Альфа и Омега | Священник Алексий Уминский | 20.03.2006 |
Как всегда в каждой своей главе авва Дорофей настоятельно предлагает самый главный метод духовной жизни — приобретение навыка. И здесь он говорит, что если человек хочет научиться добродетели, то прежде всего в нем должен появиться навык.
Навык бывает как к доброму, так и ко злому; это действительно ключевое слово. И когда мы говорим с детьми о духовной жизни, о возможности преодолеть страсти, мы должны чаще о нем напоминать.
Навык — это когда человек что-то себе берет за правило и как некое правило постоянно исполняет. Это понятие потом очень поможет нам в разговоре о правиле молитвенном. Когда мы с детьми заканчиваем говорить о поучениях аввы Дорофея, мы переходим к разговору о молитве и сталкиваемся с проблемой исполнения молитвенного правила, которое для подростка часто является камнем преткновения, и того, что подросток перестает причащаться и вообще что-либо упорядоченно делать в духовной жизни.
Если кто в начале духовного пути совершенствуется в добрых навыках, то, продолжая подвизаться, он мало-помалу преуспевает и потом спокойно, как бы для себя естественно, укрепляется в добродетели, — вообще-то и вся эта глава посвящена добродетели; как мы знаем, во многих книгах по аскетике рисуется такая схема — страсть и добродетель. И преподобный Иоанн Лествичник в своей знаменитой «Лествице» тоже говорит, что всякой страсти противопоставляет добродетель, чтобы эту страсть в себе искоренить. И действительно, у каждой страсти есть своя противоположность — добродетель. Давайте подумаем, что такое добродетель, что значит стяжать добродетель?
— Делать добро.
Отец Алексий: А разве мы с вами не делаем добра?
— Это не единожды что-то сделать, а постоянно.
Отец Алексий: Вот действительно, это качество постоянное. Добродетельный человек всегда одинаков. Если человек милосерден, он всегда милосерден; если целомудрен, он всегда целомудрен; если он смиренный, то всегда смиренный; если добрый, то добр всегда; если честный, то честен каждую минуту своей жизни.
Добродетель — это то, что делает человека постоянным, незыблемым. А наши качества каковы? Мы в добром всегда… непостоянны. Мы стремимся к доброму, мы желаем доброго, мы считаем себя добрыми, часто — умными, добродетельными, не злыми, — какими угодно, потому что эти качества нам нравятся и мы стремимся им соответствовать. Но признак отсутствия добродетели — это отсутствие постоянства. Если человек не стяжал себе добродетели, то он никогда не удержится в этой добродетели при искушениях. Добродетель ему будет лишь даваться как некая возможность себя проявить, а потом, как с какой-то высоты, на которую взлетел неожиданно и в порыве, так же преспокойненько и спуститься. Наша жизнь, к сожалению, в большой степени именно такова, что добродетель для нас скорее внезапность и случайность, а не характер нашего существа, не способ нашего существования. А достигается добродетель только путем приобретения навыков.
Авва Дорофей приводит совершенно замечательный пример из своего детства, рассказывает, что ему поначалу с трудом давались науки. И это — пример, когда плохой ученик не просто становится хорошим учеником, но и приобретает в этом навыке такую жажду познания, которая в нем становится добродетелью, то есть качеством постоянным, без которого человек не живет. И это состояние навыка, благой привычки, наверное, можно назвать добродетелью. Это привычка делать добро. Это замечательная привычка, без которой человек не может обойтись, он о ней забыть не может, потому что она действует уже помимо него. Добродетель перерастает в человеке в качество, которое действует в нем сверх его воли, сверх его сознания, становится некоей двигательной силой его души. Сначала он делает доброе дело, а потом начинает его оценивать.
К величайшему сожалению, по такому же принципу в человеке действует и страсть, таков же путь приобретения пороков и страстей, которые от малого навыка становятся в человеке господствующими, полностью забирают его волю, и человек уже не владеет собой, — эти страсти действуют помимо его воли, помимо его рассудка, помимо его желания, полностью владеют им.
Авва Дорофей говорит, что люди по устроению души делятся на три типа. Первое устроение души — когда человек действует по страсти, второе — когда он находится в борьбе со своими страстями, и третье — когда человек искореняет в себе страсть, побеждает ее.
Когда авва Дорофей рассуждает о том, как же человек впадает в страсть, как зло начинает действовать в человеке, он снова говорит о природе зла, о том, что зло само по себе не имеет самостоятельной природы, не может существовать автономно, не обладает собственным бытием, потому что всякое зло есть уклонение от добродетели, болезнь души, которая лишилась естественного для себя состояния, потому что естественное состояние для человека — это вообще-то добродетель. Стоит порассуждать на эту тему, о том, что же мы делаем, когда мы делаем добрые дела.
На самом деле Господь так сотворил человека, что для него добродетель является самым ему присущим, самым естественным его состоянием. И поэтому когда человек дышит воздухом или пьет воду, или ест хлеб, то есть делает естественные для своего тела движения, он вряд ли будет каким-то образом оценивать, хорошо это или плохо, правильно он делает или неправильно. Добродетель — это тоже естественное состояние, только для человеческой души. Человек, который лишается своего естественного состояния добродетели, пребывает в состоянии неестественном. Зло совершенно неестественно для человека; зло является мукой, и всякий грех как проявление зла тоже является мукой.
Здесь возникает вопрос о том, что же мучает грешника в аду. Так вот грех, который является мукой, — это и есть та мука, которая мучает грешника в аду. Это та страсть, через которую человек фактически соединяется с адом. Тот недуг души, то искажение и та противоестественность его состояния, через которое он не может пройти в рай, потому что все, что неестественно искривлено, должно быть выпрямлено и уврачевано покаянием. Если этого не сделано, то просто нет возможности прикоснуться к истине. Но так как зло не имеет собственного бытия, так как по сути своей оно лишено абсолютной силы, то, конечно же, у человека, который естественным образом призван к добру, который естественным образом сотворен добродетельным по своему состоянию, всегда есть достаточно сил, чтобы победить в себе зло.
Зло не может победить человека, не в состоянии, оно само по себе бессильно, не властно над человеком, потому что не имеет онтологического бытия. Зло никто не сотворял; оно явилось как следствие недуга человеческой души, и поэтому-то добро в человеке естественно, а зло неестественно, поэтому добро в человеке обязано побеждать зло, если человек к этому прилагает усилия. Не может быть такого состояния, когда человек не может победить зла в самом себе, — и это изначально. Человек никак не может себя оправдать в этом смысле, не может утверждать, что он не в состоянии с собой справиться. В каждом человеке так много собственной силы и каждому столько дается помощи Божией, что возможно преодолеть любой грех.
Когда мы впадаем в отчаяние от мелких грехов, с которыми не можем справиться, важно это вспомнить, собраться с мыслями и начать некий свой путь, понять, а какая же страсть в нас сейчас господствует, нас побеждает, как называется этот недуг души, какой диагноз могли бы мы себе поставить. Ну, через исповедь, конечно. А потом подумать, какая добродетель противостоит этой болезни и как нам начать путь победы над самим собой.
Когда мы беседуем об этом с детьми и раскрываем, что же такое страсти, что значит быть в состоянии борьбы со страстями, чтобы искоренить страсть, мы с ними подходим к такому упражнению: каждый учащийся должен составить план, маршрут духовный, двигаясь по которому человек мало-помалу через приобретение малого навыка добродетели может победить какую-нибудь страсть. Мы с вами сегодня тоже попробуем сами для себя разработать такие примеры.
Ну, вот, что такое — человек действует по страсти? Наверное, тут все понятно: это когда человек постоянно удовлетворяет свои страсти, постоянно себя оправдывает, когда он не кается и не укоряет себя в том, что совершает какие-то поступки. Обычно это бывают мелкие вещи; человек не сразу может войти в состояние губительных адских страстей, как в романах Достоевского. Обычно нас одолевают мелкие страсти, скажем, гневливость и раздражительность.
В чем проявляется состояние человека, который гневается или раздражается? Когда его кто-то обидит, он не просто разгневается на человека, но потом долгое время ходит, вспоминая диалог, думает, что же еще должен был ему сказать, потом начинает думать, что бы он мог ему сделать, как это сделать и все остальное время действует по страсти и эти страсти внутри себя удовлетворяет. Это значит, что гнев в человеке обратился в навык, потому что человек ничего не сделал для того, чтобы себя самоукорить, чтобы найти возможность что-то противопоставить этому своему движению. Мучительно это? — Мучительно. Тяжело это? — Это очень тяжело, потому что грех мучает человека.
Авва Дорофей говорит очень страшную вещь: всякая страсть, как бы мала она ни была и ни казалась, принадлежит аду. Это значит, что коль скоро мы уже сейчас себя каким-то образом приучили к какой-то страсти, — этим уголком нашей души мы уже в аду. Это уже ад, и мы уже принадлежим ему этой частью. И ничего тут не возразишь, — это уже так. Авва пишет: это значит, что зло обратилось в навык, ибо оно непременно принадлежит муке, потому что всякий грех, исполняемый на деле, принадлежит аду. Хотя бы такой человек и захотел покаяться, он не может один по страсти это преодолеть, если не получит помощи от некоторых святых. Это как раз то состояние нашего навыка во зле, привычки страстей, с которыми мы не боремся, в которых мы себя оправдали. Это вот состояние ада. И только когда человек это поймет и испугается, когда человек по-настоящему захочет от этого избавиться, в нем может родиться та первая ступень страха Божия, о которой мы с вами говорили, — когда человек начинает бояться адских мук. Потому что реальное ощущение того, что страсть человека принадлежит аду, что от ада моя собственная гневливость, моя собственная постоянная раздражительность, что я постоянно всех упрекаю и всеми распоряжаюсь, и никак не могу и не хочу от этого избавиться, и это определяет мой жизненный путь, — если в какой-то момент я осознаю это для себя, то и слава Богу; тогда, может быть, страх Божий поможет мне с этим бороться.
И тут человек входит во второе устроение своей души, которое называется борьбой со страстями. В этом состоянии, я надеюсь, находится большинство христиан. Когда человек хотя и действует по страсти, но знает, что это в нем действует страсть, а он внутренне ей противостоит, пытается с ней внутри себя бороться, то эта страсть выходит наружу, и человек потом побеждает ее покаянием. Иногда эта страсть наружу не выходит, но человек несет в себе страшные следы этой борьбы, часто — поражений или душевных ран. И эта борьба — настоящий путь к добродетели. Человек еще не добродетелен, он еще не стал хорошим, но тем не менее само состояние внутренней борьбы, противостояния страстям изводит его из ада.
И это состояние, бывает, проявляется таким образом, что он и гневается, и обижает других, но потом скорбит и мирится, и признает свою вину. И так может продолжаться долго, но тем не менее в этом состоянии человек уже осознал страшную угрозу ада, которая над ним нависла, и иногда уже получает в своей борьбе благодатные утешения от Бога, которые дают ему силы продолжать свою борьбу, вести духовную брань. Как мы видим, это состояние каким-то образом созвучно второй ступени страха Божия, когда мы называемся наемниками, работниками и трудниками, которые работают поденно за плату.
И третье состояние — когда человек искоренил в себе страсти, когда он живет одной только добродетелью. Это можно сопоставить с третьим состоянием души, когда человек усыновляется Отцу. Авва Дорофей приводит такой пример: если представить, что идет духовная брань, летят стрелы, так те, кто подставляется под стрелы, то есть действует по страсти, сами втыкают стрелы врага в свое сердце. Те, кто борется со страстями, умеют исторгнуть те стрелы, которые ранее вонзились, из своего сердца. А те, кто победил страсти, направляют стрелы в своего врага, побеждают и поражают его. Это состояние добродетели, и ему нет конца, оно уходит в бесконечность.
Давайте подумаем, как бы нам найти путь от страсти к добродетели через состояние малого навыка. Возьмите какой-нибудь пример страсти и давайте от нее постепенно пройдем этот путь, чтобы знать, какие пути человек должен в своей жизни преодолеть, и преодолевать их обязательно. Потому что понятно, что, скажем, есть смирение, а есть гордыня, но путь между ними, эта амплитуда, равен бесконечности. Давайте найдем маленький мостик, через который мы можем немножечко отодвинуться от одного полюса и приблизиться к другому. Не хотите ли немножечко поразмыслить?
— Вот пример: женщина сделала столько добра, муж ее пил, трое детей, но что бы ее ни попросили люди, она всем помогала: кому обои, кому врача… Очень добрый человек. Болела всевозможными болезнями, и врачи ей даже не ставили диагноз. Она ушла в мир иной. Отец пил, отказался от детей. Остался юноша и две девочки-близнецы. Юноша прожил после матери года два-три, был убит, остались две девочки на попечении ее сестры. Вот добродетель до гроба.
Отец Алексий: Но как мы можем судить о человеке, которого не знаем?
— Нет, я хотела спросить, о страсти заниматься чужими делами, о той мере, в какой это следует делать. Человек всем все подавал, на все отзывался, — надо же какую-то меру знать.
Отец Алексий: Вы знаете, мы не вправе судить и давать оценки какой-то чужой жизни.
— Я пример привела, когда люди занимаются чужими делами.
Отец Алексий: Кто вам дал такое зрение, чтобы называть это страстью? Что значит — страсть делать добро? А почему человек, который делает добро, обязательно должен получать воздаяние видимым образом? Почему его делание добра должно приносить необходимый видимый плод в изменении его житейской ситуации, во влиянии на алкоголика-мужа, на судьбу несчастных детей?
— То есть это не пристрастие?
Отец Алексий: А я не знаю. Просто я не думаю, что мы в принципе должны иметь на этот счет какое-то суждение. Господь нам нигде ни в одном Своем писании не давал схем, по которым мы бы определяли, как человек живет, правильно или неправильно. Человек — это тайна, загадка.
— То есть, это возможно?
Отец Алексий: Еще раз хочу вам сказать, что я не вправе решать подобные вопросы. Не знаю я, не могу ничего сказать о чужой жизни. Но страстями мы все-таки называем не внешние проявления нашей жизни, а внутренние, которые становятся источниками для внешних проявлений. Поэтому попробуем справиться, скажем, с ленью.
Когда мы говорим о лени, она обычно явна в одном, неявна во многом. Потом она обязательно проявится и в другом, если стала страстью… Человек, скажем, всегда ленится делать одно и то же. У детей это очевидно, дети ленятся делать домашнее задание и т. д. Для подростков разговор о лени, о лжи очень актуален. Для многих детей такие вещи, как лень или постоянное опаздывание в школу, или невыполнение обещания, неверность в своем слове действительно обращаются в навык. Тогда человек уже не думает о том, что он делает, а это и есть страсть, — когда он не думает, что согрешил, не замечает, что делает что-то не то; для него это проходит совершенно незамеченным, и только потом он постигает внутри себя плоды этого, а понять, откуда это, он может не сразу. Конечно, дети правильно говорят, что сначала надо себе в этом признаться. Действительно, надо увидеть то, что это принадлежит аду, иначе не испугаешься, а будешь думать, что это, конечно плохо, но не настолько, чтобы с этим бороться, и что есть много более приятных вещей, чем борьба с какими-то страстями. Дети говорят о том, что прежде всего надо поставить себе диагноз, увидеть и осознать себя в этом состоянии как в состоянии страсти. Следующим шагом человек должен искренне в этом раскаяться. А потом я предлагаю детям каждый раз, когда они говорят об этом, начинать свой путь с такой фразы: «надо взять себе за правило…» что? Например, что надо взять за правило ленивому человеку? — Ту малую добродетель, которую ленивый человек может понести. Помните, я как-то рассказывал вам про одного послушника, которого старец послал на поле выдирать сорняки, а тот спал, спал, — все сорняками заросло. И старец ему сказал, чтобы выдирал сорняки на место своей постели. Тот взял себе за правило это малое добро превратить в себе в навык. И каждый человек может найти по своим силам то малое, что он в своем состоянии лени должен взять за правило. И действительно, ребенок может взять себе за правило твердо и всерьез, как послушание своему духовнику, своей собственной совести начать выполнять домашнее задание. Это будет первый шаг. А что еще могут сделать дети, которые постоянно живут в состоянии лени?
— Посуду мыть. Убраться. Выполнять какую-то работу дома.
Отец Алексий: Правильно. Взять себе за правило выполнять какое-то определенное домашнее послушание. А третий шаг? Чего еще не делают ленивые дети, которые не выполняют домашнее задание и не помогают родителям дома?
— Ленятся правило читать.
Отец Алексий: Такие дети обычно не читают ни утренних, ни вечерних правил. Третьим шагом будет взять себе за правило выполнять посильное молитвенное правило, но постоянно. А потом взять себе за правило ходить каждое воскресенье на Литургию. Взять себе за правило регулярно причащаться. И потом человек, который постепенно берет себе такие шаги за правило, прибавляет на каждом этапе нечто большее, которое уже к правилу даже и не относится, которое стало потребностью его души. Таким образом мало-помалу с помощью Божией ребенок преодолевает в себе страсть, которая называется ленью, и приобретает добродетель хоть малого, но трудолюбия. Главное, не впадать в отчаяние при неудаче. Мы с детьми много раз обсуждали, что такое отчаяние и как с ним бороться. Выстраивали они и путь борьбы с празднословием. Я предлагаю каждому из вас к следующей нашей встрече выбрать какую-нибудь страсть и разработать маршрут к добродетели через слова «надо взять себе за правило», чтобы это было поэтапно от малого и до великого, чтобы была такая духовная дидактика. Эта схема и нам самим во многом будет помогать, а потом она будет помогать нашим ученикам, которым мы дадим в руки такой маленький инструментик для осознания всех этих вещей. Но главное, чтобы они потом сами учились это исполнять.
А сейчас я готов отвечать на ваши вопросы.
— Как быть с подростком, которому тринадцать и у него проблема с подготовкой к причастию: он не читает все, что положено?
Отец Алексий: Во-первых я не понимаю, почему он должен читать все. Вот вы все читаете?
— Читаю.
Отец Алексий: И часы? Нет? Уж надо и часы читать тогда. Акафисты все читаете?
— Нет, каноны читаю и последование.
Отец Алексий: И повечерие читаете? Нет? Но это значит, что вы не читаете все, что нужно.
— Там написано: три канона…
Отец Алексий: В одной книжке так написано, а в другой написано и про чтение часов…
— Тогда можно и вообще ничего не читать.
Отец Алексий: Можно. Потому что само правило не является условием для причастия.
— И для ребенка?
Отец Алексий: Тем более для ребенка. Если молитвенное правило является препятствием для причащения ребенка, значит, это молитвенное правило вредное, а не полезное. Святитель Игнатий Брянчанинов говорит, что не человек для правила, а правило для человека. И надо подумать, какое правило будет для этого маленького человека полезно.
— Но это зависит от священника. Один считает, что без этого нельзя допускать к причастию.
Отец Алексий: Всегда существуют две позиции. Что поделаешь? Но, понимаете, существует еще Церковь, которая живет жизнью в Духе, а не по закону, не по букве. А с какого момента тогда надо начинать читать полное правило? С семи лет, когда ребенок начинает читать?
— В одной книге так и написано, что с семилетнего возраста ребенок должен вычитывать все правило.
Отец Алексий: В какой книге написано?
— В каком-то молитвослове, сейчас не помню. С другой стороны, наверное, ребенку не нужно так говорить, что не нужно читать вообще, а выборочно.
Отец Алексий: Это, по-моему, разумно. Не надо быть каким-то богословом, чтобы понять, что ребенок не может прочитать три канона, одиннадцать молитв, правило к причастию и еще поститься пять дней.
— Но что же делать из-за такого отношения батюшки?
Отец Алексий: Да при чем здесь батюшка?
— А он спрашивает и отправляет.
Отец Алексий: Значит, не ходите к такому батюшке, вот и все.
— Мы так и стараемся.
Отец Алексий: Вот и правильно. Значит, вы поняли, как надо поступать, чего же вы спрашиваете. Иначе он и не будет причащаться и молиться не будет. Если человек не молится, а твердит какую-то непонятную белиберду, и ему говорят, что это молитва, то тогда он будет считать, что его все время обманывают. И зачем люди ходят в Церковь и молятся Богу, ему будет непонятно.
— А как ребенку объяснить, что надо приобретать навык к хорошему, когда у него есть родители, которые прививают ему навык плохого, и в то же время не осудить родителей?
Отец Алексий: Тут такая ситуация. Если ребенок сам это понимает, то чего ему тогда объяснять, чтобы не осуждать родителей? Надо просто научить его молиться за родителей. Если ребенок этого не понимает, а родители поступают плохо, объяснить ему это очень трудно, поверьте мне. Тогда у ребенка должен быть какой-то высший авторитет, который выше авторитета его родителей. Только в таком случае это можно каким-то образом объяснить ребенку. Но тогда несомненно будет внутренний конфликт ребенка с родителями, и этого не избежать.
[1] Отец Алексий Уминский беседует с прихожанами и с учениками гимназии Братства святого равноапостольного князя Владимира.
«Альфа и Омега», N 38
Опубликовано на сайте Православие и современность
http://www.eparhia-saratov.ru/txts/journal/articles/01church/113.html