 |
| Русский вестник | Николай Селищев | 19.04.2006 |
Напрасно спорить с подобными «специалистами». Вместо науки у них Маркс, Киссинджер или — сейчас это «архимодно» — Фрейд, с помощью которого они ищут те или иные «комплексы» у русских дореволюционных государственных деятелей. «Свобода слова» есть, но попробуй что скажи вопреки навязываемой «свободе»!
Сегодня вполне применимы слова нашего великого философа И. А. Ильина (1954 г. в эмиграции в Швейцарии): «В 19 веке никто не предвидел, что декорации демократии вдруг раздвинутся и что из-за них выступит тоталитарный поработитель… Демократия левела, левела до тех пор, пока не были угашены идеи духа, свободы, личности, совести субъекта права и гражданина, пока человек не был приравнен дрессируемому животному с применением голода, страха, соблазна и мучений… На свете существует и сплоченно работает демократическая инквизиция. И чем она настойчивее и активнее, тем больше жертв, мук и крови потребуется в будущем для того, чтобы люди отрезвились и образумились от этого демагогического угара» (И. А. Ильин. Собр. соч. Т. 2. Кн. 2, с. 242, 244, 193).
«Демократическая инквизиция» — разве не точное определение того, что происходит ныне? В отличие от инквизиции папской, нынешняя демократическая — не связана ни с каким вероисповеданием. В её рядах — полный интернационал. Трудно сказать, что её устраивает — она разношерстна по своему составу. Легче сказать, что и кто её не устраивает. Прежде всего, не устраивает русская православная империя и всякая память о ней. Во-вторых, не устраивает любое современное самостоятельное и сколько-нибудь цельное православное государство, будь то Сербия, Болгария, Украина, Приднестровье или, казалось бы, давно ставшая членом «свободной Европы» Греция.
Взглянем на жизнь «внутри Европы». Бывший депутат греческого парламента А. Синодину заявила в 1995 году: «Мы чувствуем распродажу и одну сверхвласть, которая правит — и она выше избранной власти… Мы живём в эпоху последнего обмана. Обмана власти» (цит. по: Н. Бугацос. Православный путь для политической власти, Афины, 2000, с. 70).
Когда шла «перестройка», мы надеялись на постепенный возврат на наш многовековой православный путь. Но свобода демократическая пошла по пути «дикого капитализма» и навязываемой лжи, антирусской и антиправославной. В 1989 году, когда собрался первый съезд народных депутатов СССР, всё уже было решено за нашей спиной. Ельцин, молчавший на съездах, успел, оказывается, в Париже повидаться с Э. Каррер д’Анкос (негласной советницей многих французских правительств) и «согласился, что конец Империи приблизился». Об этом она сказала в своём интервью в 2002 году журналу «Поинт». Американский дипломат С. Тэлботт прямо написал в книге «Билл и Борис. Записки о президентской дипломатии» (М., 2003) о причинах всплытия Ельцина на поверхность: «Но Москва обратила на него внимание благодаря не тому, что он построил, а тому, что сломал. В 1977 году брежневское Политбюро, стараясь стереть все напоминания о досоветском прошлом, приказало свердловским властям уничтожить Ипатьевский дом, где в 1918 году казнили последнего Русского Царя Николая 2 и его семью. Ельцин выполнил задание меньше, чем за сутки, и заработал себе череду повышений по службе» (с. 26).
Итак, пагубная «свобода», она же «демократическая инквизиция», как оказалось, роднит и устраивает и многих бывших коммунистов, и, главное, США. Американский закулисный стратег Киссинджер в книге «Дипломатия» (русский перевод: М., 1997) выразил свою ненависть к царской России, не подкреплённую какими-либо историческими доводами: «На протяжении всей своей драматической истории Россия, в отличие от всего остального западного мира, маршировала под ритм совершенно иного барабанщика. У неё никогда не было церковной автономии; она пропустила Реформацию, Просвещение, век великих географических открытий и создание современной рыночной экономики… А в России национализм исторически носит миссионерский и имперский характер. Психологи могут спорить, является ли причиной этому глубоко укоренившееся чувство неуверенности или природная агрессивность» (с. 744).
Вздорность Киссинджера очевидна — у нас никогда, якобы, не было «церковной автономии». Но разве Русь никогда не была митрополией Вселенского (Константинопольского) Патриархата, а митрополит Киевский и всея Руси не мирил наших князей, не проповедовал, сообразуясь с русскими условиями, часто без возможности постоянно сноситься с Царьградом? Разве в 1948 году мы не праздновали 500-летие автокефалии Русской Православной Церкви? Конечно, мы пропустили реформацию, но не потому, что мы ленивы или не сообразительны, а потому, что мы никогда не были частью папского мира, из которого и развился в 16 веке протестантизм. У нас «не было» никакого просвещения, и, очевидно, Киссинджеру трудно вообще понять, чем мы отличаемся от австралийских аборигенов или негров-готтентотов Южной Африки. Сибирь и Дальний Восток мы никогда не открывали, не осваивали, не доходили до Памира и Индии, до Антарктиды. Раз сказал Киссинджер, что «пропустили» мы «век великих географических открытий», то кто же в век «демократической инквизиции» осмелится спорить с нелепицами Киссинджера?
Упомянутый выше Тэлботт, специалист по Маяковскому и, следовательно, по «русскому вопросу», в своей книге «Билл и Борис» выражает не раз свою ненависть ко всему русскому, называя, например, императрицу Екатерину 2 «завоевательницей Ближнего Зарубежья» и восхищаясь Парижским миром 1856 года, «предотвратившим экспансию России в Юго-Восточную Европу и наложившим ограничения на российский Черноморский флот» (с. 236, 234).
Поскольку и в «свободной» России не услышишь слова в защиту старой православной России, приведу слова знаменитого греческого православного богослова Фёдора Зисиса (он принадлежит к той Церкви Греции, с которой Московский Патриархат находится в общении). Зисис — автор нескольких десятков трудов по богословию и церковной истории, сотен опубликованных статей по церковно-общественным вопросам.
В его обстоятельной книге «Границы Церкви. Экуменизм и папизм» (Фессалоники, 2004) есть глава под названием «Разрушили Православную Византию. Разлагают и Православную Россию»: «Если кто-либо изучит историю только 20-го века, то убедится, как уже показало историческое исследование, в ответственности Ватикана не только в навязывании нацизма в Европе, но и коммунизма в Православной России. Как Константинополь, Новый Рим, был гвоздём в глазах Старого Рима, и Старый Рим сделал всё, чтобы уничтожить Новый — либо действиями, либо умолчанием, — то же самое случилось с Православной Россией царей, со Святой Русью докоммунистических времён. Могущественная защитница православных народов, она являлась крепостной стеной безопасности, неприступной для «священных союзников» Запада, которые положили глаз на Восток по экономическим и культурным причинам».
И далее Зисис пишет о «сознании порабощенных греков в эпоху турецкого ига, которые ожидали, что придёт Московский Царь, чтобы они (греки) вновь взяли Святую Софию». Это греческое сознание «было поддержано значительными военными и политическими действиями России». «Могущественная православная Россия была противовесом домогательств Запада в разрешении «восточного вопроса».
Он же подчеркивает: «Коммунизм не был рождён в России, но был навязан России». Православные «почти исключительно были гражданами русского государства» — на них и обрушились гонения. Говоря об «истинных мучениках» и «реках крови», Зисис напоминает: «Если и существовала какая-либо страна, совершенно непригодная для распространения заразы и навязывания коммунизма, по причине глубоко земледельческого характера её экономики, — то это была Россия». Зисис приводит пример западноевропейских стран, как-то Франция и Германия с их многочисленным рабочим классом и развитой промышленностью. Этим странам было легче навязать коммунизм как политическую и общественную систему.
Вывод Зисиса должен заставить нас задуматься о многом, ведь закулисные стороны революции 1917 года до сих покрыты мраком: «Зачем, однако, будут страдать западные христиане, паписты и протестанты? Пусть страдают православные, пусть будет измождена и расслаблена Россия, чтобы она прекратила играть роль Великой Державы и защищать православных» (Ф. Зисис, с. 192−194).
Однажды об этом же проговорился униатский митрополит, польский граф и тайный «иезуит восточного обряда» Андрей Шептицкий, искусный заговорщик против царской России и впоследствии союзник Гитлера. На униатском съезде во Львове в 1935 году Шептицкий сказал: «Ещё 10−15 лет назад западные богословы и те, кто хоть немного занимался церковными вопросами, удивлялись нам, восточным католикам, как некоему экзотическому явлению, которое не имеет и не будет иметь большого значения в церкви».
Почему же произошел столь выгодный для униатов переворот? Шептицкий ответил: «Прежде всего падение царизма (обратим внимание, что у папистов и у коммунистического интернационала была даже общая лексика, включая слово «царизм»! — Н. С.). Пока существовал абсолютный царь, властелин 1/6 части света, большей половины Азии и Европы, до тех пор никто не мог надеяться на расширение унии». Эти слова униатского вожака мы находим в обличительном исследовании русского юриста-эмигранта К. Н. Николаева «Восточный обряд», жившего в новоиспеченной Речи Посполитой и ставшего очевидцем многих скрываемых ныне событий. Его книга была издана в Париже в 1948 году, переиздана под заголовком «Экспансия Рима в России» в Москве в 2005 году (с. 201 московского переиздания).
Великий православный святой ХХ века — архиепископ Иоанн (Максимович) Шанхайский и Сан-Францисский, стойкий иерарх РПЦЗ, противостоявший экуменизму и растворению русских православных эмигрантов в иноверной и безбожной среде Запада, написал труд «Происхождение закона о престолонаследии в России». Этот труд вышел в свет в Шанхае в 1936 году, когда в Китае жила многотысячная русская эмиграция, а власть делили между собой японцы и китайский диктатор Чан Кайши. О китайских коммунистах тогда мало кто знал. Потом, из-за ненависти китайского коммунистического диктатора Мао Цзедуна к русским, наша эмиграция покинула Китай. Кто вернулся в СССР, кто уехал ещё дальше — через Чили — в Австралию и Канаду.
В те тревожные годы Св. Иоанн (Максимович) пытался сплотить русскую православную паству, честно разобрать наше прошлое, извлечь уроки, необходимые для дальнейшего сопротивления. Касаясь дворцовых переворотов в царской России в 18 веке, Св. Иоанн видел корень несчастья в том, что Петр Великий не успел назначить себе преемника, издав в 1722 году Указ о праве монарха самому решать этот вопрос. Ранее всегда на Руси престол переходил по праву первородства. «Отмена этого порядка Указом 1722 года дала самые печальные результаты, воочию убедившие всех, что указ достиг как раз обратного тому, что хотелось законодателю». Издание императором Павлом 1 закона о престолонаследии стало по существу «последовательным проведением принципа наследования по первородству — того принципа, который твёрдо соблюдался с Иоанна Калиты до Петра Великого. Тогда только это не было формулировано или регламентировано каким-нибудь писаным законом и существовало по обычаю», — пишет Св. Иоанн.
Особое внимание он уделял вероисповеданию наших царей — православных не по одному лишь имени, но охранителей церковных законов, защитников святой веры, ревнителей церковного благоустройства и покровителей православных христиан даже в других государствах. «Поэтому, как метко отметил профессор церковного права Н. С. Суворов (1909), «принадлежность русского императора к какому-нибудь вероисповеданию, кроме православного, есть такая же невозможность, как принадлежность, например, римского папы к евангелическому исповеданию» (цит. по: «Русская идеология. Православие, самодержавие, народность», М., 2000, с. 357−359). Сразу поясню, что «евангелическое исповедание» — это разновидность протестантизма. Итак, можем ли мы себе представить, чтобы папа римский был протестант? Нет, это совершенно невозможно. Можем ли мы представить, чтобы Русский Император был неправославным? Нет, это тоже исключено. Поэтому Российская империя и была разрушена и ныне оклеветана как открытыми врагами, так и мнимыми друзьями.
Являясь, согласно Основному закону Российской империи, защитником православной веры, сам Государь Николай 2 был глубоко верующим человеком, с особым внутренним молитвенным настроем, о чем свидетельствуют его дневники, переписка с Государыней и воспоминания близких ему людей. Он постоянно заботился о церковно-приходских школах, улучшении жизни рядового духовенства, для которого было установлено обязательное государственное жалование, о строительстве новых храмов и открытии новых монастырей, преимущественно в отдаленных областях, которые стали интенсивно осваиваться с развитием отечественной индустрии. По личной инициативе Государя стало осуществляться государственное содействие возрождению древнерусского церковного искусства — иконописания, храмоздательства, церковного пения. Примером возрождения древнерусских обычаев и стиля может служить строительство в Царском Селе Феодоровского городка с Феодоровским собором. На государственном уровне стали предприниматься усилия по реставрации церковных памятников в древнерусских городах. При личном участии Государя были прославлены в лике святых патриарх Ермоген, святитель Питирим Тамбовский, святитель Иоасаф Белгородский, преподобный Серафим Саровский.
Царскую Россию представляют смешением религий, народов, связанных в невообразимый клубок под властью «равноудаленного» (как сейчас модно говорить) императора. То ли российского, то ли «евразийского». В век экуменизма и создания «мировой» лже-религии такие вымыслы очень удобны для глобалистов. Но империя — не цыганский табор и не кочевая орда. Любая империя основана одной нацией с её определенным вероисповеданием. Другие народы и вероисповедания допускаемы, терпимы или ограничены, но не равны.
Царскую Россию рисуют дикой, деспотичной, варварской, врагом цивилизации. В духе Киссинджера, Тэлботта и Совета Европы. Радиостанция «Свобода» постоянно рассуждает на тему о «рабском прошлом» царской России. Якобы крепостные крестьяне были «рабами», большинством в недемократической стране, а в США негры-рабы были меньшинством в «просвещённой, демократической стране». Будто бы, если бы поляков не изгнали из России в 1612 году, то они, как «более культурная нация», отменили крепостное право в России на 200 лет раньше, чем царское самодержавие. Естественно, «Свобода» не вспоминает ни о том, что мятежные каторжане и золотоискатели основали «американскую цивилизацию», ни о том, что польская знать вплоть до самого конца Речи Посполитой издевалась над русским православным крестьянством, даже заезжая в храмы на лошадях.
Есть и мнимо «православные», очерняющие царскую Россию. Один из них — профессор В. Тростников. По образованию он математик. Был близок к диссидентам. Сейчас записал себя в «православные философы и историки». Его охотно печатает газета «Аргументы и факты», выходящая огромным тиражом — 3 млн. экземпляров.
В «Аргументах и фактах» (v 48, 2005) Тростников напечатал очередную статью по русской истории. На этот раз — об Императоре Александре 1. Для видимости похваливая Александра 1 (1801−1825), Тростников пишет: «Вот какую страну получил в свои руки Александр: северный вариант латиноамериканской «банановой республики», где всё решает очередная хунта (выделено в тексте жирным шрифтом. — Н. С.)…В конце царствования Александра она (Россия) стала правовым государством».
Перед нами пример «православного» пересказа вымыслов Киссинджера или бывшего министра иностранных дел Германии Й. Фишера, публично посетовавшего в 2000 году, что в русской истории «практически не было традиций правового государства». Фишер, выступая на ежегодном собрании Германо-российского форума, выразил свою ненависть именно к царской России: «Тяжким бременем для России являются не только семь десятилетий коммунистического режима, но и многие сотни лет царского самодержавия» (журнал «Интернатионале Политик», v 2, 2000).
Теперь посмотрим, насколько грубы все эти подделки. Что такое «банановая республика»? Это не просто страна, где много земли отведено под плантации бананов, а вывоз бананов приносит основной доход. Это страна, где частные фирмы, будь то владельцы плантаций или нефтяных скважин, превращаются в «государство в государстве», полностью затеняя само официальное государство. От последнего остаётся флаг, гимн, президент, полиция, войско, но никакой самостоятельности — ни в чём. Разве царская Россия напоминала «банановую республику»? Разумеется, нет.
Да и называть царскую Россию 18 века «северным вариантом латиноамериканской «банановой республики», где всё решает очередная хунта», — нелепица ещё и потому, что в 18 веке не существовало никаких «банановых республик», ни как явления, ни как политического клише. Вся Латинская Америка (без португальской Бразилии), вся Центральная Америка, огромная часть теперешних США по север Калифорнии, Невада, Юта, Колорадо и Флорида — были безбрежными испанскими колониями. Католический испанский король имел наместников в Америке — четырёх вице-королей и пятерых генерал-капитанов. Границы внутри испанских колоний, между вице-королевствами и генерал-капитанствами не совпадали с границами между современными государствами Южной и Центральной Америки, к которым и применяется порой выражение «банановая республика». Да и названия испанских колоний часто не имели ничего общего с современными странами. Например, там, где ныне три больших государства — республики Панама, Колумбия и Венесуэла, — в 18 веке находилось испанское вице-королевство Новая Гранада. Т. е. 18 век — это век огромных монархий, а не эпоха смутных, сотрясаемых демократий и олигархических республик, в том числе и «банановых».
Пример подлинной «банановой республики» — республика Гондурас, расположенная в Центральной Америке на берегу Карибского моря. В 1876 году её президент Марко Аурелио Сото направил письмо нашему министру иностранных дел князю А. М. Горчакову с просьбой о признании Гондураса Российской империей. Горчаков, изучив вопрос, подал доклад императору Александру 2 о возможности признать Гондурас. Государь утвердил доклад, и царская Россия признала независимость Гондураса. Президент Сото — одна из немногих светлых личностей в кровавой истории Гондураса. Правовед и историк, он основал национальную библиотеку и типографию, построил госпиталь, привёл в порядок национальный архив и почту, завёл монетный двор. Но не сошёлся с американцами и умер в эмиграции в Париже в 1908 году.
В 1898—1906 гг. его преемники — генералы-президенты — приняли законы, разделившие самые плодородные земли на те, что будут проданы иностранцам, и те, что будут оставлены за государством. В 1899—1912 гг. разным американским дошлым «торговцам» нарезали целые поймы рек и лучшие угодья под плантации бананов. Каждый американский делец поддерживал своего генерала. Подложные выборы вели к кровавой смуте, и президент США посылал морскую пехоту или своего посланника — мирить кандидатов-генералов. Со временем возник режим «континуизмо» — когда никаких выборов вообще не проводилось, а правящий диктатор приглашал группу богачей, называл их «ассамблеей», и они продлевали ему полномочия.
Особенно этим отличился генерал Тибурсио Кариас, при котором Гондурас, не произведя ни одного выстрела, оказался в числе держав-победительниц на учредительной конференции ООН в Сан-Франциско в 1945 году. Позже Гондурасом долгие годы правил генерал Освальдо Лопес, сам назначивший себя президентом. Его сместили в 1975 году тотчас после критической статьи о нём в американской газете «Уолл-стрит джорнэл». Так каждый чих в Америке отзывался громким эхом в Гондурасе.
Гондурасская валюта — «лемпира» — обеспечивалась гарантиями правительства США. Гондурасские банкноты печатал частный американский банк «Атлантида». На протяжении почти полувека (1923−1970) численность гондурасской армии определялась конвенцией, подписанной в Вашингтоне. Коренное население — индейцы и метисы — полностью отстранены от власти, денег и влияния. Правящий слой, называемый «ладинос» (не «латинос»!), — европейского обличья. Но напрасно искать среди «ладинос» потомков испанской аристократии. Часто среди «ладинос» оказываются те, кто всегда приходит в любую страну вместе с американцами. Например, совсем недавно в 2002—2006 гг. президентом Гондураса был вовсе не местный уроженец, а банкир, родившийся в Панаме и получивший образование в США.
Теперь задумаемся — разве иностранные купеческие компании, работавшие в царской России, хоть раз стали «государством в государстве»? Разве хоть раз их флотилии бомбардировали Санкт-Петербург, требуя списать с них налоги? Разве иностранцам в России принадлежали земельные владения в тысячи и десятки тысяч гектаров, где бы они держали свои войска? Эти вопросы надо задавать, когда мнимо-«православные» философы, не зная истории, начинают чернить царскую Россию в угоду «свободному миру».
У нас при всём сословном строе не было отчуждения власти от народа, когда власть становится «чужой» в «своей стране», превращая страну всего лишь в «среду обитания», как сейчас модно говорить. И царская Россия никогда не была надсмотрщиком, выполнявшим иностранные приказы. Другое дело — свирепые диктатуры в «банановых республиках». Они свирепы лишь для коренных жителей. Это ли не по правилам английской Ост-Индской компании, властвовавшей в огромной Британской Индии (ныне — Индия, Пакистан и Бангладеш) от имени местных раджей?
Другое дело — царская Россия. Русская знать и русское купечество как сословия стали препятствием для космополитизма, почему их и объявили «как класс» «врагами народа» в 1917—1918 гг. В Англии, напротив, английская знать и английское купечество сами, без принуждения мирно обнялись с космополитизмом, стали родниться с «кем надо» — вот почему английские лорды и купцы оказались «частью давних традиций свободы Англии» в 18−20 веках. Это основное различие строя, духа страны надо понять, чтобы, идя по скользкому пути сравнения внешних форм государства, не придти к выводам, устраивающим закулису.
Иван Ильин писал в статьях «Мировая политика русских государей» (статья 2): «…между русскими Государями и русским народом существовала духовно-органическая связь. Эта связь прерывалась очень редко; и Государи, не умевшие установить её (Анна Иоанновна под влиянием Бирона, Иоанн Шестой по малолетству и Петр 3 по чужеземству), проходили в русской истории как тени. Иностранная кровь, вливавшаяся в русскую династию (в силу «равнородных» браков) — преодолевалась обычно уже в следующем поколении. Этому способствовали глубокие духовные обстояния. 1. Своеобразие русского духовного уклада, не совмещающегося с западноевропейским укладом и властно требующего ассимиляции. 2. Православная вера, вовлекающая в религию главное чувствилище человеческой души и не мирящаяся с формальной обрядностью и условным ханжеством. 3. Особливость русской государственной судьбы, трагической по самому своему существу: её надо понять трепетом сердца и принять совестью и волею…» (И. А. Ильин. Собр. соч. Т. 2. Кн. 1, с. 122 и сл.).
Вот почему Императрица Екатерина 2 стала настоящей русской Государыней, и её славному царствованию мы обязаны очень многим. Она любила Россию и русский народ и, всю жизнь работая над своим дальнейшим образованием, неустанно вникала во все дела, думая о пользе России. Когда современные болтуны говорят: «Екатерина 2 была немка», — это нелепица. Единая Германия возникла лишь в 1871 году, а Екатерина 2 скончалась в 1796 году. Ни один немец сегодня не любит вспоминать о Екатерине 2, это я знаю и по собственному опыту. Промолчат, сделают вид, что не слышали. Нас же ложно уверяют, что наши цари были «иностранцы», а те же многомиллионные «Аргументы и факты» любят высчитывать процент русской крови в доме Романовых.
Приведу один нагляднейший пример твёрдой русской политики Императрицы Екатерины 2. Пример, тщательно замалчиваемый, но имеющий прямое отношение к сегодняшнему дню.
После первого раздела Речи Посполитой в 1772 году, когда часть западнорусских земель была вырвана нашими войсками из-под латинского гнёта, Императрица решила по-своему решить и вопрос о тех папистах, что оказались в наших новых, продвинувшихся на запад, границах. Екатерина 2, не спросив папу римского Климента 14, издала Указ от 14 декабря 1772 года, определив порядок и условия существования римо-католического епископа в Российской империи. В п. 9-м Псковскому и Могилевскому губернаторам было велено: «крайнее наблюдение иметь, дабы католицкие и униатские епископы, каноники, приходские попы и всякого звания их духовные отнюдь не дерзали ни под каким видом ни тайно, ни явно преклонять и обращать Православных Нашего Греческого исповедания в другой закон». За преступления по совращению православных полагались «взыскания по законам». Папские буллы и любые предписания из Рима было велено отсылать прежде к Генерал-Губернатору Белорусскому, а от него в Сенат, в Санкт-Петербург, для рассмотрения. Папские предписания рассматривались Сенатом и только после сенатской цензуры, утверждаемой Императрицей, разрешались к применению в урезанном виде (чтобы они не противоречили русским законам).
В 1773 году, Указом от 22 ноября, Императрица сама, без ведома папы, назначила «епископа Белорусского католицких церквей» в России, определив на эту ею же учрежденную должность одного покорного нам папского епископа — Станислава Сестренцевича. Иезуитский историк Тейнер писал, что намерение Царицы подчинить католиков всех провинций, присоединенных к России, одному епископу, очень огорчило папу Климента 14. Папа считал, что «это злополучное начинание угрожает ниспровергнуть всё иерархическое устройство церкви (папской) в Литве». Папа пытался было жаловаться на Екатерину 2 австрийской католической императрице Марии-Терезии, но та отказалась хлопотать за папу, ответив: «Эта государыня (Екатерина 2. — Н. С.) обещает золотые горы, но затем, в действительности, она приказывает своим генералам и своим министрам всё противоположное тому, что она обещала». Императрица Екатерина умела на деле проявлять твёрдость, внешне создавая видимость доброжелательности по отношению к иностранным государствам.
А папство всегда было именно государством, занимавшим в 18 веке всю центральную и часть северной Италии, со своими портами, сельскими городками, казной, войском, полицией. Другие католические державы всегда вмешивались в дела папского государства. Паписты говорят, что папу римского, «наместника Бога на земле», «непогрешимого» властелина и «главу Церкви», на конклаве (собрании кардиналов) избирал и сейчас избирает якобы «Дух Святой». Однако в «информационный век» о мнимом «чуде» — избрании папы — мы знаем гораздо меньше, чем в старые времена. Сегодня давят на кардиналов исподволь. Раньше, на протяжении столетий, кроме тайного подкупа кардиналов, существовало и «право вето» (запрета) при выборах папы — право католических держав.
И часто Испания, Франция, Австрия этим правом запрета пользовались через своих послов в Риме — тоже кардиналов, присматривавших за папскими делами в интересах своего монарха. Многие папы были обязаны своему избранию лишь тем, что кандидатуры их соперников были отвергнуты монаршим «правом вето», а оставшиеся кандидаты, взаимно истощив друг друга, соглашались на малоизвестную личность, вдруг становившуюся «наместником Бога на земле» и «непогрешимым». Последний раз «право вето» применила Австрия при папских выборах 1903 года, т. е. век назад. Подобное произошло и при Екатерине 2.
В сентябре 1774 года внезапно умер папа Климент 14 (возможно, он был отравлен иезуитами из мести за то, что распустил их орден по требованию католических же монархов). Среди кардиналов начался разброд. Те, что были за иезуитов («зеланти» или «ревнители»), сговорились и решили избрать папой кардинала из старинного римского рода Колонна. Но в декабре 1774 года три посла-кардинала — Франции, Испании и королевства Неаполя (государства в южной Италии) — совместно заявили, что их монархи накладывают «вето» на избрание папой любого из братьев Колонна. Через два месяца интриг папой избрали зауряд-кардинала Браски, сначала сторонника партии Колонна, затем, после применения «вето», — переметнувшегося на сторону Франции. Браски, монах лишь для видимости, стал «непогрешимым понтификом» под именем Пия 6 на целых четверть века.
Царская Россия, страна вне Европы, никогда не вмешивалась в римские дрязги, но всегда — при Петре Великом, Екатерине 2, Николае 1, Александре 2, Св. Царе мученике Николае 2- не допускала вмешательства Рима в наши дела. В 1779 году Императрица Екатерина 2 запретила свободный въезд в Российскую империю духовенства латинского и униатского. Позже (в 1784 году) их въезд был дозволен лишь при жёстком условии — они должны принимать наше подданство и подчиняться нашим законам. В январе 1782 года Императрица постановила — епископу Сестренцевичу быть архиепископом римо-католического исповедания в Могилеве с подчинением ему всех католиков в России. Но с тем, чтобы ему «ни от кого более не получать указов, кроме от НАС и Сената НАШЕГО».
Пий 6 не захотел утверждать Сестренцевича в звании католического архиепископа. Тогда Екатерина 2 пригрозила папе суровыми мерами против католиков в России. И Пий 6 был вынужден уступить, сначала написав Императрице собственноручное письмо и вскоре издав акт о производстве Сестренцевича в архиепископы — 15 апреля 1783 года. Кстати говоря, этот акт был дан от имени «государя папы Пия 6»! Но даже акт папы был разрешен к публикации в России лишь в апреле 1784 года — только после рассмотрения нашим Сенатом и с разрешения Екатерины 2.
Теперь задумаемся — хороши ли были те времена и хороши ли нынешние? И для кого? Не напоминает ли сейчас «банановую республику» «демократическая Россия», превратившаяся в проходной двор для авантюристов и мошенников со всего света, в «газовую, нефтяную, никелевую, лесную республику»? Запад и нам уготовил судьбу истерзанной Югославии, о которой цинично сказал американский политик Р. Маннинг в «Вашингтон пост» (09.06.1994): «Речь идёт о том, чтобы превратить бывшую Югославию в ряд протекторатов и в то же время в провинцию».
Для этого нам и навязывают «открытость», «амнистию мигрантам», «свободу» любого порока и всех еретических сект. Например, ныне паписты никак не ограничены в прельщении даже наших детей, а указы папы, затрагивающие Россию, не подвергаются у нас цензуре. Любое возражение против произвола считается «вызовом цивилизации» со стороны «аборигенов». Нас пугают «мировым сообществом», хотя это почти те же державы, которым с успехом противостояла Екатерина 2.
В ноябре 2006 года исполнится 210 лет со дня её кончины. Я вовсе не хочу сказать, что в лице Екатерины 2 нам надо «сотворить себе кумира». Её заслугам надо воздать должное, но нужно вспомнить и об её горьких ошибках. Но говорить о них можно лишь непредвзято.
Пока же мы только обороняемся от потока безграмотной лжи, пытаясь напомнить те принципы политики царской России, которые глобалисты пытаются замолчать. Похоже, память царской России многим и поныне не даёт спать спокойно, раз царские времена так назойливо, систематически, с фанатичным упоением, пытаются втоптать в грязь.
