 |
| Комсомольская правда | Дарья Асламова | 23.03.2006 |
Краткое содержание предыдущей части. Даша прилетает в Бейрут, чтобы взять интервью у руководителей «Хезболла». Но ей не просто отказывают — довольно грубо намекают на то, что ей хорошо бы убраться из страны подобру-поздорову. Выяснилось: журналиста «КП» принимают здесь за израильского шпиона. Но вместо того чтобы уехать, Даша отважно пробирается в христианский городок Захле, расположенный прямо в центре долины Бекаа, населенной мусульманами.
Боевики на «Лексусах»
В Баальбеке не пьют ничего крепче кофе и крепят традиционную семью, в Захле любят арак (анисовую водку), вечеринки и флирт с женщинами. В Баальбеке ненавидят Израиль, в Захле множество мужчин среднего возраста проходило специальную подготовку в израильских тренировочных лагерях.— Что тут скрывать? Мы, христиане, не любим мусульман, как и они нас, — говорит мэр города Захле Асад Згиб. — Тут много исторических причин и, конечно, пятнадцатилетняя гражданская война. Ненависть — сильное чувство. Ненависть сделала Израиль могучим государством и создала единую нацию евреев. Но нам ненависть не поможет. Мы, ливанцы, одна нация с разными религиозными убеждениями, и нам придется искать компромисс, договариваться друг с другом, чтобы государство не развалилось на куски.
В Бекаа нет мужчин, не умеющих держать в руках оружие. И мусульмане, и христиане — отличные стрелки.
— Для нас автомат, как для тебя сережки в ушах, — объясняет солидный сорокапятилетний бизнесмен-христианин Николас. — Сколько у меня оружия дома? Немного. М-16, «калашников» и ящик гранат (24 штуки). Как минимум бой выдержу, пока не подойдет подкрепление. Мы же в окружении. С одной стороны «Хезболла», которую кормит Иран, под боком палестинцы на содержании Сирии, а в суннитских деревнях появились бородачи «Аль-Каиды». Полный букет.
Палестинские военные лагеря, головная боль ливанского правительства, находятся в Бекаа уже лет 25. Это банды головорезов, сидящих в горах, покуривающих гашиш и постреливающих в ливанских полицейских, если те осмеливаются им досаждать. В один из таких лагерей у деревни Кусая я решила проникнуть вместе с местными жителями — христианами Джозефом и Сами.
Ход их мыслей прост: «А если стрельнут?» «Да не стрельнут, — с жаром убеждаю я. — Ну не такие уж они дураки, чтобы стрелять в машину с местными номерами». Сами прячут мои документы и камеру в тайник внутри машины. «Если что, скажем, что кофе заехали попить, — подмигивает он. — У нас там есть пара знакомых, иногда спускаются с гор».
Едва заметная колея круто идет вверх, и я чувствую, как напрягается наша машина. «Боевикам хорошо, у них „Лексусы“, — ворчит Джозеф. — А вот если мы застрянем, никто не вытащит». За поворотом мы видим огромный каменный резервуар с мутной дождевой водой. «Вот тебе и бассейн, — смеется Джозеф. — Только без фильтра».
Из-за плеч гор уже видна Сирия. «Эта дорога для нелегалов, — объясняет Сами. — Боевики уходят туда за зарплатой или на лечение. В Дамаске у них семьи». Горы — природная, естественная крепость, там, где горы, всегда что-нибудь нечисто. Эта красная земля создана для нападений и коротких стычек, коварных ловушек и внезапных исчезновений.
Очередной поворот, и мы внезапно оказываемся в лагере. Из укрытий с автоматами Калашникова в руках к нам бегут… дети. Самому младшему на вид лет одиннадцать, я вижу его сердитое лицо с грязными щечками. Самому старшему лет семнадцать. Тинейджеры окружают машину, и я с трудом подавляю материнское желание строго спросить: «Почему вы не в школе?» Джозеф ведет какие-то переговоры, выясняет, что его знакомых в лагере нет, ушли в Дамаск.
Нам приходится немедленно уезжать. «Дети! — ворчит по дороге Джозеф. — Эти дети родились с автоматами Калашникова в руках. Они решительны и беспощадны. Взрослый еще медлит, а вот ребенок стреляет не задумываясь».
Русские, вернитесь!
Жоржу, учителю французского, христианину-марониту, за сорок. Он больший француз, чем сами французы, хоть и родился в долине Бекаа. «Я много путешествовал, долго жил во Франции, но приходит время, когда надо возвращаться домой. Я ясно вижу, как мы наивны, когда пытаемся создать единую нацию из людей разных религий. В начале века Ливан был христианским государством, сейчас нас всего 37 процентов. Уже давно существует исламская НАЦИЯ, не признающая государственных границ и национальных интересов, так называемая умма. Пророк Мухаммед пропагандировал образ жизни братьев. Чем-то это схоже с марксизмом. Это представление об идеальном обществе, неприятие сильных мира сего, всеобщее равенство. Ты родилась в Советском Союзе, ты поймешь. Марксизм отвергал национальное государство во имя единства пролетариата всех стран: „Пролетарии всех стран, соединяйтесь!“ Исламисты тоже ломают границы между странами во имя единства ислама. И Ливан в этом очень показателен. Все экстремистские организации, несмотря на внутренние противоречия и ссоры, выступают единым фронтом, если дело касается борьбы с Израилем или с западной христианской цивилизацией».В этой дружбе мне пришлось убедиться, когда я пришла на встречу с ХАМАС. Наше такси тщательно обыскали строгие охранники, днище машины проверили с помощью зеркала на предмет взрывчатки. Когда я попросила разрешения сфотографироваться с колоритными охранниками, хамасовцы застенчиво объяснили, что разрешение надо спрашивать не у них, а у «Хезболла», которая охраняет их «по дружбе».
Представитель ХАМАС доктор Али Бараки — приятный молодой мужчина с мягкими манерами, но жесткими политическими взглядами:
— От нас требуют признать Израиль. Это как-то странно. Все равно что требовать от жертвы, чтобы она признала убийцу. Наши условия просты: Израиль должен освободить оккупированные территории и вернуться к границам 1967 года, выпустить всех заложников и разрешить возвращение пяти миллионов палестинских беженцев. Тогда будем говорить о признании Израиля.
— Евросоюз и Америка отказали вам в помощи. Где вы теперь деньги будете брать?
— Да найдем мы деньги. Нам поможет мусульманский мир, уже есть предложения. А угроза прекратить финансовую помощь — это наказание палестинского народа за демократию.
— Вам не нравится, когда ХАМАС называют террористической организацией, но во время ваших спецопераций гибло мирное население. Что же это, если не террор?
— Послушайте, есть оккупация. Все мировые законы разрешают оказывать сопротивление. Вспомните де Голля во времена немецкой оккупации, вспомните собственную историю, когда русские боролись с фашистами всеми доступными средствами. Почему-то никто не возмущается, когда во время спецопераций Израиля гибнут палестинские дети и старики. Почему мы не можем отвечать тем же?
— В Ливане находятся 400 тысяч палестинцев, нередко создающих проблемы в стране. Вам не кажется, что Ливан устал от своего почти сорокалетнего гостеприимства?
— Что значит устал? — несколько обиделся доктор Бараки. — Мы не по своей воле оказались здесь. Все должны нам помогать. Палестинцы — всеобщая арабская проблема.
— Я имею в виду вопрос разоружения. Ливанское правительство настаивает на том, чтобы палестинцы сдали оружие.
— В 1990 году мы сдали серьезное оружие и что за это получили? Ничего. Сейчас нам опять говорят: «Отдайте оружие», — а мы в ответ: «Мы готовы на это пойти, но давайте решать общие проблемы палестинцев: разрешение на работу, условия жизни, права беженцев». Мы не хотим остаться безоружными, чтобы нас просто выгнали отсюда.
О России доктор Бараки говорит с надеждой:
— Россия — огромное государство, имеет право вето в ООН, не подчиняется США. Раньше русские играли огромную роль на ближневосточной арене, и нас это устраивало. Мы хотим, чтобы они вернулись.
Чеченский вопрос доктор Бараки называет внутренним делом России:
— Но мы готовы в этом оказать помощь и выступить посредником между российским правительством и чеченцами.
— Каким образом вы можете помочь? У вас есть контакты с Чечней?
— Никаких контактов нет, — заверяет доктор Бараки. — Но мы можем использовать наш авторитет в мусульманском мире, чтобы оказать вам содействие". (Интересное и вполне прозрачное предложение. — Авт.)
Чтобы встретиться с еще одним живописным представителем боевого интернационала мистером Абу Рушди, одним из лидеров Народного Фронта Организации Освобождения Палестины — Главное Командование (НФОП — ГК), мне пришлось ехать в Бурж-эль-Бражни, лагерь палестинских беженцев. Страшное и грустное место. Бараки, узкие улочки, похожие на сточные канавы, дети, играющие в грязи.
К мистеру Абу Рушди я пришла во время обеда. На столе лепешки, куски мяса, рис. «Садись! — немедленно предложил он. — У нас, арабов, гость — это святое. Мой дом — твой дом. Сначала ешь, потом говори».
Пока мы едим, я рассматриваю любезного хозяина. Мистеру Абу Рушди явно палец в рот не клади. У него внешность отпетого головореза и хриплый, прокуренный голос, от которого мурашки по коже. Он заканчивает обед, со вкусом затягивается сигаретой «Голуаз» и рассказывает мне об истории и подвигах организации НФОП — ГК, которую Евросоюз и США признают террористической, об угонах самолетов и боевых операциях. Основная платформа Главного Командования: никаких теоретических дискуссий и бессильной болтовни интеллектуалов, только вооруженная борьба с Израилем. Хватит молоть языком, надо действовать. Организация набирает бойцов среди молодых, бедных, необразованных и сердитых.
— Наш первый лозунг: не важно, куда попадают наши снаряды, важно, где наши ноги, — говорит Абу Рушди. — Израильтяне больше боятся партизан внутри страны, чем просто выстрелов или взрывов.
— Но Израиль ушел из Ливана, с кем же вы сейчас воюете? Ваши люди сидят в горах, в лагерях, вооруженные до зубов. Им там не скучно?
— Надо всегда быть готовым к войне, не выпускать оружие из рук. Пока над нами летают израильские самолеты, нельзя расслабляться. Надо каждый день тренироваться, изучать военные технологии, осваивать новое оружие. Все очень быстро меняется.
— Вы не хотите идти в политику. Как же вы можете влиять на ситуацию?
— Через своих союзников, через «Хезболла», через палестинские организации. Мы все поддерживаем контакты друг с другом".
Для Абу Рушди Россия — новый друг: «Вы теперь наши друзья, раз пригласили ХАМАС в Москву». Потом вздыхает и говорит: «Только вот зачем Советский Союз выпустил столько евреев в Израиль?»
Эпилог
Из всей этой ливанской мешанины людей и оружия неожиданный вывод сделал мой водитель, мусульманин-суннит, аполитичный и светский парень: «Слушай, я люблю сидеть ночью в барах или танцевать, люблю выпить хорошее виски, я не хочу жениться, мне плевать на политику и религию, и я не виноват, что мои родители — традиционные сунниты. Мне не нравится, что мир приходится делить на христиан и мусульман, на своих и чужих. Но рано или поздно мне придется делать выбор и становиться КЕМ-ТО». «Значит, ты станешь мусульманином, будешь молиться пять раз в день, женишься по приказу родителей и воспитаешь своих детей в религиозном духе? Но почему?» — «Потому что я должен вернуться к СВОИМ».P. S. Автор выражает глубокую признательность посольству Российской Федерации в Ливане и лично господину Владимиру Черепанову.
