 |
| Правая.Ru | Михаил Тюренков | 09.03.2006 |
Православные люди, включая и именитых богословов, и выдающихся архиереев, и даже прославленных святых не застрахованы от вероучительных ошибок, особенно, в тех вопросах, на которые мы не можем найти прямые ответы в Священном Писании и Предании Православной Церкви. Так, святые отцы Семи Вселенских Соборов навряд ли могли себе представить то, что тысячелетие спустя православные люди будут рубить, жечь и вешать друг друга, исходя лишь из того, что их братья придерживаются иных богослужебных чинов. Сомневаюсь и в том, что первые христиане-катакомбники могли допустить такое глумление над Кровью и Плотью Христовыми, как практика насильственного Причащения уклонившегося от общины. Увы, все эти факты, их же несть числа, имели место в течение прошедших трёх с половиной веков Великого Раскола, насильственного и ничем не обоснованного разделения внутри Русской Церкви, раздора, не исцелённого и по сей день.
В течение прошедших столетий Церковь постепенно признала неправоту своих иерархов середины XVII века, по «недоброму разумению» наложивших клятвы на старые обряды и придерживающихся их. Ещё патриарх Никон, ставший в глазах многих старообрядцев чуть ли «предотечей антихристовым», разрешил одному из главных противников церковных реформ протопопу Иоанну (в иночестве Григорию) Неронову, вернувшемуся в общение со всей полнотой Русской Церкви, совершать богослужение по старопечатным книгам. Сам же Никон, уже после отречения от Патриаршества, благословлял печать в типографии своего Иверского монастыря Часословов, в которых присутствовала и сугубая аллилуия, и древнерусский вариант Символа Веры. В течение XVIII века Синодальная Церковь совершила достаточно серьёзную эволюцию отношений к старообрядцам. Так, если в первой половине столетия гонения на людей, уклоняющихся от церковного общения с православными, придерживающимися реформированных богослужебных чинов, достигла своего трагического апогея, то во второй половине того же века (особенно, в годы царствования Екатерины II и Павла I) ситуация существенно изменилась. Именно в этот период сначала де-факто, а затем и де-юре оформилось Единоверие — соединение значительной части старообрядцев со всей полнотой церковной при условии сохранения за ними права на богослужебные и бытовые особенности, от которых (на мой взгляд, к вящему прискорбию) отошло к тому времени абсолютное большинство православных.
К сожалению, исторические обстоятельства 1800 года (год официального учреждения Единоверия) не позволили полностью восстановить церковное единство. Увы, знаменитые «Пункты» митрополита Платона (Левшина) во многом ограничили эту возможность. Так, старообрядцы просили, чтобы Синод снял клятвы на двуперстное крестное знамение, но замечаниями митрополита Платона констатировалось, что клятвы-де «положены праведно». Старообрядцы просили единения с Церковью при безусловном сохранении старых обрядов, но митрополит Платон оставил им обряды лишь на время, «на том надеянии», что со временем, оставив старый обряд, присоединившиеся примут новый. Всё это только ещё больше обособило наиболее упорствующих старообрядцев, особенно на фоне более чем толерантного отношения Синодальной Церкви к католикам и протестантам.
Тем не менее, в XIX веке Единоверие как феномен состоялось. Думается, не стоит объяснять, что по причинам значительной условности учреждения оного, абсолютного единства и однородности в единоверческой среде наблюдать не приходилось. Наряду с людьми, искренне стремящимися к уврачеванию раскола, были и те, кто записывался в Единоверие исключительно из прагматических побуждений (единоверцы обладали значительно более широкими правами, нежели остальные старообрядцы), по сути, оставаясь далёким от идеи церковного единства. Иные лелеяли надежду, что-либо новообрядческие архиереи признают свою неправоту и обратятся к древлеправославным богослужебным чинам, либо помогут старообрядцам основать автокефальную Всестарообрядческую Церковь. Некоторые же, напротив, не дорожили старым обрядом, подобно владыке Платону полагая, что Единоверие — лишь миссионерский приём, способный со временем обратить старообрядцев в «единственно правильное» Православие. И если сегодня категория «единоверцев-прагматиков» исключена в силу равноправия (или даже «равнобезправия») всех православных перед веком мiра сего, то «единоверцы-автокефалисты» и «единоверцы-миссионеры», вроде бы, существуют. Во всяком случае, логика упомянутой в начале заметки «Александра Клеонова» именно такова.
Итак, вновь обратимся к истории Единоверия, только теперь уже применительно к материалу, размещённому «альтернативноправославным» порталом «Кредо.Ру». Автор, утверждающий, что является потомственным единоверцем, по сути, настаивает на том, что только «единоверцы-автокефалисты» являются «исконно-посконными». Во всяком случае, в отличие от «младоединоверцев» (к числу которых отнесён автор сих строк), следующих-де худшим традициям «единоверцев-миссионеров». На время согласимся с логикой «Александра Клеонова» в целях того, чтобы наглядно показать, что «единоверие» последнего не только не является традиционным, но даже далеко отстоит от своего наиболее радикального направления, условно именуемого нами «автокефалистским». В данном течении наиболее показательной является, пожалуй, трагическая судьба единоверческого священника Иоанна Верховского, чей жизненный путь и основные идеи имеет смысл изложить хотя бы пунктирно.
И.Т. Верховский родился в 1818 году (один с год с императором Александром II Освободителем) в семье Тимофея Верховского, в недалёком будущем — выдающегося единоверческого протоиерея. Окончив Саратовское духовное училище и Пермскую духовную семинарию, о. Иоанн был рукоположен в иерейский сан и назначен настоятелем одного из столичных единоверческих храмов. Несмотря на выдающиеся таланты историка и публициста, отношения Верховского с духовной консисторией не складывались: так, в 1859 году он безуспешно пытался вернуть в свой храм, изъятый оттуда и переданный в Исаакиевский собор образ Тихвинской иконы Пресвятой Богородицы, сугубо почитаемый единоверцами. Совершенно справедливо критикуя уже упомянутые нами «Пункты» митрополита Платона (Левшина) и выступая за учреждение единоверческого епископата, отец Иоанн пришёл к достаточно радикальным и во многом утопическим суждениям. В 1864 году он явился одним из авторов проекта переустройства Единоверия, исходя из полемической посылки, что «платоновское единоверие безжизненно, безсмысленно, пусто, лживо», что нужно иное Единоверие, и не Единоверие, а «соединенство святое и без упрёка древлеправославное». Проект «соединенства» («всестарообрядчества») включал в себя следующие пункты: правила 1800 года о «единоверческих церквах» уничтожить, равно как и само имя «Единоверие», и из Единоверия и всего старообрядчества (включая безпоповцев) составить единое «всестарообрядчество». В дальнейшем Верховский планировал избрать из этого «всестарообрядчества» трёх кандидатов в епископы и представить их для рукоположения архиереям Синодальной Греко-российской Православной Церкви, после чего через рукоположенных старообрядческих епископов образовать отдельную иерархию с патриархом и митрополитом во главе. Думается, не имеет смысла разъяснять, почему этот утопический проект был решительно отклонён Синодом. В течение последующих двух десятилетий отец Иоанн продолжал полемизировать с синодальными миссионерами в печати, критиковать современное ему устройство Церкви, выступать с обращениями к архиереям, последнее из которых (1884) вызвало гнев обер-прокурора Синода К.П. Победоносцева, решившего сослать Верховского как можно дальше из столицы. В итоге в начале 1885 года отец Иоанн оставил приход и укрылся у старообрядцев белокриницкой иерархии сначала в Москве, а затем — Белой Кринице (на тот момент находящейся на территории Австро-Венгрии), где помогал Онисиму Швецову (будущий старообрядческий епископ Арсений) составлять сочинения в защиту старообрядчества. В том же, 1885 году Верховский синодальным определением был извержен из сана. Вернувшись в Петербург накануне смерти (1891), Верховский покаялся и был похоронен на единоверческом кладбище как простой прихожанин.
Судьба и идеи этого выдающегося человека, несомненно, заслуживают внимания историков Церкви. В них наиболее чётко сложилось и оформилось то направление Единоверия, которое ранее нами было охарактеризовано как «автокефалистское». С ним можно и должно полемизировать, исходя, в том числе, и из признания частичной правоты оного (тем не менее, после Поместного Собора Русской Православной Церкви 1971 года, сделавшего значительный шаг навстречу старообрядчеству, целый ряд возражений Верховского был автоматически снят). Но можно ли назвать «Александра Клеонова» и отстаиваемую им тенденцию в современном Единоверии — «наследием Иоанна Верховского»? Однозначно нет! При всём «автокефализме» последнего, его идеи были направлены не на полную изоляцию от Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви, но на обретение в оной особого положения, позволяющего сохранить в полном объёме те церковные особенности, которые постепенно утрачивались в общеправославной среде. В чём же тогда состоит кредо «Александра Клеонова»? В этом нетрудно убедиться, обратившись к тексту его заметки. Человеку, хотя бы немного знакомому с историей старообрядчества, сразу бросается в глаза открытая симпатия автора к т.н. «неокружникам». Более того, подлинные единоверцы, по его мнению, — это именно те, кто вышел из неокружнической среды (по всей видимости, желательно при сохранении духа оной). И в этом, несомненно, скрывается серьёзная опасность для современного Единоверия, даже этимологически исходящего из единства веры, вплоть до сегодняшнего дня сохранившегося у православных людей старого и нового обрядов. Дело в том, что неокружничество (а, если быть точнее, «НЕОнеокружнирчество»), также как и значительная часть безпоповства, находится в плену серьёзных вероисповедных заблуждений. И на этом, пожалуй, опять следует остановиться подробнее, предприняв очередной краткий исторический экскурс.
Итак, в 1862 году многие старообрядцы Белокриницкого согласия осознали, что в поповскую среду проникло немало безпоповских заблуждений, иные из которых исходили от элементарной человеческой безграмотности (как, например, запрет на вкушение картофеля), иные же от откровенно еретического зломудрия (как, например, учение о том, что Синодальная Церковь якобы верует не в Господа и Спасителя нашего Исуса Христа, а в иного Иисуса, который-де родился на восемь лет позже и был распят на четырехконечном кресте). Против этих измышлений было направлено «Окружное послание», составленное выдающимся старообрядческим писателем И.Г. Кабановым («Ксеносом»), и подписанное целым рядом епископов старообрядческой белокриницкой иерархии. К сожалению, часть белокриницких старообрядцев продолжила придерживаться этих еретических измышлений, образовав очередной многолетний раскол, получивший наименование «неокружнического». Однако в начале XX столетия абсолютное большинство старообрядцев отказалось от вышеперечисленных заблуждений, которые сохранились лишь в народных преданиях и суевериях деревенских старообрядцев. Казалось бы, для каждого грамотного старообрядца и единоверца должна была бы стать общей задачей борьба с этими заблуждениями (также, впрочем, как образованные новообрядцы должны бороться против народного «православия» в своей среде). Но не тут то было! Младостарообрядцы (по более меткому определению «хунвейбины от старообрядчества») в целях борьбы с «никонианством» готовы вступить в союз с кем угодно, вплоть до антихристианского по своей сути портала «Кредо.Ру». Оказывается, что иные «единоверцы» способны на то же самое. К последним, по всей видимости, относится и «неокружник-единоверец» «Александр Клеонов».
Стоит ли говорить о том, что на данном фоне, особенно если учитывать целенаправленную «алтернативноправославную» политику антицерковного лобби, необходимо возрождение миссионерского Единоверия? Думаю, ответ очевиден. Иное дело, что утверждение данного тезиса неизменно вызывает младостарообрядческую реакцию в духе «зачем вы травите?» и «не забудем, не простим!» с неизменным навешиванием ярлыка «прусского единоверца» (хорошо, не «русского фашиста»). Данный ярлык связан с именем второго выдающегося единоверческого деятеля XIX столетия — архимандрита Павла Прусского (Леднева) (1821−1895), настоятеля московского Никольского монастыря. Позиция последнего заключалась в том, что (как уже писалось ранее) Единоверие — лишь миссионерский приём, способный со временем обратить старообрядцев в «единственно правильное» Православие. В этом отец Павел убедился на собственно примере, когда он, будучи настоятелем крупного безпоповского монастыря в Пруссии, при посредстве миссионерской литературы разочаровался в старообрядчестве и соединился со всей полнотой Православной Церкви. Не дорожа старым обрядом, он стал единоверцем исключительно в миссионерских целях, в коих немало преуспел, но одновременно с этим заслужил немало хулы и порицаний со стороны старообрядцев. Будучи незаурядным проповедником и писателем, человеком подлинно христианской жизни, архимандрит Павел, тем не менее, слишком прямолинейно понимал задачи единоверческой миссии. Последняя же, на наш взгляд, должна быть направлена как в сторону старообрядчества, так и в сторону решения «сложнейшей задачи искоренения в Русской Православной Церкви наиболее одиозных пережитков синодального периода и доведения до своего логического воплощения постановлений Поместного Собора 1971 года». И это отлично понимают в Комиссии по делам старообрядных приходов и взаимодействию со старообрядчеством ОВЦС МП, секретарём которой является оболганный порталом «Кредо.Ру» и лично «Александром Клеоновым» единоверческий диакон Иоанн Миролюбов. Являясь православным миссионером в изначальном, кристально чистом понимании этого слова, отец диакон всегда был далёк от казённого феномена, получившего наименование «прусского единоверия», хотя и его жизненный путь во многом близок со стезёй архимандрита Павла. Нет никаких сомнений, что усилиями данной Комиссии, возглавляемой одним из самых выдающихся архипастырей Русской Церкви — митрополитом Смоленским и Калининградским Кириллом, Единоверие обретёт подлинное единство, и, преодолев соблазны изоляционизма, станет прочным и надёжным мостом диалога между православными людьми разных обрядов.
«Александру» же «Клеонову» в дни Великого поста хотелось бы пожелать избавиться от той гордыни, которая сквозит в его словах, когда он пишет о «некоренных» единоверцах, а также от тех еретических заблуждений, которые ещё полтора столетия назад отвергло абсолютное большинство старообрядцев-поповцев. Будем надеяться, что уже в самом ближайшем будущем те единоверческие пастыри и мiряне, которые до сих пор придерживаются этих заблуждений, пересмотрят свои воззрения и обратятся к золотому, царскому пути в Единоверии, которое заповедовал нам своим житием и духовным наследием священномученик Симон (Шлеев), единоверческий епископ Охтенский, прославленный для общецерковного почитания Юбилейным Архиерейским Собором Русской Православной Церкви в 2000 году.
Святыи священномучениче Симоне, моли Бога о нас!
