Московский комсомолец | Муфтий Равиль Гайнутдин | 27.02.2006 |
«Великих богословов в моем роду не было»
— Можно ли сегодня говорить о возрождении ислама в России?— Не могу похвастаться, что в моем роду были великие богословы или имамы. По материнской линии я принадлежу к известному в Татарстане роду. Мой прадед был известен в округе как крупный землевладелец. Его сын, мой дед, был раскулачен и сослан на север Красноярского края, в тайгу. Защищая Сталинград, он погиб. По отцовской линии мой дед был пчеловодом. Прошел всю войну, умер уже после от фронтовых ран. Мои родители поженились в начале 50-х годов. Отец работал в райпотребсоюзе, а мать — швеей. Родители выстроили новый дом. В этом доме, в деревне Шали Пестричинского района, родился я. Наша семья была религиозной. Обе бабушки знали Коран, читали на арабском языке. Бабушка со стороны отца была уста-бека. Это значит, что среди женщин она могла проводить религиозные обряды. Когда кто-то умирал в селе, она приходила читать Коран. Бабушка со стороны матери умерла, когда мне было 6 лет. Но она научила меня чтению кратких молитв на арабском языке.
— А как к религиозным убеждениям относились в школе?
— Я бы сказал, что довольно терпимо. Я был одним из лучших учеников, и моя фотография постоянно висела на доске почета. Меня принимали в пионеры не где-нибудь, а в селе Кокушкино, которое до революции принадлежало семье Ульяновых и где жил молодой Ленин. Могу признаться, что в школьные годы я не отличался особой религиозностью и не думал посвятить свою жизнь служению Всевышнему. Я даже не знал, что в СССР есть мусульманские духовные училища.
«Я был актером и режиссером»
— Как складывалась ваша жизнь после окончания школы?На телевидении начинал ассистентом режиссера. Но постепенно мне стали доверять режиссерские работы. Я вел информационные программы казанского телевидения. По сути, трудился на передовой идеологического фронта, как любили тогда выражаться.
— А когда вы начали посещать мечеть?
— Парадоксально, но именно в этот период, когда моя режиссерская карьера стремительно развивалась. Я начал изучать арабский язык и читать Коран. По вечерам в определенные дни, тайно, мы собирались в доме имама. На этих встречах я познакомился со студентами бухарского медресе и начал расспрашивать их об учебе. Они во многом помогли мне. Когда я достаточно подготовился, то подал заявление в Духовное управление мусульман. Это сразу же стало известно властям, и меня вызвал уполномоченный по делам религий при Совете Министров СССР по Татарстану Михайлов. Это был 1979 год. Михайлов поначалу меня уговаривал. Напомнил, что я с красным дипломом окончил театральное училище. Сообщил, что меня собираются сделать главным режиссером казанского телевидения. Я догадывался об этом, но все же твердо решил уехать в Бухару. Он убеждал меня, что религия — удел стариков. Я ответил, что таких, как я, режиссеров и актеров много. А вот тех, кто посвящает себя служению Всевышнему, — единицы. Наша беседа длилась полтора часа. Он не смог переубедить меня.
— Ваша жена разделяла ваши убеждения? Она поехала вместе с вами?
— Безусловно. Моя жена окончила Казанское театральное училище, потом училась вместе со мной в медресе. У нас две дочери, которые окончили Институт стран Азии и Африки при МГУ. Старшая дочь преподает арабский язык в этом же институте. Недавно окончила аспирантуру и вскоре будет защищать кандидатскую диссертацию. Тема богословская — образы пророков в Коране, сунне и мусульманской литературе. Обе дочери замужем. Младшая дочь специализируется по тюркологии.
— Что из себя представляло бухарское медресе? Много ли студентов училось в нем?
— Кроме медресе существовал ташкентский Исламский университет. С 1950 по 1979 год они подготовили для европейской части России и Сибири всего-навсего 9 имамов. Я приехал в Ташкент, успешно сдал экзамены и был определен в бухарское медресе. Полный семилетний курс я окончил за 4 года. На последних, 6-м и 7-м курсах я уже начал преподавать. Наш курс был очень сильным — на курс старше меня был ныне покойный Ахмад Кадыров, а со мной учились муфтий Карачаево-Черкесии и Ставропольского края, муфтий Кабардино-Балкарии, ректор мусульманского университета в Нальчике Шарафутдин Чачаев, заместитель председателя Духовного управления мусульман Азербайджана Фаис… И это не полный перечень.
«Если в мечети служит бывший парторг — неужели к нему пойдут?»
— После учебы куда вас направили?В Уфу приезжали руководители зарубежных мусульман. В 1986 году я впервые организовал первый прием делегации мусульман из королевства Саудовской Аравии во главе с заместителем генерального секретаря Всемирной исламской лиги. Тогдашний руководитель Духовного управления Талгат Таджутдин находился в Москве, и все хлопоты легли на мои плечи. Хвала Всевышнему, делегацию приняли на высоком уровне. С этого момента началось потепление отношений между мусульманами Советского Союза и исламских стран.
— Сколько лет вы трудились в Уфе?
— Почти три года. Когда в Москве умер первый имам-хатыб соборной мечети, то пригласили меня. Собрание верующих избрало меня третьим имам-хатыбом, но уже через год это же собрание избрало меня первым. Это произошло летом 1988 года. В те годы это была единственная мечеть в столице. В общине возникали постоянные проблемы. Мне приходилось выступать как бы третейским судьей, гасить возникавшие конфликты. Два года я работал, как пожарный. Во время поста я почти не покидал мечети. Тогда же без разрешения властей организовал курсы по изучению ислама. Приходили старики, которые не знали даже азов ислама. А позже эти старики, обученные мною, стали приходить с сыновьями и внуками.
— А где вы обучали мусульман?
— Около мечети стояло одноэтажное здание. Поначалу обучение проходило в нем. С ноября 1988 года начался новый этап. Было решено снести это ветхое здание и выстроить современный административный корпус. Мы сами создали проект, но ГлавАПУ не утверждало его. Не разрешали возвести трехэтажное здание. Мы согласились, но уже во время стройки все же добились разрешения на возведение третьего этажа.
— Открылись границы, бывшие на замке, и молодежь хлынула кто на Запад, а кто на Восток…
— На самом деле различные культурные исламские организации без ведома духовных управлений начали направлять за рубеж в высшие учебные заведения российскую молодежь. Духовные управления даже не знали, кто их направлял и где сколько наших мусульман учится. А я начал в 1993 году создавать Высший исламский колледж в Москве. Получили разрешение властей, зарегистрировали его и с 1994 года начали подготовку духовных кадров для мусульман России.
— А кто приходил в колледж? Откуда появились молодые мусульмане?
— После того как был принят новый Закон о свободе совести, повсюду начали открываться сначала мечети, а при них — воскресные школы. Поэтому к нам приходила молодежь, уже получившаяся религиозные навыки, усвоившая основы ислама. Вот тогда перед нами встала проблема: а стоит ли направлять на учебу за рубеж неподготовленных, не сформировавшихся ребят? Ведь там они попадают в совершенно иную религиозную среду, в другое общество с другими традициями. В странах арабского Востока мусульмане живут в монорелигиозном обществе. У нас совершенно иной менталитет, иные отношения со своими соседями. Мы знаем и уважаем традиции православных христиан, иудеев, буддистов или протестантов. У многих ребят сразу возникали трудности в общении даже в мусульманской среде.
Еще одна проблема — зарубежные миссионеры, которые хлынули из-за рубежа в Россию после открытия границ. Молодежь потянулась к ним. Для России в советские годы не готовили мусульманских наставников. Не было ни грамотных имамов, ни богословов, ни учителей. А если в новооткрытой мечети имамом служит бывший парторг, учитель или тракторист, неужели туда пойдут молодые люди? Поэтому зарубежные миссионеры, говорящие на чистейшем арабском языке, на котором говорил Пророк, имели небывалый успех. Возникли большие проблемы. В первую очередь — на Северном Кавказе и в других регионах. Увлекшись строительством мечетей, медресе, мы забыли о миссионерстве.
«Половину богослужений мы проводим на русском»
— Почему возникла разобщенность в среде российских мусульман?— Вы считаете, что отсутствие единения в мусульманской умме России ослабляет ее?
— Безусловно. Нет четкой координации, нет единой структуры и руководства процессами строительства, подготовки кадров, издательской деятельности, развития международных связей. В июле 1996 года главы самых авторитетных духовных управлений решили создать Совет муфтиев России. Сегодня Совет муфтиев — самый значимый и авторитетный централизованный орган мусульман нашей страны.
— Как часто собирается Совет муфтиев?
— Не реже двух раз в год на крупные расширенные заседания. Причем не только члены Совета. Приглашаются руководители мусульманских учебных заведений. Мы собираемся не только в Москве. Часто проводятся выездные заседания. Координацию осуществляет председатель Совета — ваш покорный слуга. Председатель избирается на 5 лет. Я занимаю этот пост второй срок. Мусульмане Северного Кавказа создали свой координационный центр. Хотя духовные управления мусульман Чеченской Республики, Республики Северная Осетия, Республики Адыгея, Республики Ингушетия входят в Совет муфтиев России. Думаю, что причина этой разобщенности не только в желании суверенитета. Поработали некоторые чиновники, которым не хотелось, чтобы мусульмане России были объединены единым центром. Удобнее управлять разобщенными центрами.
— Как председатель Совета муфтиев вы можете ознакомить со статистикой? Сколько сегодня в России мечетей и мусульман?
— Если верить последней переписи населения, то она насчитала 14 миллионов 600 тысяч этнических мусульман. По нашим данным, сегодня в России, повторю, около 20 миллионов мусульман.
Только в Москве более двух миллионов мусульман. Татарская община насчитывает более 600 тысяч. Недавно у меня был представитель таджикской общины Москвы. Он жаловался на то, что их в столице 500 тысяч, а мы не предоставляем им возможность ставить возле соборной мечети свои лавки для продажи религиозных принадлежностей. А сколько таджиков в Подмосковье? Азербайджанцы, несмотря на то что в основном они шииты, свои праздники отмечают в наших суннитских мечетях. А они заявляют, что их в Москве два миллиона. Значит, только в столице, не считая области, насчитывается более трех миллионов мусульман! Как имам я вижу, насколько изменился национальный состав нашей соборной мечети в столице. Если 15 лет назад я вел богослужение на арабском и татарском языках, то 5 лет назад мы вынуждены были изменить язык богослужения. Несколько процентов отдаем арабскому и тюрко-татарскому, а почти 50% - русскому как языку межнационального общения мусульман из стран бывшего СССР. В Москву приезжают в основном русскоязычные мусульмане, порой не знающие родного языка.
— Вы вошли в состав Общественной палаты. Как расцениваете ее роль в урегулировании межрелигиозных отношений?
— Общественная палата вполне может упразднить другие неэффективные межрелигиозные структуры, типа Межрелигиозного совета России. Я рад тому, что в Общественной палате созданы две комиссии, которые способствуют взаимопониманию и объединению верующих. Это прежде всего Комиссия по толерантности и свободе совести, ее возглавил директор Института этнографии Тишков. Вторая — по вопросам сохранений духовности и культуры. Ее возглавил митрополит Калужский и Боровский Климент (Капалин). Я уверен, что эти комиссии пристально рассмотрят все изменения и дополнения в Закон о свободе совести, которые сегодня подготовлены в Государственной думе. Надеюсь, что они займутся обращениями граждан, проблемами соблюдения их прав на религиозную свободу, строительства храмов и многого другого. И что члены Общественной палаты серьезно рассмотрят эти обращения и подвергнут их беспристрастной проверке.
Беседовал Сергей БЫЧКОВ
http://www.mk.ru/numbers/2052/article70406.htm