасадом что-нибудь альтернативное разглядеть пытались немногие. Один из таких исследователей глубин евразиец Николай Алексеев еще в 20-х годах минувшего века обнаружил помимо официальной державной идеи еще несколько, живших под спудом и лишь иногда, порой, кроваво, себя проявлявших.

Он говорит о существовании достаточно четко оформленных идейных платформ служилого сословия, то бишь дворян, казаков и сектантов. Последних вынесем за скобки, поскольку, несмотря на оригинальность мышления, в качестве самостоятельной «партии» они никогда не выступали. Зато непременно стоит добавить в этот перечень и внимательно приглядеться к идеологии боярско-олигархической. Впервые представители вышеозначенных направлений сошлись все разом лицом к лицу именно весной 1611-го.

Русь в полной мере осознала свою вселенскую миссию буквально накануне Смуты. Грозный первым из московских князей был венчан на царство, чем заявил претензии на имперскую, от Рима и Константинополя, преемственность. А при Годунове в Москве утвержден был патриарший престол. Между тем, у населения «Третьего Рима» и его окрестностей взгляды на пути развития страны были весьма несхожие.

Помимо самодержавной доктрины, сформулированной Иосифом Волоцким и Иоанном Васильевичем, еще в начале грозного царствования появилась «программа» служилых людей. Дворянин Иван Пересветов в своих челобитных призывал молодого государя опереться на воинское сословие. Выделив из его среды группу избранных, создать своего рода орден блюстителей «Правды Божьей». Высшим смыслом государства для него является именно утверждение правды и справедливости. Это же основная забота Самодержца. «Коли правды нет — ничего нет», — писал Пересветов. Тут кстати вспомнить фразу магистра тамплиеров, брошенную одному из английских королей: «Ты царствуешь, пока справедлив».

Грозный и в самом деле создал орден — опричное войско, и посредством его принялся реализовывать программу построения самодержавной, однако опирающейся на служилое сословие монархии. В качестве главной преграды тому им вполне оправданно осознавалась боярская олигархия. Видных представителей, каковой он и подверг радикальной зачистке.

Но царствование Грозного, несмотря на покорение «казаней» и истребление крамолы, завершилось глобальным хозяйственным кризисом. Во многом оттого, что крестьянство, в массовом порядке «заказаковало», подавшись в бега от тягот, обрушивавшихся на землепашцев в связи с почти нескончаемыми войнами, которые Иван Васильевич вел с ливонцами, ляхами и крымцами.

И вот, через четверть с небольшим века после кончины Грозного дворяне и казаки объединяются в первое ополчение, чтобы выбить из Москвы, призванных туда боярами поляков. Тут надо заметить, что собственно, обе интервенции Смутного времени — польская и шведская случились, во многом, по причине олигархических интриг. Шведское войско пришло по зову боярского царя Василия Шуйского на помощь от царя казацкого — «Тушинского вора» Лжедмитрия Второго. А поляки, находившиеся в состоянии войны со шведами, не преминули в ответ перейти российскую границу. Впрочем, бояре даже при помощи новых варягов с нарастающими вызовами и угрозами справиться не сумели и, разочаровавшись в Шуйском, послали бить челом Сигизмунду польскому, чтобы тот дал им в цари сына своего Владислава. Так вот вкратце, паны в Кремле и оказались.

Ополчение, намеревавшееся их оттуда выбить, возглавляли дворянский лидер Прокопий Ляпунов и казацкие вожаки Дмитрий Трубецкой и Иван Заруцкий. При этом, первый из атаманов был княжеских кровей. Только в отличие от тех «олигархов», что делали ставку на «внешнее управление», Трубецкой входил в группировку «тушинских бояр», рассчитывавших использовать не иноземцев, а казаков в своих корпоративных целях.

Казалось бы, русское воинство по численности превосходило польский гарнизон в десятки раз. Между тем, стояние под Москвой закончилось ничем. Нет, ополчение не было разгромлено подоспевшей неприятельской подмогой. Оно распалось само. Исключительно из-за несхожести программ дворянской и казацкой. В ходе одной из бурных идеологических дискуссий казаки, исчерпав аргументы, просто зарубили Ляпунова. Главным образом не по нраву пришлось им дворянское намерение вернуть «заказаковавших» холопов от разбойного промысла к земледельческому занятию, без чего выйти из разрухи было немыслимо. После гибели предводителя служилые люди разбрелись кто куда, а казаки остались у стен Кремля, но на штурм так и не пошли, им хватало их собственной вольной воли. За державу обидно не было.

Потому то патриарх Гермоген, чьи пламенные послания и побудили нижегородцев затеять ополчение N2, и призывал не вступать впредь в союз с казаками. Чем и руководствовались Минин с Пожарским, предельно настороженно относившиеся к представителям вольницы, гулявшей под Москвой. А потому в итоге и выбили из столицы поляков, а затем обеспечили избрание представителя новой национальной династии.

Эти три идейные программы (служилых людей, боярско-олигархическая и казацкая) то явно, то скрыто проявляли себя затем из века в век. И сегодня от исхода их противоборства опять зависит судьба России. Дадим их краткие характеристики.

Бояре-олигархи издавна рассматривают государство, как совокупность принадлежащих им вотчин, которыми они распоряжаются безраздельно и бесконтрольно, используя на благо свое и своих «семей». Высшая власть, будь то царь или президент, для них объект разводок и прямого подкупа, гарант их права эксплуатировать «холопов» в сугубо личных интересах. Неуклонное повышение жизненного уровня «лучших людей» и есть с их точки зрения, цель и смысл существования «великой и обильной» Земли Русской.

Дворяне вплоть до екатерининских реформ, превративших их фактически в новую олигархию, освободив от обязательной службы, были людьми чисто «государственными». Владели они поместьями не безусловно, а в награду за постоянную готовность к ратному труду и подвигу. Их интересы полностью совпадали с целями растущей и крепнущей державы. Идеологией этого сословия был принцип тотального служения высшему смыслу в ней воплощенному, всех — от «холопов» до князей.

А вот их оппоненты, от убийц Ляпунова до Емельяна Пугачева желали принципиально иного — «свободы для всех быть вольными казаками». Однако уже Смута показала, что при попытке всерьез воплотить этот идеал в жизнь, государство рушится, а его осколками завладевают иноземцы, которые учреждают кабалу, много круче прежней, доморощенной. Позже «царизм» казаков приручил, и те стали новым служилым сословием как раз тогда, когда дворянство им в значительной мере быть перестало.

Но идеи ни «казаческая», ни две предыдущие и не думали исчезать в связи с «перекраской» и «перековкой» своих носителей. Они искали и находили в ком воплотиться.

Так в Гражданскую большевики победили, прежде всего, потому, что сумели «поставить под ружье» и «казаков» (анархо-махновский элемент), и «служилых» (военспецы не за паек лоб пулям подставляли). После вольницу «зачистили», а со «служилыми» неоднозначно вышло. С одной стороны Сталин писал: «партия есть орден меченосцев» (абсолютно «опричная» мысль), с другой — тяготел к чисто самодержавной модели. Но последняя сколько ты бояр не «стирай в лагерную пыль», все равно оставляет им слишком много шансов к возрождению. Ведь самодержавие апеллирует к народу как таковому, поверх сословий и каст. Но народ, в целом всегда более или менее бессознателен, и по преимуществу безмолвствует (даже если с виду кричит «Ура!»), и когда олигархов вырезают, и когда те против монарха козни строят. Соответственно, после смерти «нового Грозного» «боярство» принялось резво компенсировать потери и в политической, и в материальной сфере, но до поры в тени. Ну, а к середине 80-х они созрели для легализации капиталов — и грянула «перестройка».

Ельцин, надо отметить, был типичным «казацким царем» (новое издание «тушинского вора» — оптимальное в тех условиях для «бояр» прикрытие). Провозгласить с танка, мол, «я пришел дать вам волю» — чисто разинская стилистика. И действительно, «казацкий» — бандитско-воровской элемент волю получил. Но за шумовой завесой битв новых атаманов олигархи стремительно созидали свои империи, приватизируя отрасли и регионы. К середине 90-х даже возродили «семибоярщину» в форме «семибанкирщины».

Однако «казацкий царь» себя исчерпал — пародийность фигуры стала очевидной до неприличия. И тогда «короновали» подходящего из «служивых». Ожидалось, что будет он столь же декоративен, что и «казак» Борис. Ведь «служивые», как сословие были к тому времени деморализованы и дезорганизованы. Частично «заказаковали», вступив в симбиоз с братвой. В большинстве же своем нанимались к «боярам» в «дворовые» и особо от того не парились. Это давало основания полагать, что отныне их можно использовать в чисто инструментальных целях. Владимир Владимирович, впрочем, представлял тот слой «служивых», который, пропитавшись насквозь ядами смуты, сам мечтал об олигархическом статусе.

Ряд особо возмущенных такими претензиями «бояр» постигла опала. Один даже угодил на каторгу. Прочие смирились. Таким образом, несмотря на смену личин, произошедшую на рубеже столетий, мы имеем у руля страны зыбкий альянс старых и новых бояр-олигархов. Но история учит, что сами по себе справиться с хаосом, который их правление неизбежно провоцирует, они не способны. В начале 17 века, чтобы удержаться у власти, бояре присягнули королевичу Владиславу и привели в Кремль поляков. В начале 21-го они при соответствующих гарантиях, тоже не побрезгуют отдать страну во внешнее управление. Таким образом, на повестке дня стоит мобилизация «служилых» (имеются в виду, кстати, не столько «аттестованные», сколько «самураи по жизни»). Крайнюю актуальность приобретает формирование идеологии, которая позволит им осознать свою роль, вспомнить кто они и зачем. Ведь только вертикаль тотального служения позволит России выбраться из новой смуты, избавиться от злой участи присягать все новым и новым «лжедмитриям».

http://www.apn.ru/?chapter_name=print_impres&data_id=661&do=view_single