Русская линия / Библиотека периодической печати / Лев Тихомиров: отречение Государя и отречение от Государя

Жизнь и мировоззрение Льва Александровича Тихомирова стали в последние годы предметом изучения со стороны многих отечественных исследователей [1]. Его сочинения активно переиздаются и пользуются повышенным спросом [2]. Возможно, это связано с тем, что Тихомиров был нетипичным консерватором. Он родился 19 (31) января 1852 г. в семье военного врача в городе Геленджике. Уже в гимназии увлекся радикальными идеями, читал Писарева и «Русское слово». Окончив гимназию, учился в Московском университете — сначала на юридическом, затем на медицинском факультете. Став одним из активных участников народнического движения, осенью 1871 г. вошел в кружок «чайковцев». Через два года был арестован. Более 4-х лет провел в Петропавловской крепости и Доме предварительного заключения. В октябре 1877 г. проходил по знаменитому «процессу 193-х». Прожив некоторое время у родителей под административным надзором, Тихомиров покидает отчий дом и переходит на нелегальное положение. После раскола «Земли и воли» на «Черный передел» и «Народную волю» он примкнул к последней, став членом Исполнительного комитета, Распорядительной комиссии и редакции «Народной воли». Рано оторвавшись от семейного очага, о котором впоследствии часто вспоминал, Тихомиров так и не смог создать свой собственный дом в полном смысле этого слова.

Опасная революционная работа отнимала силы и время. Дружеские отношения, как правило, складывались только с теми, кому доверяли. У Тихомирова завязался роман с С.Л.Перовской, который едва не привел к браку. Но, выйдя из тюрьмы, Тихомиров постепенно отдалился от старой знакомой, а тут еще судьба свела его с уроженкой города Орла, Екатериной Дмитриевной Сергеевой, входившей в Исполнительный комитет «Народной воли». Летом 1880 г. Тихомиров, воспользовавшись фальшивым паспортом, обвенчался с ней. Брак был не только официальным, но и закреплялся церковным обрядом венчания, на котором шафером был Н.К.Михайловский, а в числе приглашенных были: В.Н.Фигнер, А.И.Желябов и С.Л.Перовская. Впоследствии у Тихомирова родились два сына — Николай и Александр, и две дочери — Вера и Надежда.

После убийства Александра II народовольцами и последовавшего за этим разгрома партии, в 1882 г. Тихомиров уехал в Швейцарию, в затем перебрался во Францию. За границу выехала и Екатерина Дмитриевна. Обосновавшись в Париже, Тихомиров продолжал заниматься революционной деятельностью. Именно за границей в его взглядах произошел перелом. Уехав из России революционером-нелегалом, он вернется туда православным монархистом.

Помочь в реконструкции душевных метаний Тихомирова могут его записи. Дневники, относящиеся к промежутку времени с 1883 г. по октябрь 1917 г. хранятся в личном фонде Л.А.Тихомирова, который находится в Государственном архиве Российской Федерации (ф.634) [3]. Всего они составляют 27 единиц хранения. Дневники представляют собой уникальный материал для исследователей. Множество подробностей из жизни их автора, описание его размышлений, окружавшей его обстановки, — все это позволяет нам увидеть внутренний мир Тихомирова во всей его сложности и противоречивости. Некоторая часть его записей за 1883−1895 гг., и 1904−1906 гг. была опубликована в конце 20-х — начале 30-х гг. [4]

Обращаясь к дневнику, мы видим, как с каждым месяцем росло отчаяние Тихомирова. Тяжкие думы усугублялись постоянным безденежьем, порождающим ссоры между супругами и болезнью сына (менингит). В 1884 г. одна за другой следуют записи: «Я еще никогда не был в таком настроении, близком к отчаянию. Будущее темно»; «Страшно за будущее! Иногда я спокоен и чувствую какое-то странное утешение, когда думаю, что одна секунда, одно движение пальца может навсегда освободить от всякой гадости и тяжести. Но это редко. Я все еще боюсь смерти, и иногда хочется жить, безумно хочется. Вообще паскуднейшее состояние. Чем-то это кончится!»; «Все рушится кругом» [5].

5 января 1888 г. Тихомиров записывает в дневнике о радикальных революционерах: «Я, безусловно ничего общего с ними не имею, и просто начинаю ненавидеть то бунтовское направление и настроение, которые составляют существеннейшую подкладку нашего революционного движения» [6]. Задумываясь о будущем, он не видел впереди ничего хорошего: «Передо мною все чаще является предчувствие или, правильнее, ощущение конца. Вот, вот конец жизни <…> Я уже почти не имею времени что-нибудь создать: мне уже, — страшно сказать, — тридцать шесть лет, и я, видимо, дряхлею. Ужасно! Еще немного, — и конец, и ничего не сделано, и перед тобой нирвана. И сгинуть в бессмысленном изгнании, когда чувствуешь себя так глубоко русским, когда ценишь Россию даже в ее слабостях, когда видишь, что ее слабости вовсе не унизительны, а сила так величественна <…> Это ужасно, это возмутительно!» (12 июня 1888 г.) [7]. В том же году вышла брошюра Тихомирова «Почему я перестал быть революционером?», которая окончательно подвела черту под его прошлым. 12 сентября 1888 г. Тихомиров подал Александру III прошение с просьбой о помиловании. Он был прощен, и, вернувшись в Россию, развернул активную публицистическую деятельность, установив прочное сотрудничество с газетой «Московские ведомости». С годами Тихомиров становится одним из ведущих публицистов монархического лагеря, а с 1909 по 1913 гг. возглавляет «Московские ведомости». Помимо этого, Тихомиров был участником Предсоборного присутствия (1906 г.), занимавшегося подготовкой Поместного Собора Русской Православной Церкви; а с 1907 по 1911 год являлся консультантом П.А.Столыпина.

У многих публицистов консервативного лагеря карьера Тихомирова вызывала зависть — вчерашний изгой, гонимый революционер, вдруг становится известным правым публицистом, а потом и занимает пост редактора крупнейшей монархической газеты. Те, кто завидовал Тихомирову, не знали о его сомнениях, скрытых от посторонних глаз. Хотя Тихомиров и сумел завоевать доверие правительства, он не был доволен жизнью. Две проблемы, занимавшие его долгие годы, в полной мере нашли свое отражение в дневнике. С одной стороны, он должен был обеспечивать семью, с другой — мучился от невозможности занять то положение в обществе, которое, как он считал, принадлежало ему по заслугам.

Вечная погоня за деньгами — вот судьба Тихомирова. 28 марта 1889 года он записывает: «Гроша нет буквально… Неудачная жизнь, неудачный человек! Смертный грех-отчаянье, ходит кругом меня, пронизывает меня неверием в себя, в будущее, в свое призвание. Чувствую, что это низко, недостойно, и не могу оживить себя. А мне 38 лет. Конец яснее и яснее вырисовывается там, с краю, к которому я уже ближе, чем к началу. Неужто все мечты, все иллюзии, все персть, все тлен, все осень <…> Веры нет. Кто поможет? Боже мой, где ты, дай мне ощутить себя!» (28 марта 1889 г.) [8]. В июне 1896 года он записал: «В какой-нибудь поганой республике, в Париже, если дают орден почетного легиона лавочникам, то дают и писателям. У нас же… будь ты хоть великим публицистом — хоть заслужи царю, как никто, — все останешься вне государства, вне его внимания. Это очень обидно, и не за себя, а за государство» [9].

Тихомиров чувствовал необходимость иметь влиятельного покровителя: «Я не деловой человек, в делах денежных и вообще материальных чувствую себя детски-беспомощным, и когда они плохо идут, я впадаю в уныние. Может быть, но во всяком случае, мерзко, тяжело» (18 марта 1889 г.) [10]. Отсутствие деловой хватки — характерная черта многих русских консерваторов. Их патерналистские чаяния часто переносились и на личную жизнь. В отличие от своих предшественников — славянофилов и охранителей, они не имели никаких доходов с поместий, и, в отличие от своих либеральных современников, не могли вписаться в менявшиеся экономические отношения. Заботой Тихомирова становятся поиски постоянного и стабильного заработка. Он давно мечтал о службе. «Мне нужно служить… Да не будь я-я, не компрометируй меня служба в полиции — я бы м<ожет> <быть> предпочел полицию многим пунктам наблюдения. Но мне это не годится» — писал он О.А.Новиковой [11] еще 11 февраля 1890 г [12]. 14 сентября 1906 г. Тихомиров жаловался А.С.Суворину: «А вообще смертельно надоело писать. Зачем мне Господь не даст канцелярского места: это мечта моя. Но как все идеалы остается неосуществимой» [13]. Этим чаяниям соответствует и запись: «Мне бы лучшее лекарство было — иметь какую-нибудь верную пенсию» (16 декабря 1895 г.) [14].

Тихомиров не верил в свои силы, и сомневался в силе самодержавной России. Еще 18 сентября 1889 г. он писал: «Я уже знаю, что сделать в общественном смысле мне ничего не удастся. Я уже понял, что Россия, при всей своей глупости, во мне все-таки не нуждается. Я понял, что мне нужно думать о себе, о своей душе, а затем исполнять текущие маленькие обязанности, которые еле-еле по силам мне, не мечтая о крупных… Очевидно, я всех разочаровал в себе» [15]. 13 апреля 1891 г. он констатировал: «Теперь у меня задача, которую я бы должен был исполнить, — она состоит не в том, чтобы что-нибудь сделать крупное, а в том, чтобы остаться маленьким, ничего крупного не делающим, а только исполняющим маленький ежедневный долг. Ужасно трудно это. Воспитался на стремлении к грандиозному» [16]. В 1892 году в дневнике одна за другой последовали записи: «У самого на душе чернота. Живешь, живешь, и, кажется, будто хочешь и просишь, — и остаешься свинья свиньей»; «Тяжко. Только и надежды, что на Бога, но велика ли она у меня? При моей грошовой вере?»; «Перелистал кое-какие страницы своего дневника за прошлые годы. Презамечательная дрянь я был всегда, и с тем остаюсь. Малодушие и мечтания о себе, — вот два постоянные качества»; «Сам тоже секунды не уверен в себе. Дела ненадежны. Заработки плохи. На душе пакость какая-то <…> Вообще, все кажется скверным, все огорчает» [17].

Привыкнув за годы революционной деятельности и эмиграции к беспокойной жизни и неустроенности, Тихомиров, даже обретя службу и постоянное место жительства, так и не смог сделать уютной огромную квартиру на Петровке, выделенную ему как редактору правительственной газеты, «с громадным его кабинетом и еще более громадным холодным залом, где очень редко кто собирался, а когда собирались… было всегда скучно» [18]. Глубоко в душе Тихомиров мечтал о спокойствии. 17 мая 1895 он записал «Я мечтал основать семью, — чистую, крепкую, и больше ничего не хотел. Хочу денег, но немного, только для обеспечения, только для независимости семьи. И вот, хоть перервись, — ничего нет» [19]. Сравнивая жизнь своего друга, видного философа К.Н.Леонтьева со своей судьбой, Тихомиров пришел к выводу: «Ему полагается только одно: душу спасать. А мне — семью растить. И дальше, — ни шагу!… Действительно, самолюбие мое подвергается таким образом самой чувствительной порке» (17 апреля 1891 г.) [20]. Но тихая семейная жизнь была плохо несовместима с деятельностью Тихомирова. «Конечно, — отмечал Сергей Фудель (сын о. Иосифа Фуделя [21]) — Лев Александрович боролся непреклонно и страстно в книгах, статьях и выступлениях за тепло в мире, за сохранение этого уходящего из мира тепла, но не знал, что надо начинать с борьбы за тепло в собственном доме… Он воевал за то, что он понимал как христианскую государственность, и свою жизнь воспринимал как жизнь в окопах этой войны» [22].

На «фронте» борьбы за христианскую государственность тоже не все было благополучно. В душе редактора монархической газеты назревало сомнение в дальнейших перспективах существования самодержавной России. Особенно раздражал Тихомирова безликий казенный патриотизм. 21 декабря 1905 года он писал А.С.Суворину: «Во всем более всего виновато правительство… Только полным незнанием, бездействием и трусостью властей объяснимо самое возникновение революции… наше правительство показало себя во всем бессилии гнилости. Нечто невообразимое и невозможное. С таким государством невозможно жить» [23]. Видя вокруг себя непонимание, Тихомиров начал писать, обращаясь не столько к непонятливым современникам, сколько к потомкам надеясь, что его работы когда-нибудь найдут настоящего читателя. Эта надежда, прежде всего, относилась к его фундаментальному исследованию «Монархическая государственность»: «Боюсь, что все это академический труд. Наша Монархия так разрыхлилась, что Господь один знает, каковы ее судьбы… Главное — в обществе подорвана ее идея, да и самого общества-то нет. Все съел чиновник… Мое сочинение, может быть, могло бы послужить будущей монархической реставрации. Но для настоящего оно бесполезно. Ни очами не смотрят, ни ушами не слушают» [24].

Попытки Тихомирова возглавить монархическое движение не увенчались успехом. Он отходит от публицистической деятельности и, скопив небольшое состояние, переезжает в Сергиев Посад. Казалось, теперь можно пользоваться плодами многолетнего труда и спокойно работать над новыми книгами.

Среди тех, с кем Тихомиров общался в Сергиевом Посаде можно назвать философов и богословов: С.Н.Булгакова, П.А.Флоренского, М.А.Новоселова [25], В.А.Кожевникова [26], отца и сына Мансуровых [27]и др. Записи дневника уточняют воспоминания С. Фуделя, согласно которым, Тихомиров «…больше жил в тенях прошлого… не сближался с жившими тогда там же Флоренским, Мансуровым, Розановым, Дурылиным и часто туда приезжавшим Новоселовым» [28]. Это наблюдение верно только в отношении С.Н.Дурылина и В.В.Розанова (о последнем Тихомиров еще в 1899 г. написал в дневнике: «Розанов Василий Васильевич, в сущности, скотина, хотя у него есть искорки честности»). А вот с М.А.Новоселовым Тихомиров, напротив, часто встречался и беседовал; да и с П.А.Флоренским и Мансуровыми виделся, поскольку к этому времени погрузился в работу над исследованием «Религиозно-философские основы истории» («Борьба за царство Божие»), процесс создания которой отражен на страницах дневника. Занимаясь вопросами религиозного характера, Тихомиров с раздражением воспринимал любые попытки вернуть его в политику.

20 августа 1915 он недовольно писал о том, что пришла телеграмма от Н.Н.Тихановича-Савицкого [29] «упорно зовущая… на их дурацкий съезд „правых“. Несчастные! Насколько нужно быть политическими тупицами для таких затей в такие минуты!» [30]. Когда 3 мая 1916 г. тот же Тиханович-Савицкий прислал Тихомирову письмо, с приложением своего проекта «изменения нашей конституции с просьбой сделать свой замечания», Тихомиров ответил ему «новым категорическим отказом» и даже не вернул проекта, выразив мнение, «что у него, конечно, много копий, а мне трудно посылать на почту заказные отправления». Запись заканчивалась следующим заключением: «Он хороший, честный человек, но неужто он не понимает, что занимается безусловно пустопорожными делами? И это теперь, когда долголетняя глупая политика привела Россию к одному из страшнейших кризисов ее Истории. Это — если не начало конца России, то, конечно, начало огромных внутренних переворотов, орудием которых уже не может быть монархический принцип за неимением в стране доверия к его носителям. И в такое время — заниматься выработкой „монархических программ“. Как будто вопрос в программах!» [31].

Начавшаяся война и политический кризис принесли новые проблемы. Страницы дневника за 1915 год заполняют записи, в которых получили отражение переживания автора. Большое внимание в дневнике за 1915−1916 гг. было уделено Г. Е.Распутину и связанным с ним слухам, дискредитирующим правящую династию: «рассказами о Гришке полна Россия. Так еще недавно слыхал уверения, что Хвостов назначен в министры Гришкою. Нет сомнения, что все такие слухи раздуваются врагами Самодержавия, — но это не изменяет результатов. Как прежде — очень давно, в начале Царствования, общий голос был — что Царица держится в стороне от государственных дел, так теперь все и всюду говорят, что она беспрерывно и всюду мешается и проводит будто бы именно то, чего хочет Григорий Распутин. Этот злой гений Царской Фамилии сам постоянно направо и налево рассказывает о своем влиянии. Это такая язва, такая погибель, что и выразить невозможно…», — записывает Тихомиров 2 января 1916 г. [32].

Другая постоянная тема записей, это шпионы на фронте и в тылу: «надо полагать, что „работает“ масса немецких шпионов. На вокзале какой-то артиллерист при Кате ругался, что „шныряют повсюду и смотрят какие то в солдатской форме, а черт их знает, солдаты они или нет“ <…> На улицах часто какие то личности ругают не только правительство, а неприлично поносят самого Государя. Всюду толки об измене, выходит, будто чуть не все начальство — изменники. Огромную опасность составляет масса наших немцев всяких подданств. Огромную глупость, мне кажется, составляет набивание Москвы беженцами. Они неизбежно деморализуют население, а сверх того, как не подумать, что под видом беженцев, в числе их, немцы непременно двинут тысячи своих шпионов, которым мы теперь будем давать денежные пособия и отыскивать места. Тошно жить! И нет никакой надежды на улучшение положения» (13 августа 1915 г.) [33]. Кого только не зачисляла молва в немецкие шпионы: Великую Княгиню Марию Павловну, Рененкампфа, Сиверса и т. д.

В связи с неудачами на фронте и в тылу менялось и отношение к Николаю II. Хотя Тихомиров и продолжал писать о своей приверженности самодержавию, оценка царствующего императора постепенно менялась с сочувственной на негативную: «…рассказывают, будто бы принятие Государем верховного командования и удаление Вел. Кн. Николая Николаевича было понято в Англии и Франции, как признак того, что Государь хочет иметь свободные руки для заключения сепаратного мира. В силу этого, будто бы правительства Англии и Франции конфиденциально осведомили Государя, что в случае заключения им сепаратного мира Япония немедленно нападет на Россию (ныне беззащитную на Дальнем Востоке), а личные капиталы Государя, хранящиеся в Англии, будут конфискованы… Словом, кредит Государю подрывается страшно. А Он — поддерживая этих Распутиных и Варнав [34] — отталкивает от себя даже и дворянство и духовенство. Не знаю, чем кончится война, но после нее революция кажется совершенно неизбежной. Дело идет быстрыми шагами к тому, что преданными Династии останутся только лично заинтересованные люди, но эти продажные лица, конечно, сделаются первыми изменниками в случае наступления грозного часа» (5 октября 1915 г.) [35].

Тихомиров неоднократно предсказывал в дневнике грядущие потрясения. Когда самодержавие пало, он воспринял это относительно спокойно. 2 марта 1917 года Тихомиров записал: «Судя по известиям, можно надеяться, что Временное Правительство поддержит порядок и защиту страны. Если это будет так, то нужно будет признать, что переворот произведен замечательно ловко и стройно. Впрочем, ясно, что бесконечно громадное большинство народа — за переворот. Видно всем уже надоело быть в страхе за судьбы России. Несчастный Царь, может быть — последний. Я думаю, однако, что было бы практичнее ввести Монархию ограниченную. Династия, видимо, сгнила до корня. Какое тут Самодержавие, если народу внушили отвращение к нему — действиями самого же Царя. Посланники Французский и Английский признали Временное Правительство. Теперь вопрос идет о существовании страны. Угрожает страшная Германия, а мы по уши сидели в измене, самой несомненной. Этот переворот должна бы была сделать сама Династия, если бы в ней сколько-нибудь осталось живой нравственной силы. Но — наличность условий привела к иному исходу. Теперь дай только Бог, чтобы Правительство, раз оно возникло, осталось прочным. Известия как будто обещают это. Перечитываю газеты, целых три. Крушение рисуется головокружительное. Прямо — всеобщее присоединение к Временному Правительству. […] Телефонировали в Посад, спросить — не послать ли им газет? Оказывается — есть, и обе, Катя (жена Тихомирова — А.Р.) и Надя (дочь Тихомирова — А.Р.) — в полном восторге. Надя кричит по телефону — „Поздравляю с переворотом“. Действительно, — ужасная была власть. Если только Временное Правительство окажется прочным (что, по-видимому, несомненно), — то падение Николая II будет встречено радостью по всей России. Я думаю, что основная причина гибели Царя — его ужасная жена. Но, конечно, не погибать стране из-за нее. А он — был под башмаком. И то удивительно, что так долго терпели, Я приходил к полному разочарованию в России, С этой стороны, конечно, снимается со всех гнетущее чувство, и дух народа может подняться» [36].

Супруга сообщила Тихомирову из Сергиева Посада, что их дом посетили представители новой власти, угрожавшие арестовать Льва Александровича, как редактора «опоры реакции» — газеты «Московских ведомостей». Тихомиров предпринял ответные действия, и вскоре газеты сообщили, что 8 марта он явился в милицию и дал подписку: «Я, нижеподписавшийся, Лев Александрович Тихомиров, даю сию подписку в том, что Новое Правительство я признаю, и все распоряжения оного исполню и во всем ему буду повиноваться» [37]. Опасаясь возможных репрессий, Тихомиров решил прекратить вести свой дневник, но на следующий день ему позвонила жена и успокоила, сообщив, что заходивший к ней комиссар удовлетворен информацией о подписке. Историк Сергей Фомин предупреждает, что не стоит делать из Тихомирова нового Маркса, тем более, что излишне идеализированный образ Тихомирова-монархиста способен обернуться прямой противоположностью, если почитатель Тихомирова узнает о его поступке 8 марта 1917 года.

В конце мая 1917 г. Тихомиров и его двоюродный племянник Ю.К.Терапиано оказались свидетелями революционного митинга, за которым Тихомиров наблюдал стоя на ступенях крыльца Храма Христа Спасителя. «Вся площадь, вся улица, все громадное крыльцо храма были заполнены народом. Толпа напирала, было душно и жарко. Шествие дефилировало бесконечно. Особенное внимание обращали на себя анархисты: они везли гроб, развевались черные знамена. Толпа орала и выкрикивала лозунги; множество солдат, расхлябанных и расхлестанных, без погон и поясов; многие из них были пьяны, шли под руку с девицами. В манифестацию влилась вся муть и накипь тогдашней революционной толпы. Оторвавшись на минуту от зрелища, я взглянул на Льва Александровича: никогда не забуду выражения страдания на его лице, как будто погибало что-то самое для него дорогое. Он был страшен» [38]. Чуть позже Тихомиров сказал «Я вспомнил, там, на площади <…> мое прошлое <…>, то, что было с нами <…> ради этого <…>» [39].

Особое опасение у Тихомирова вызывала судьба его близких: «Конечно, я достаточно объективен, чтобы не судить об интересах России по своим интересам. Но мне страшно за семью. Бедная мама, зачем она прожила так долго! Неисповедимы судьбы Господни. Да и я сам, — почему не умер раньше?» (8 мая 1917 г.) [40]. Фиксируя в своих записях отсутствие в России каких-либо демократических традиций, Тихомиров приходил к выводу о неизбежности установления диктатуры, если не одного пролетариата, то малоимущих классов в целом, что, по его мнению, должно было неизбежно привести к потрясениям. Надежды на лучшее, которые Тихомиров связывал с фигурой А.Ф.Керенского, сменились разочарованием, апатией и ожиданием «второго акта смуты». 16 октября 1917 г. он делает последнюю запись, связанную с недолгим пребыванием дома сына Николая, прибывшего на побывку из Петрограда: «Вообще он утешил меня, да и всех. Благослови Господь его путь <…> Благодарю за него Господа, и славлю Его попечение. Думаю, что он будет добрым братом и сыном. С этой мыслью мне и умирать легче, если судит это Бог. Спаси его Господь!» [41]. На этом дневник обрывается.

Еще одним произведением Тихомирова стала повесть «В последние дни», которую он посвятил своей супруге. Начало работы над повестью датировано 18 ноября 1919 г. а окончание 28 января 1920 г. (по старому стилю). Повесть впервые была опубликована только в 1999 году и по своей направленности она перекликается с работой «Религиозно-философские основы истории», однако, не является чисто философским произведением, поскольку в ней действуют выдуманные герои. Эта работа писалась без какой-либо надежды на публикацию, а в реальной жизни нужно было кормить семью. По словам С.А.Волкова, общавшегося с Тихомировым, в последний период его жизни, тот «заканчивал свое жизненное странствование», в бедности, работая «делопроизводителем школы имени М. Горького (бывшей Сергиево-Посадской мужской гимназии)». Ученики «к его огромному неудовольствию» прозвали бывшего монархиста (вероятно, за его бороду) «Карл Маркс» [42].

Тихомирову нужно было позаботиться и о судьбе собственного архива. Всегда трепетно относившийся к своим записям, он пишет письмо председателю ученой коллегии Румянцевского музея: «Покорнейше прошу Вас принять на хранение в Румянцевском Музее прилагаемые при сем двадцать семь переплетенных тетрадей моих дневников и записок…» [43]. Просьба бывшего народовольца была исполнена.

Л.А.Тихомиров скончался в Сергиевом Посаде 16 октября 1923 г. Судьба той части его архива, которая осталась у родственников, неизвестна.

СНОСКИ:

1. См.: Бурин С.Н. Судьбы безвестные: С. Нечаев, Л. Тихомиров, В.Засулич. М., 1996; Репников А.В., Л. Тихомиров — от революции к апокалипсису // Россия и современный мир. 1998. N. 3; Его же. Константин Леонтьев и Лев Тихомиров // Эхо. Сборник статей по новой и новейшей истории Отечества. М., 2000. Вып. 3; Его же. Л.А.Тихомиров, «схимник от самодержавия» // Россия и современный мир. 2002. N 3; Ермашов Д.В. Пролубников А.В. Ширинянц А.А. Русская социально-политическая мысль XIX — начала XX века: Л.А.Тихомиров. М., 1999; Попов Э.А. Л.А.Тихомиров и Б.Н.Чичерин: спор оппонентов // Либеральный консерватизм: история и современность. М., 2001; Шерстюк М.В. Одиночество Л. Тихомирова // Россия XXI. 2002. N 2; Верещагин В.Ю., Макеев В.В. Понежин М.Ю. Доктрина монархической государственности Л.А.Тихомирова. Монография. Ростов-на-Дону, 2003; Милевский О.А. Проект «идеальной монархии» Л.А.Тихомирова: утопия или реальность? // Эхо. Сборник статей по новой и новейшей истории Отечества. М., 2001. Вып. 5; Его же. Идеи Л.А.Тихомирова по преобразованию церковно-государственных отношений (1901−1913 гг.) // Консерватизм в России и мире: прошлое и настоящее: Сб. науч. трудов. Воронеж, 2001. Вып.1; Его же. Лев Тихомиров: две стороны одной жизни: Монография. Барнаул, 2004; Макаров В.Г., Репников А.В. Александр Дубровин и Лев Тихомиров: судьба после крушения самодержавия. // Историк и время: Сборник научных статей. Пенза, 2004.

2. Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. СПб., 1992; Его же. Единоличная власть как принцип государственного строения. М., 1993; Его же. Религиозно-философские основы истории. М., 1997; Его же. Критика демократии. М., 1997; Его же. Монархическая государственность. М., 1998; Его же. Христианство и политика. М., 1999; Его же. Апология веры и монархии. М., 1999; Его же. Тени прошлого. М., 2000; Его же. Церковный собор, единоличная власть и рабочий вопрос. М., 2003.

3. См.: Ефименко А.Р. Л.А.Тихомиров: обзор документов личного фонда // Вестник архивиста. N 6 (ноябрь-декабрь) 1999. С. 61 — 67.

4. Воспоминания Льва Тихомирова М.-Л., 1927; 25 лет назад (Из дневников Л. Тихомирова) // Красный архив. 1930. тт. 1−5; Из дневника Л.А. Тихомирова // Красный архив, 1933, т.6; 1935, тт. 5−6; 1936, тт.1−2.

5. Воспоминания Льва Тихомирова. С. 185; 186; 187.
6. Там же. С. 214.
7. Там же. С. 224.
8. Там же. С. 349.

9. ГАРФ. Ф.634. Оп.1. Ед.хр.6. Л.81.

10. Воспоминания Льва Тихомирова. С. 346.

11. Новикова Ольга Алексеевна (1840−1925) — родилась в семье известных славянофилов Киреевых. Большую часть жизни провела в Англии, где занималась общественно-публицистической деятельностью. Сотрудничала в «Московских ведомостях» и «Русском обозрении». (см.: Два письма Льва Тихомирова к Ольге Новиковой // Эхо. Сборник статей по новой и новейшей истории Отечества. М., 2000. Вып. 3. С.104−109).

12. РГАЛИ. Ф.345. Оп.1. Ед. хр. 748. Л.9−9 об.
13. Там же. Ф. 459. Оп.1. Ед. хр. 4234. Л.51.

14. Воспоминания Льва Тихомирова. С. 436.
15. Там же. С. 365.
16. Там же. С. 390.
17. Там же. С. 401; 402; 404; 410.

18. Фудель С. Воспоминания // Новый мир. 1991. N 4. С. 182.

19. Воспоминания Льва Тихомирова. С. 434.
20. Там же. С. 393.

21. Фудель Иосиф Иванович (1864−1918) — протоиерей, рукоположен (1889) по благословению преп. Амвросия Оптинского. С 1892 служил в Москве. Публицист, издатель Собрания сочинений К.Н.Леонтьева.

22. Фудель С. Указ. соч. С. 182.

23. РГАЛИ Ф. 459. Оп.1. Ед.хр. 4234. Л.37−38.

24. ГАРФ. Ф.634. Оп.1. Ед.хр.12. Л.82.

25. Новоселов Михаил Александрович (1864−1938) — духовный писатель, издатель, публицист. Мать Новоселова — Капитолина Михайловна была серьезно больна.

26. Кожевников Владимир Александрович (1852 — 1917) — историк культуры, философ, публицист. Был одним из активных членов «Кружка ищущих христианского просвещения в духе Православной Христовой Церкви». Автор ряда трудов: «О добросовестности в вере и неверии» (1909), «Буддизм в сравнении с христианством» (1916) и др. В 1912 был избран в почетные члены Московской Духовной академии.

27. Мансуров Павел Борисович (1860−1932) — дипломат, духовный писатель; Директор Московского главного архива иностранных дел, один из учредителей «Кружка ищущих христианского просвещения» М.А.Новоселова; член Поместного Собора 1917−1918 гг. // Мансуров Сергей Павлович (1890−1929) — сын П.Б.Мансурова, церковный историк, член «Кружка ищущих христианского просвещения» М.А.Новоселова, священник (1926), автор незавершенных «Очерков по истории Церкви», опубликованных посмертно.

28. Фудель С. Указ. соч. С. 183.

29. Тиханович-Савицкий Нестор Николаевич (1866 — после июля 1917) Председатель астраханского отдела Союза русского народа. Затем председатель Астраханской народной монархической партии. Был ее руководителем вплоть до запрещения партии, после февраля 1917. В 1915—1917 гг. многократно направлял телеграммы министрам, требуя «обуздать» Думу и Прогрессивный блок. В марте-мае 1916 направил несколько аналогичных посланий Николаю II.

30. ГАРФ. Ф.634. Оп.1. Ед. хр. 24. Л. 106.
31. Там же. Ед. хр. 27. Л. 6 — 6 об.
32. Там же. Ед. хр. 26. Л. 3 об — 4.
33. Там же. Ед. хр. 24. Л. 99 об. — 100.

34. Варнава (в миру Накропин Василий), (1859−1924) архиепископ. С ноября 1913 — епископ Тобольский и Сибирский. В октябре 1916 возведен в сан архиепископа. В марте 1917 по распоряжению Временного правительства удален с Тобольской кафедры, назначен управляющим на правах настоятеля Высокогорским Воскресенским монастырем в Нижегородской епархии. В 1918 арестован. Уволен от управления Воскресенским монастырем. С июня 1919 настоятель Калязинского Троицкого монастыря Тверской епархии. Впоследствии был назначен архиепископом Архангельским, но назначения не принял. Скончался в Москве. Отпевание совершил патриарх Тихон.

35. ГАРФ. Ф.634. Оп.1. Ед. хр. 24. Л. 46 — 47.
36. Там же. Ед. хр. 27. Л. 118−119 об.

37. Русское слово. 1917. N 55. 10 (23) марта.

38. Терапиано Ю.К. Встречи: 1926−1971. М., 2002. С. 20.
39. Там же.
40. Там же.

41. ГАРФ. Ф. 634. Оп.1. Ед. хр. 27. Л.132.
42. Там же. Л. 143.

43. Волков С.А. Возле монастырских стен. Мемуары. Дневники. Письма. М., 2000. С. 282.

44. ГАРФ Ф.634. Оп. 1. Ед. хр. 2. Л.1.

Александр Витальевич Репников, кандидат исторических наук (Москва)