Штатный батюшка в статусе старшего офицера

В вооруженные силы РФ могут прийти 3,5 тысячи священников

Продолжается общественная дискуссия по поводу возможности введения в Вооруженных Силах РФ института полковых священников. В прошлом месяце, скажем, проблему затронули сами военные, причем на самом высоком уровне. На Всеармейском совещании высказались вице-премьер — министр обороны Сергей Иванов и начальник Генерального штаба генерал армии Юрий Балуевский. С другой стороны, 11 апреля под председательством Патриарха Московского и всея Руси Алексия II состоялось посвященное этой же теме заседание Священного синода Русской православной церкви (РПЦ). В Москве прошел и «круглый стол», на котором проблему обсуждали представители различных конфессий.

Столкновение мнений выявило тот факт, что сегодня ни в государстве, ни в обществе так и не выработался более или менее выверенный подход по вопросу «быть иль не быть» священникам в армии. «ВПК» попытался разобраться в конгломерате разных точек зрения.

СКОРЫЙ, НО «СЫРОЙ» ЗАКОНОПРОЕКТ

Как известно, поводом для нового витка дискуссии (а продолжается она со времен министра обороны Павла Грачева, который первым разрешил деятельность церкви в воинских частях) стало «дело рядового Сычева». Мол, с дедовщиной в армии пора кончать, и в немалой степени решить проблему поможет приход в казарму «штатных» людей в рясах.

Самым ярым приверженцем внедрения батюшек в армию еще в феврале выступила Главная военная прокуратура (ГВП). Ее руководитель генерал-полковник юстиции Александр Савенков не просто высказался «за», а в сроки, до предела сжатые, ГВП подготовила законопроект о введении института военных священников, о чем главный военный прокурор и заявил на заседании Комитета Госдумы по обороне, посвященном вопросам укрепления правопорядка в Вооруженных Силах. Тогда же этот документ под названием «О военных священниках» был направлен в Министерство обороны РФ, в профильные комитеты Федерального собрания и в РПЦ. Стоит заметить, что еще раньше с предложением о восстановлении в армии должности полковых священнослужителей выступил генеральный прокурор Владимир Устинов, увидевший в них чуть ли не панацею для оздоровления климата в воинских коллективах и в борьбе с неуставными отношениями.

То, что законопроект ГВП подготовлен пожарными темпами, сомнений не вызывает. Достаточно привести в пример статью 4, которая предусматривает должность главного военного священника. Очевидно, что ее займет православный — как представитель «самой многочисленной веры» в России. Однако остается неясным, как представители других конфессий будут «подчиняться» ему в религиозных делах, которые, согласно статье 2 того же законопроекта, являются целью их пребывания в воинских частях. Или взять статью 6 об аттестации военных священников: не понятно, каким образом православный священник будет аттестовывать имамов, раввинов, пасторов или лам? Более того, статья 9 предоставляет главному (то есть православному) священнику право наказания подчиненных, например мусульман и иудеев, что, как справедливо замечают эксперты, «противоречит Конституции РФ и несет явную угрозу межрелигиозным отношениям в боевой обстановке».

Тем не менее идею «двух прокуроров» о создании в армии и на флоте института военных священнослужителей немедленно поддержал патриарх Алексий II: «Сближение церкви и армии приносит добрые плоды, способствует пробуждению в душах военнослужащих идеалов русского воинства». Более того, в РПЦ считают, что речь идет не о создании, а о воссоздании государственного института полковых священников, который существовал в свое время в России. Об этом заявил председатель синодального отдела по взаимодействию с Вооруженными Силами протоиерей Дмитрий Смирнов. А в недавнем своем интервью интернет-изданию «Столетие.RU» он подчеркнул: «Институт военного духовенства — необходимый атрибут демократического государства. Если такого института нет, нарушаются права военнослужащих. Отсутствие такого института — суть нарушение Конституции».

Категорично против законопроекта выступил Совет муфтиев России (СМР). В принятом СМР 11 марта заявлении прямо говорилось: «Попытка грубого „продавливания“ введения института священников в армии чревата тяжелейшими последствиями для судеб поликонфессиональной по своему составу российской армии, общества в целом». Муфтиев обидело и то, что подготовленный в ГВП проект закона «О военных священниках» не только не прошел гласной общественной экспертизы, но и не был согласован с представителями основных религиозных организаций страны. Мусульманские лидеры также заявили, что данная идея в случае ее реализации не только не победит дедовщину, но и «может спровоцировать межрелигиозное противостояние в воинских частях: «Выяснение в казармах вопроса о том, у кого вера «правильнее», кто «еретик» или «сектант», может привести не к сплочению бойцов, а, наоборот, к перенесению образа «врага» на соседа по койке, исповедующего «не ту» религию… Все это способно привести к подрыву боеспособности Вооруженных Сил страны, разрушить межконфессиональный и межрелигиозный мир в войсках, может спровоцировать столкновения между воинами».

Но все же, критикуя подобный подход, представители мусульманской и других религиозных общин России предлагают вести речь не о православных священниках, а о службе военных капелланов. Такая система действует, например, в ВС США. Позже на упомянутом выше «круглом столе» исполняющий обязанности первого зампреда Координационного центра мусульман Северного Кавказа Шафиг Пшихачев сказал: «Считаю обязательным введение института полковых священников, поскольку нужно воспитывать наших молодых людей. Однако введение священников в штат — это нарушение конституционного разделения государства и религии». То есть духовник, носящий «под рясой» звездочки на погонах или лампасы на форменных брюках, — это нонсенс.

Вполне возможно, что в РПЦ прислушались к довольно резонной аргументации представителей других конфессий. На первом в этом году заседании Синода 11 апреля иерархи РПЦ хотя и выразили сожаление, что в российском законодательстве до сих пор отсутствует механизм реализации военнослужащими права на свободу вероисповедания и вновь активно поддержали идею появления в армии института военного духовенства, в то же время сделали следующее заявление: армейские коллективы не должны стать «полем для прозелитизма» (то есть стремления обратить других в свою веру), в рядах российской армии должны работать только те религиозные организации, члены которых несут службу в ВС.

АРМЕЙСКИЙ ВЗГЛЯД

А что же военное руководство? Сергей Иванов в настоящее время не поддерживает идеи юридически закрепить вопросы взаимодействия священнослужителей и воинских частей. Говоря о том, что священникам сегодня никто не мешает работать в войсках (с обоюдного согласия или даже по инициативе командиров), он тем не менее убежден, что закреплять их в армии «силой закона, силой приказа неправильно, это должно вызреть естественным путем, а не приказным». Об этом он во всеуслышанье заявил на апрельском Всеармейском совещании.

Известно, что в прошлом году министр обороны, встречаясь с патриархом Алексием II, обещал, что «отношения церкви и армии будут развиваться и крепнуть». Тема введения института священников в ВС тогда деликатно не затрагивалась. Как указывают военные эксперты, штатные должности священников в армии не вводятся из-за «светского характера государства и равноправия религий». Начальник Генштаба Юрий Балуевский, как выясняется, ни за «приказной», ни за «естественный» путь прихода служителей церкви в войска. «Можно предлагать в каждое подразделение представителей различных религиозных конфессий, но будет ли от этого толк? — высказал он свое сомнение. — Я бы не делал скоропалительных выводов». Как человек сугубо военный, начальник ГШ озабочен следующим: если будет принято решение об учреждении института священнослужителей в Вооруженных Силах, «это повлечет за собой проблему интеграции религии в систему воспитания военнослужащих». То есть командованию придется решать, какой статус — военнослужащих или вольноопределяющихся — должны иметь священники, которые не будут, как того требуют уставы, отвечать «есть» и «так точно», да и вообще за свои действия в рамках уклада армейской жизни и службы. «На мой взгляд, ставку делать надо на повышение уровня подготовленности сержантов и командиров взводов», — считает Юрий Балуевский. Категоричность начальника ГШ небезосновательна: в братской белорусской армии нет института священнослужителей, но в ходе выстраивания довольно эффективной дисциплинарной практики, воспитательной работы и повышения роли командиров различных уровней там меньше чем за 5 лет ту же дедовщину победили полностью. Но слова второго человека в Министерстве обороны, конечно, не значат, что он вообще против церковников в казармах. Но вместо того чтобы создавать в армии «представительства» различных конфессий, он предложил внедрять в нее принципы свободы вероисповедания и соблюдения религиозных обрядов.

ИХ В ВОЙСКАХ УЖЕ ДВЕ ТЫСЯЧИ

Сегодня, по данным Министерства обороны РФ, на постоянной основе в тех или иных местах постоянной дислокации войск работают около 2 тыс. священнослужителей. Патриарх Алексий II говорит, что сегодня священнослужители по совместительству работают в армии, «в горячих точках поддерживают морально, духовно наших воинов». Председатель синодального отдела по взаимодействию с Вооруженными Силами протоиерей Дмитрий Смирнов поясняет: «Они совершают богослужения. Исповедуют и причащают воинов, в том числе раненых. Они освящают военную технику, участвуют в церемониях военно-духовного содержания, например в церемонии принятия присяги. Они напутствуют воинов, проводят с ними беседы, лекции».

Но не только. Церковники-«армейцы», особенно бывшие офицеры, отчасти живут и «боевой жизнью войск». Тот же Смирнов, по его собственному признанию, любит пострелять и делает это довольно хорошо. Есть три богослужителя, которые не упускают возможности прыгнуть с парашютом. Известно также, что на территориях военных гарнизонов и даже в периметрах воинских частей, куда «посторонним вход запрещен», возводятся храмы (автору этих строк приходилось видеть не только православные, но и мусульманские, причем в одной из пограничных частей они возводились буквально в десятке метров друг от друга). Если же это район боевых действий, то в поле ставится «храмовая» палатка, над которой водружается крест, а внутри устанавливаются иконы. В установленные дни совершается богослужение. В прочие — у военнослужащих также есть возможность осуществлять религиозные отправления, общаться со священнослужителями.

Этим пока деятельность церкви в армии и ограничивается. То есть сейчас все священники занимаются работой в частях, только руководствуясь своим религиозным энтузиазмом. Командиры считают, что деятельность батюшек во вверенных им частях сказывается на военнослужащих благотворно. Однако здесь с Балуевским можно согласиться — пока никто не проводил исследования, скажем, а насколько именно уровень происшествий и преступлений в окормляемых служителями церкви полках, батальонах и ротах ниже, чем в тех подразделениях, где церковники не бывают. Среди заинтересованных сторон, выступающих экспертами, нет согласия и в том, что массовое появление «штатных» священников в войсках приведет к коренному перелому с состоянием воинской дисциплины в армии и если не к быстрому искоренению дедовщины, то к сведению ее к редким единичным случаям.

С созданием же предполагаемого штата в войсках, по мнению протоиерея Смирнова, появятся профессиональные священники-военные, которые будут заниматься только этим делом: «Войсковой священник будет целенаправленно трудиться над уменьшением числа побегов из армии, сокращением суицидов, смягчением проблем дедовщины, повышением морально-психологического климата в коллективе и заниматься нравственно-патриотическим воспитанием». В то же время Алексий II отмечает, что «мы не можем брать на себя функции армейских полицейских и мы не будем хватать за руку тех, кто занимается дедовщиной». По его убеждению, «присутствие священников в армии — это воспитательная работа». В качестве примера он привел случай на Балтийском флоте, когда «одна беседа со священником удержала человека от самоубийства».

Сколько деятелей церкви нужно, к примеру, на полк? Смирнов полагает, что в нынешних условиях, когда священников не хватает даже просто для приходов, на полк достаточно было бы и одного. То есть, по грубым арифметическим прикидкам (в нынешних полках в среднем не более полутора-двух тысяч человек, численность всей армии 1 млн. 200 тыс.), в войска могут прийти 600−800 батюшек. Но это только «на первом этапе». В феврале на одной из пресс-конференций с участием представителей Минобороны протоиерей заявил, что необходимо иметь не менее 3,5 тыс. священнослужителей.

И тут возникает уже кадровая проблема. Алексий II, говоря о том, что вопрос о введении института военных капелланов был инициирован не РПЦ, отметил, что «если такое решение будет принято, то нам потребуется время, чтобы подготовить кадры: только что мы вышли из кризиса, в котором находились приходы, не имея своих священнослужителей». В РПЦ, хотя и активно ратуют за введение института священников в армии, не предусматривают никаких мер для подготовки соответствующих кадров. В этом с сожалением признался протоиерей Смирнов. Он лишь вспомнил, что «в прошлом существовали семинарии для подготовки военных священников, и даже для флотских иеромонахов была специальная семинария».

В то же время РПЦ не предполагает, что военным священникам будут присваивать воинские звания. «Нам это совершенно не нужно», — объясняет председатель синодального отдела по взаимодействию с Вооруженными Силами. Но тут же указывает: «Однако священник должен быть приравнен к старшим офицерам, чтобы к нему было адекватное отношение в офицерском корпусе». По его же мнению, Министерство обороны РФ должно не только обеспечивать священников жильем, но и льготами: «Допустим, что священника в армии убьют. Какие льготы получит его вдова? Ведь они-то у нас многодетные. Надо, чтобы это было обязательно прописано в законе».

Во сколько обойдется введение института священнослужителей, тоже никто не прикидывал. Автор проекта «О военных священниках» главный военный прокуратур Александр Савенков, отвечая на вопрос о том, предусматривает ли его предложение увеличение финансирования из бюджета, сказал: «Я не думаю, что это большие деньги». Ответ же в отношении того, кто будет платить зарплату военным священникам, есть только у протоиерея Смирнова: «Предполагается, что финансировать институт духовенства будет Министерство обороны — мы же для них работать будем».

ОПЫТА — БЕРИ, НЕ ХОЧУ!

Известно, что в настоящее время богослужители действуют в армиях ряда стран Европы, Северной Америки, Азии (при этом далеко не во всех мусульманских странах имеются институты военных мулл и муфтиев). РПЦ использует в своей практике их опыт работы («И даже частично опыт Южной Кореи, где есть буддийское и христианское военное духовенство», — заметил протоиерей Смирнов в интервью интернет-изданию «Столетие.RU»). Из стран постсоветского пространства капелланы утвердились в странах Балтии и Армении.

Кстати, работой военных капелланов ВС Армении уже интересовались армейские воспитатели. Санкцию на изучение этого опыта непосредственно «с выездом на место», то есть в эту республику, по признанию заместителя начальника Главного управления воспитательной работы Вооруженных Сил РФ контр-адмирала Юрия Нуждина, дал сам начальник Генштаба. Но, как считают эксперты, вряд ли это самый удачный выбор: моноконфессиональная Армения находится, по сути, в состоянии войны с мусульманским Азербайджаном, обвиняющим ее в оккупации не принадлежащих ей земель, и не приходится гадать о характере работы военных представителей Армянской апостольской церкви по выработке боевого духа у солдат и офицеров. А в российской армии служит немало военнослужащих, исповедующих Коран…

http://www.vpk-news.ru/article.asp?pr_sign=archive.2006.133.articles.conception₀₂