 |
| НГ-Религии | Павел Круг | 01.03.2006 |
Заявленная тема кажется, на первый взгляд, чисто богословской. И все же связь с политикой здесь есть прямая: более актуальной темы, чем эсхатология, в свете возобновления Ираном своей ядерной программы, наверное, трудно себе представить. Как и во времена Вселенских соборов IV—VI вв.еков, когда в словесных битвах за каждую букву, например Cимвола Веры, сталкивались вполне определенные интересы церковных иерархов, реальная политика в нынешнем исламо-православном диалоге будет тщательно скрыта за тонкими богословскими вопросами.
Иранское духовенство, глава которого аятолла Али Хаменеи является Верховным главнокомандующим вооруженными силами Исламской Республики, оказалось в последнее время в сложной политической ситуации. После того как Иран заявил о продолжении ядерной программы, США призвали МАГАТЭ передать «иранское досье» в Совбез ООН. В этом США безусловно поддерживает Израиль, который прямо утверждает, что Иран создает атомную бомбу. Иран, в свою очередь, заявляет об исключительно мирном характере своего атома, но после ряда агрессивных заявлений президента Махмуда Ахмадинежада в это поверить уже не так просто. Европейские страны все более прохладно относятся к Ирану, а после «карикатурного скандала» общественное мнение большинства стран Европы резко сдвинулось в сторону неприятия ислама. Вряд ли в этой обстановке Европа выступит адвокатом Ирана и наследия исламской революции.
Вот и получается, что единственным активным переговорщиком с Тегераном оказалась Россия, давно уже растерявшая свое влияние на Ближнем Востоке, но сохранившая контакты с Ираном. Естественно, что теперь российское Министерство иностранных дел пытается привести в движение все имеющиеся у него рычаги, чтобы выступить эффективным посредником между Ираном и мировым сообществом. Российские дипломаты всерьез говорят о разразившемся конфликте цивилизаций и выражают уверенность, что Россия сделает все для его урегулирования. Но российская дипломатия — это не только МИД. Русская Православная Церковь часто рассматривалась Москвой в качестве запасного дипломатического канала. В середине февраля это дал понять министр иностранных дел Сергей Лавров, выразивший в своем венском заявлении перед прессой надежду, что РПЦ сыграет свою роль в урегулировании нынешних противоречий и смягчении конфликта цивилизаций. Таким образом, визит православной делегации в Тегеран вписывается в самый широкий ближневосточный политический контекст.
Предлагая свое посредничество в ситуации вокруг Ирана, Россия преследует и собственный экономический интерес.
20 -21 февраля в Москве прошел первый раунд российско-иранских переговоров по созданию совместного предприятия по производству и переработке ядерного топлива для Ирана на российской территории. Россия не желает терять Иран как основного внешнеполитического партнера на Ближнем Востоке, но в то же время всячески дистанцируется от агрессивных заявлений иранского президента, для того чтобы не портить отношения с США и Европой. Визит православной делегации в Тегеран — блестящая возможность еще раз, хотя бы на словах, напомнить о благих намерениях России в ситуации вокруг иранской ядерной программы. А также совместно с мусульманами осудить использование атомной энергии в военных целях, так как это может привести к ядерной катастрофе.
Представители РПЦ, да и других христианских конфессий в отличие от многих российских и европейских политиков удержались от громких принципиальных заявлений в связи с «карикатурной войной», «вызовом ислама» и так далее. Это связано во многом с постоянной необходимостью для РПЦ уважать мнение российских мусульман, все активнее проявляющих себя в духовной и политической жизни России и естественным образом сочувственно относящихся к своим иранским единоверцам, несмотря на все разногласия между суннитским и шиитским вариантами ислама. Напомним, что российские мусульмане в своем большинстве являются суннитами, тогда как в Иране распространена шиитская версия ислама. Но это различие вряд ли помешает им в случае необходимости защищать общие ценности. Так, духовный лидер российских мусульман муфтий Талгат Таджуддин в своем заявлении 18 февраля напрямую связал «ажиотаж вокруг карикатур, опубликованных на Западе», с обострением ситуации вокруг иранской атомной программы. По его мнению, Запад намеренно провоцирует мусульман на массовые беспорядки, с тем чтобы оправдать возможное введение международных санкций против Ирана, после чего «конфликт цивилизаций» станет уже реальностью. Однако на фоне солидарности российских мусульман со своими единоверцами в Иране диалог с Тегераном в эти дни ведет именно Русская Православная Церковь, а не Совет муфтиев России или Центральное духовное управление мусульман России.
Конечно, РПЦ в контактах с шиитским Ираном преследует и свои собственные цели. Нынешний визит православной делегации в Тегеран можно считать ответным. 12 ноября прошлого года делегация иранского парламента (меджлиса) во главе с его председателем Голамали Хаддадом Аделем посетила Свято-Данилов монастырь в Москве, где встретилась с Патриархом Алексием II. Тогда Патриарх подчеркнул важность российско-иранского диалога и отметил опасность однополярности в международных отношениях. Упоминание однополярности — классическая дипломатическая формула поддержки Россией стран, расходящихся с американской позицией по тому или иному международному вопросу.
Активность Русской Православной Церкви в диалоге между религиями в последнее время если не стала более заметной, то, во всяком случае, приобрела новое качество. Подобно тому как Россия стремится занять почетное место переговорщика между Ираном и западным миром, РПЦ является единственной крупной христианской организацией, налаживающей прочные контакты с шиитским духовенством Ирана, и становится своего рода посредником между ним и множеством христианских конфессий. Выступая в данном случае в роли неофициального канала российской дипломатии, РПЦ может существенно упрочить свой статус внутри России, напоминая о себе уже не как о «дипломатическом агенте» МИДа, но как об авторитетной религиозной организации, способной активно участвовать в международной жизни.
