 |
| Нескучный сад | Татьяна Косик | 14.03.2006 |
Помяните Папу Римского
Почти в каждом отделении есть палата, куда определяют бездомных бродяг. Как правило, она становится самой обтрепанной и убогой. На тумбочках не видно гостинцев, только пустой стакан, да засохший кусок больничного хлеба.В одной из таких палат в отделении хирургии больницы N53 уже несколько месяцев находится Алексей Горшков. За время лежания он успел обрасти бородой, сам рыжеватый, скуластый. Рассказывает о своей жизни с философским спокойствием: «в аккурат под Новый год привезли меня на скорой. Я совсем уж было помирал — слабый, упал в лужу и ноги отморозил, но повезло — выполз на дорогу к автобусной остановке, а тут молодежь меня заметила, а сейчас же у всех сотовые телефоны, вот и вызвали скорую помощь».
Читаем в истории болезни: «доставлен в состоянии алкогольного опьянения». Об этом многие стараются умолчать.
Ситуация у него невеселая — паспорт давно потерян, прописка в Москве хоть и сохранилась, но отец отказался его пустить домой. Сам о себе говорит: «надоело пьянство это, уже хочется покою, в дом инвалидов бы мне».
Для того, чтобы оформить инвалидность и отправить его в дом инвалидов — нужен паспорт. С пропиской в центр социальной адаптации не берут. Куда его, на улицу?
Социальный работник Анна Климова поехала хлопотать о нем в департамент социальной защиты, и там, к счастью, дали добро на отправку Горшкова в Филимонки. Алексей переживает, как он будет ходить на костылях — одна нога ампутирована до колена, вторая пол-стопы. Очень слабый, от напряжения, когда стоит на костылях весь дрожит. Перед дорогой ему надавали фруктов, булочку. Он все оставляет своим соседям, говоря: помяните отца.
Спрашиваем: какого отца?
— Да Папу Римского.
На дороге много всего лежит
Алексей Старостин пешком шел из Орла в Москву, крепко простудился. Теперь попал в терапию. Весь мокрый от слабости, но в глазах некий горячечный блеск. На засаленной бечевке висит красный пластмассовый крест. Откуда? На дороге нашел. Там много всего лежит, и вещи хорошие прямо в мешках выбрасывают. Это из машины не видно, а так все найти можно. А что ел? Снег кушал оттого и весь простыл. Зачем шел? А справку получить, что работал на заводе. Паспорт есть? Нет, отняли в милиции. Разве Господь велел паспорта давать?У нас попросил только одежду, да обувь — уж износилась.
Будешь у церкви сидеть и покалеченную ножку показывать
Катя из Подмосковья. Невысокая, стройная девушка. Острижена наголо, под глазом синяк. Голос хриплый. В больницу попала с обморожением пальцев: «На улице, то снег, то оттепель, а валенки, что у меня были намокают. Спали мы в одном домике, где холодно, вот нога у меня стала болеть. Ребята вызвали скорую и меня сюда привезли». Здесь Кате ампутировали пальцы на одной стопе.Рассказывает, что жила в Подмосковье, но мать умерла, с отцом отношения не сложились. Ушла жить к парню, но тот погиб. Когда вернулась домой, оказалось, что квартира продана, отец уехал неизвестно куда. С тех пор живет на улице, как она говорит: «с ребятами». Рассказывает про то как отец ее обманул — голос дрожит, слезы в глазах. Соседки говорят, что приходили ребята к ней в больницу, но такие пьяные, что пришлось их выпроваживать.
Катя мечтает восстановить паспорт и устроится на работу: «Мне одна женщина обещала из ларька у метро, где мы снег убирали».
С жителями Подмосковья самые сложные возникают ситуации — в центры социальной адаптации Москвы их не принимают, а у Московской области нет своих центров. Ездить хлопотать за Катю с получением паспорта, проблематично. Сама она вроде бы передвигается, но бюрократическая волокита ей предстоит длительная. Так как никаких документов нет, то придется, как объяснили в паспортном столе, получать дубликат свидетельства о рождении, а затем уже с ним начинать восстанавливать паспорт. На все это нужно несколько месяцев, а за воротами больницы ее ждет привычная среда, откуда так трудно вырваться. Соседки по палате жалеют Катю, одна из них пожилая женщина горячо вступается: «Помогите ей, а то будет у церкви сидеть и покалеченную ножку свою разбинтовывать, да показывать». Лечащий врач жалеет Свету и оставляет ее еще подлечиться, но обнаружили сифилис и отправили в диспансер.
Мы успели только снабдить ее вещами. Куда она дальше отправится?
Ваш папа умер в пятницу
В ординаторской сообщили, что поступил новый больной. Тяжелый. Евгений уже в годах, рассказывает, что поменял квартиру в Москве, на Клин, а Клин на Тулу и живет бродягой давно. Есть у него сын, но он «презирает отца, за такой образ жизни». Очень тяжелый запах от Евгения и сестра, отчитывая его за неряшливость, обтирает спиртом. А через несколько дней, сообщили, что у Евгения рак… Может надо позвонить сыну? Поискали и нашли телефон, но дома все никого не было. И думалось, что еще успеется. Когда в очередной раз спросила про него у врачей- сказали: «Уже отдал Богу душу». Вот и не успелось. Пытаюсь дозвониться в очередной раз. Что сказать… Ваш папа умер в пятницу? Как-то ни разу не приходилось сообщать о смерти родственников. В один из дней, наконец, трубку берут и на мое сообщение слышу в ответ растерянное и нелепое «спасибо».У меня икона есть — от всяких бед
Из бедных регионов и людей больше в больнице. Из ближнего зарубежья — Украина. Россия — жители Ивановской и Владимирской областей — приезжают, пытаются устроиться на работу. Чаще всего на стройку, там их и обсчитывают и обкрадывают. Один из таких бедолаг Игорь Широков. Попал в отделение терапии с сильной простудой. Приехал в Москву и пытался найти работ — ничего не получилось: паспорт украли, оказался на улице. Что-то настолько в его облике располагающее к себе — обстоятельный, спокойный. Говорит, окая. В отделении всем старается помочь. Засобирался домой — бомжевать не по мне, — говорит. Среди вещей, которые удалось сохранить бережет иконочку. На вопрос, что за иконочка с глубокой уверенностью отвечает: «От всех бед помогает». «Так вы в Бога верите?» — «Часто в церковь не хожу, но доверяю».Помогаем сделать фотографии на паспорт, отправляем на электричке. Его провожает все отделение, в дорогу собрали продукты.
Москвичи хорошие — сердечные люди
Виктор Алексеевич Чайкин — ампутация пальцев обеих стоп, паспорта нет, родом из Омска. Просится на родину восстанавливать документы. Отправляем по железной дороге. Говорит, что впервые в жизни едет на пассажирском поезде. «А так, все на столыпинских!» 22 года в тюрьме провел и всем рассказывает не без удальства. И соседке на автобусной остановке, и мне.Родителей не помнит — в детском доме воспитывался. А там на выживание. «Но я и там самый авторитетный был. Кому скажу, укради велосипед — украдет, потому, что я приказал. Ну, а потом по тюрьмам… Я Бога принял на зоне и Новый Завет несколько раз перечел. В последний раз когда вышел, не хотел больше такой жизни. В Москву поехал электричками из Омска. В Переделкино у храма милостыню просил. Вот у нас на зоне москвичей не любили почему-то. А я теперь скажу, что москвичи хорошие — сердечные люди. Один раз много насобирал, угостил малолеток, напоил. А они потом деньги у меня забрали, меня в речку бросили. Думали, что утону. А я выкарбкался на берег, только ноги обморозил. Потом в больницу попал с обморожением, там последний фильм про Христа показывали „Страсти Христовы“! Вот так фильм! Мы еле упросили медсестру чтобы досмотреть, а то он поздно начался. Как Он шел и Крест нес, уронил его…»
Молился Богу об одном, — чтобы весна теплая была
Крепкий пожилой мужчина Анатолий Александрович Добров оказался в отделении хирургии несколько дней назад. Невысокий, глаза карие, с цыганщиной. Рассказывает о себе, что родился в Москве, но очень рано сел в тюрьму, а в Москву потом не пустили, мать умерла, квартиры лишился. И просидел в тюрьме лет тридцать. За, что не спрашиваю. Да только сейчас вышел он из тюрьмы и почувствовал, что надо хлопотать о квартире, что есть такой закон, чтобы права на жилье восстанавливать. И приехал он в центр социальной адаптации Люблино, поселился, но тут… «встретилась девка. И закрутилось». Ушел он из центра, да и не появлялся там дней десять. А правила такие, что взяли его и отчислили. А там ведь ему и паспорт оформлять взялись, восстанавливать. Как оказался он на улице, так и намаялся — без документов работать нигде не устроишься, либо всем надо платить. Спать приходилось на лестничных клетках, а там и побьют, и выгонят, и милицию вызовут. «Молился Богу об одном — чтобы весна теплая была!», говорит.И очень ему хочется обратно в Люблино, а уж он бы там жил потихоньку и не пил бы совсем. «Пить надо бросать! — решительно говорит, — раньше то столько не пили, вот и молодежь сейчас на зоне не та — пьют много!»
Позвонили в Люблино, там и не против принять его, говорят, что просто ушел, а это сурово не наказывается. И как обрадовался Анатолий Александрович, приодели мы его и поехали в центр обратно устроили.
Их никто не ждет и не ищет
Дедушку Воробьева Ивана Владимировича привезли в больницу на скорой. Очень ветхий, худой старичок — в чем только душа держится. Только и помнит, что как зовут и дату рождения. Ему уже за восемьдесят, белая длинная борода, из одежды на нем только памперс. Так и лежит, похожий на индийского йога. Память улетела вместе с прожитыми годами. Глубокий склероз. А может дедушка вышел на улицу, да заблудился и теперь его ищут везде, гадали мы. Помогли в департаменте социальной защиты, нашли адрес и телефон. Звоним, но напрасно — никто не отвечает. Сообщили данные и заведующему отделением Павлу Николаевичу, он отправил запрос в милицию. Скоро стало известно, что живет старик вместе с сыном-алкоголиком, который не заботится о нем. Дедушка часто ночует на лестничной клетке. Весь грязный и голодный. Как же горько за старика! Сердобольные женщины в отделении кормят его с ложечки, угощают фруктами. А родной сын даже не позаботился заявить в милицию, что пропал отец. Только через полтора месяца совместными усилиями удалось заставить сына забрать старика. А что его дальше ждет? Позвонили в местное отделение социальной защиты, сообщили о ситуации, — там обещали наведываться по этому адресу.Всю жизнь на улице
Остриженная наголо, отросшие грязные ногти, обломанные по краям, на ноге глубокая язва до кости. Говорит, что натерла сапогом. Лечащий врач сообщил, что здесь нужна ампутация. Надежда Николаевна Мазикова 50 -ти лет рассказывает, что живет в Тамбовской области — там и корова есть, и речка. А приехала на похороны отца, да вся обгорела, вот и по больницам. Просит одежду потеплее — очень замерзла и голова мерзнет. Женских вещей не очень много в запасе, приношу пуловер, вязаный берет. Тут же начинает прихорашиваться: «А как я в берете? Идет мне? А то не носила никогда».Вообще женщины, чуть придут в себя, сразу начинают прихорашиваться. Соседки по палате им помогают, приносят вещи. С какой-то легкостью многое оставляют — еще наживу.
Напоследок Надежда Николаевна просила позвонить дочке, которая живет в Москве. По телефону мне ответила молодая женщина с усталым голосом :"Опять она в Москве! Сколько же раз мы отправляли ее в деревню, с продуктами, с вещами, возвращается обратно и начинает бродить. Всю жизнь провела она на улице, я в интернате выросла. Но мы обязательно придем, мать ведь".
Надежда Николаевна, не смотря на свой неухоженный вид вызывает симпатию — голос мягкий, глаза полны слез. Очень, говорит, голодала, последние несколько дней. А тут и люди какие добрые, поесть ей принесли. И в Бога она верит. Подарили ей иконочку опять стала плакать. И что удивительно, в ту палату, где она лежала вместе с двумя старушками пришел священник пособоровать и причастить одну из них, и Надежду Николаевну тоже пособоровали и причастили.
Недавно поймала себя на том, что внимательно всматриваюсь в лица бродяг у метро, — ищу знакомые лица.
http://www.nsad.ru/index.php?issue=19§ion=10 004&article=402
