 |
| К IV Всезарубежному Собору | Протоиерей РПЦЗ Николай Артемов | 11.04.2006 |
Оба вопроса теснейшим образом связаны, поскольку миссия Зарубежной Церкви не только проповедь Православия в неправославной среде, но и та задача, которая вытекает из трагического разделения Русской Церкви. Призванием Зарубежной Церкви было сохранить те здоровые основы российского Православия, многие из которых в силу гонений оказалось крайне затруднительным сохранить в СССР. Изгнание, обнищание, жизнь на чужбине позволили, обратившись к духовному, ясно увидеть, чтО мы потеряли, осмыслить и оплакать российскую трагедию. Под руководством своих Первоиерархов, начиная с митрополитов Антония и Анастасия, Зарубежная Церковь развивала практику пастырского служения в новых, неведомых доселе условиях.
Другая часть Церкви, оставшаяся на родине, в это время проходила через пламя гонений, приобретая опыт свидетельства о Христе в ситуации самых масштабных в истории преследований христиан. Мы знаем, что разделение Церкви на две части порождало и дальнейшие разделения — уже внутри самих этих частей. Восстановление утраченного единства может стать не только слиянием того уникального опыта, который приобрела каждая из частей в разлуке, но и умирением многих других нестроений. И первым шагом к этому должен стать конец противостояния.
С этой целью были в 2004 г. созданы встречные Комиссии обеих сторон, которые вырабатывали для священноначалия предложения по упорядочению отношений между двумя частями Русской Церкви.
Архиерейский Собор Московского Патриархата одобрил работу комиссий, поручив своему Синоду вести дальнейшую работу и в результате «совершить каноническое деяние, коим будет восстановлено евхаристическое общение и единство» (Определение Архиерейского Собора РПЦ, 3−8 октября 2004 г.).
С нашей стороны предполагается обсуждение тех же вопросов на уровне Всезарубежного Собора (с участием представителей клира, монашествующих и мирян). Решение будет вынесено нашим Архиерейским Собором, который последует сразу по завершении Всезарубежного Собора.
Принятие канонического Акта обеими сторонами, не означает упразднения Русской Зарубежной Церкви. Как отмечает в своем обращении наш Первоиерарх, владыка Лавр, Русская Зарубежная Церковь сохранит свою самостоятельность. Это будет означать на практике, что сохранится ее имя и Устав (Положение о Русской Зарубежной Церкви), ее деление на епархии и их юридический статус. Архиереи будут по-прежнему избираться из нашей собственной среды, сохраняется наш Архиерейский Собор, а также порядок выборов Синода и, соответственно, Первоиерарха Русской Зарубежной Церкви. Избрание Митрополита утверждается Патриархом всея Руси на канонической основе, равно как и избрание епископов.
Но наших верующих волнует вопрос: а что если будет отказ в утверждении новоизбранного Первоиерарха? Утверждение канонически обусловлено, и следовательно, отказ должен быть канонически обоснован. Мыслимо ли, чтобы Русская Зарубежная Церковь нарушала каноны? В случае же произвола, таковой был бы у всех на виду. В свое время на произвол — на поступившее из Москвы запрещение в священнослужении — дал канонический ответ св. митрополит Кирилл (Смирнов) в 1930-м году, а также и митрополит Антоний (Храповицкий) в 1934 году за себя и за нашу иерархию. Что касается отказа утвердить избрание, то все это означало бы величайший церковный конфликт, который никому не нужен. Но если наступят, предположим, иные времена с очевидным попранием церковной свободы, придется так или иначе вновь временно отмежеваться, опять до лучших времен…
На сегодняшний день, однако, нет более чрезвычайного положения и отпали церковные причины нашего размежевания (см. ниже). Поэтому надо определяться согласно правилам, которые действуют во всей Православной Церкви. Согласно им глава Архиерейского Собора Русской Церкви, в который наши архиереи входят как малый Собор, подтверждает избрания от лица всего Собора. Иначе ведь и не мыслимо соборное участие в жизни всецелой Русской Церкви. По замыслу же, наши архиереи станут полноправными членами Архиерейского Собора Поместной Русской Церкви. Они будут в установленном порядке участвовать в заседаниях Синода Московского Патриархата. Московского представителя в нашем Соборе и Синоде не предвидится. Все решения, принятые в Москве Собором или Синодом, действуют у нас только с учетом нашего Устава (Положение) и нашего статуса самоуправляемой части Русской Церкви.
Такого рода самостоятельность для современной Русской Церкви уже достаточно опробованная практика. Так живут самостоятельные части единой Поместной Русской Церкви на Украине, в Белоруссии, Молдавии и Латвии. В Уставе Московского Патриархата рядом с ними может быть теперь записана и наша Церковь. Новая организация взаимоотношений в этом ключе не помешает сохранению наших особенностей и традиций, возникших за время нашего существования и часто связанных с особенностями стран нашего пребывания. Все это учтено и записано.
Данный канонический подход в принципе распространяется на все основные вопросы церковного порядка, но в зависимости от обстоятельств и местных условий иные решения в духе икономии возможны. Что касается евхаристического общения, то оно в самой своей основе исключает всякое принуждение: в Православной Церкви сослужение основано на личном приглашении. Конечно, здесь никто не властен требовать каких-то «прав», или действовать «через чью-то голову». Но полезно также видеть: открывается возможность полноценного, глубокого общения — реально увидеть церковную жизнь других, участвовать в ней и так вырастить взаимное понимание и доверие.
Выработанное комиссиями церковное устройство представляется не только нормальным для современной Церкви, но и верным духу Всероссийского Собора 1917−1918 гг. Именно тогда было принято решение объединить епархии восстановившей патриаршество Русской Церкви в самостоятельные митрополичьи округа — как в России, так и за ее пределами. Предполагалось, что каждый такой округ будет иметь самоуправление и собственные верховные органы — ежегодный Архиерейский Собор и Соборы «чрезвычайные» с участием клириков и мирян (Всероссийский Собор, Деяния 168−169, 18−19 сентября 1918 г.).
Реализовать это решение в Русской Церкви тогда в силу гонений так и не удалось. Это могло быть отчасти реализовано в условиях свободы от гонений, в которых находилась Русская Зарубежная Церковь, строившая, как известно, свою деятельность согласно Постановлению Высшего Церковного Управления под председательством Патриарха Тихона (N 362, 20 ноября 1920 г.), основанному на вышеупомянутом соборном решении. Наши епархии всегда существовали в духе подобной самостоятельности (и даже митрополичьи округа существовали в Русской Зарубежной Церкви в течение 15 лет, и упразднились только в силу сложностей, возникших в церковной жизни после войны).
Как соборное решение 1918 года, так и вытекающее из него Постановление N 362 предполагают не только широкую самостоятельность частей Русской Церкви, но и их соборное единство. В наши дни установить общение с Московским Патриархатом в духе этой соборности представляется возможным. Иначе говоря, так будут исполняться заветы отцов.
Однако длительная отделенность частей Русской Церкви друг от друга — специфика церковной жизни в СССР, и с другой стороны особенности жизни Церкви в изгнании — и долгая невозможность нормального церковного общения воздвигают целый ряд препятствий на этом пути.
Крайние, непримиримые позиции существовали в обеих частях разделенной Русской Церкви. В силу давления, оказываемого на Московский Патриархат властями, таковые высказывались его представителями и официально. Это происходило в русле тогдашней церковной политики. Но реально добрая воля к единению сохранялась здесь даже в самые страшные годы. Что касается Зарубежной Церкви, то отдельные лица или круги хотя и высказывались так по отношению к МП, никогда это, однако, не принималось соборно, и, следовательно, не было официальной позицией. В сущности, магистральной для Русской Зарубежной Церкви всегда была точка зрения, совпадающая с подходом трех российских архиереев, митрополитов Агафангела (Преображенского), Кирилла (Смирнова) и Петра (Полянского), названных Св. Патриархом Тихоном в качестве кандидатов в Местоблюстители патриаршего престола. Все трое, оставаясь в России, ясно выражали неприятие действий митрополита Сергия, однако при этом сохраняли видение единства и целостности Русской Церкви и избегали шагов, которые могли бы усугубить внутренние разделения. Эта их позиция — здоровая основа для нынешнего сближения. Очевидно, и Московскому Патриархату она не чужда, поскольку все три названных архиерея им канонизированы.
Вопрос о необходимости прославления Новомучеников и Исповедников Российских, так долго бывший препятствием к сближению, снят с повестки дня Московским Архиерейским Собором 2000 г., где был прославлен весь их сонм.
Тот же Собор принципиально решил и долго стоявший между нами вопрос об отношении Православной Церкви к светской власти. Опубликованная в условиях гонений на Церковь в России «Декларация лояльности» (1927 г.) и вытекающая из нее политика, оправдывала безбожную власть и допускала отступление от велений христианской совести в угоду этой власти («сергианство»). Важно отметить, что отказ от этой ложной позиции был провозглашен на уровне Архиерейского Собора Московского Патриархата, явившись, тем самым, выражением церковной воли на самом высоком уровне.
Как в самой России, так и за рубежом есть разные точки зрения на деяния митрополита, а затем Патриарха Сергия. Только в своей полноте Русская Церковь будет иметь возможность соборно осмыслить и дать духовную оценку этому трагическому и сложному периоду российской истории. Безусловно, для этого потребуется серьезная научная работа. Но сам вопрос о «Декларации» нельзя более считать препятствием к каноническому общению.
Утратил свою остроту и вопрос об экуменизме. Экуменическая «теория ветвей», которую наша Церковь анафематствует вместе с другими ересями в день Торжества Православия, никогда не принималась Московским Патриархатом. Попыткам практиковать совместные моления с инославными положен конец. Московский Патриархат выразил четкие православные принципы на том же Соборе 2000 г. («Принципы отношения к инославию» и приложение: «Участие в международных христианских организациях»). Этими принципами руководствуются представители Московского Патриархата в международных организациях. Не лишено оснований высказываемое в России убеждение, что каноническое общение с Русской Зарубежной Церковью будет влиять на внутреннюю жизнь Русской Церкви, сдерживая либеральные тенденции и усиляя традиционные позиции.
В отношении имущественных споров, возникавших между Московским Патриархатом и Русской Зарубежной Церковью, позиции определены «Актом о каноническом общении»: должен быть сохранен статус кво, т. е. имущество Русской Зарубежной Церкви, принадлежащее ей на момент начала переговоров (2004 г.), остается в ее ведении. Судебные же дела имущественного характера решено прекратить.
В дальнейшем вопросы, возникающие в ходе церковной хозяйственной деятельности, должны решаться в духе братской любви.
Это касается и болезненного для нас вопроса о церковном имуществе на Святой Земле. Достигнуты договоренности о совместном присутствии монашествующих обеих частей Русской Церкви на церковном участке в Иерихоне; ими сейчас совместно используется храм. Кроме того, Московский Патриархат в одностороннем порядке предоставил клирикам Русской Зарубежной Церкви право служения в принадлежащих ему храмах на всей территории Святой Земли. Это касается как паломников, так и представителей нашей Духовной Миссии и уже практикуется.
Нельзя не отметить, что имущественно-правовые отношения на Святой Земле имеют сложную специфику. Очевидно, что обретя единство, Русская Церковь могла бы делать больше для сохранения православных святынь на территориях Израиля и Палестины.
Очень болезненным для обеих сторон остается и вопрос о параллельных церковных структурах. В России в свое время возникла катакомбная Церковь. Митрополит Кирилл Казанский (Смирнов), фактически возглавивший эту оппозицию митрополиту Сергию, не оспаривал благодатности легальной церковной структуры, но считал что в данных условиях параллельная организация несогласных допустима. Русская Зарубежная Церковь знала о его точке зрения и разделяла ее, с катакомбными христианами была связь. В продолжение этих установок в начале 90 г. показалось возможным принять российские общины, желавшие войти в состав нашей Церкви. Тем временем ситуация в России, и, в частности, в Московском Патриархате, начала нормализоваться. На этом фоне принятие нами российских общин отозвалось не только естественным недоумением, но и возмущением в России. Все это усугубило противостояние.
С другой стороны, и Московская Патриархия создавала параллельные структуры в странах рассеяния, где уже исторически присутствовала Русская Зарубежная Церковь. (Этот процесс начался еще в послевоенные годы, когда советская власть позволила Церкви, хотя и в узких пределах, действовать за рубежом). Это тоже обостряло конфликтное восприятие друг друга. Безусловно, острый вопрос параллельных структур не может быть решен одним росчерком пера. Он еще требует вдумчивой, трезвой и спокойной работы по упорядочению канонического положения, с учетом интересов всех участников процесса. Этот вопрос затрагивает судьбы многих людей.
Именно о пастырской осмотрительности, о бережном отношении друг к другу идет речь в документах ставших результатом совместной работы комиссий.
Возвращаясь к вопросу о смысле существования Русской Зарубежной Церкви, о ее служении в современных условиях, надо подчеркнуть, что ее миссия не только не завершена, но приобретает новое измерение, ибо может ныне осуществиться во всей полноте через общение с церковной Россией.
