Смольный собор

Сегодня «Санкт-Петербургские ведомости» и государственный музей-памятник «Исаакиевский собор» начинают проект, посвященный четырем храмам города, которые составляют музейный комплекс. Это сам Исаакий, Спас-на-Крови, Смольный и Сампсониевский соборы. С экскурсией осмотреть их может каждый. Однако многим наверняка любопытно и другое — как устроены эти огромные и прекрасные пространства? чем живут? какие тайны хранят?

Вместе с сотрудниками музея мы пройдем «от подвала до креста» в каждом. Рассказ о первом путешествии перед вами.

Цвет Растрелли

Как бы ни был в разные годы окрашен Смольный собор (старинные изображения выдают еще песочный), в нашем сознании он — цвета неба с облаками. Ярко-синего солнечного неба с белыми облаками — такое у нас бывает часа три-четыре в редкие морозные дни. В дни другие, гораздо более многочисленные, собор гордо разрывает пасмурность неба и серую влажность петербургской атмосферы, среди суеты и уныния словно подтверждая существование солнца, возможность счастья. Даже маскируемый совсем плотным, падающим из темных низких туч снегом, он своими словами говорит о «зимнем Риме» и рождает внутреннюю улыбку.

Более того. Смольный с его 140-метровой колокольней, которая, увы, не сбылась, должен был стать среди храмов города главным. Как императорский Зимний дворец среди дворцов. Датский поэт Мадс Куск в книге «Путешествие Растрелли и цвет его зданий в Санкт-Петербурге», говоря об этой колоннаде-мечте, использует метафору итальянского архитектора Паоло Портогези: «Она должна была возвышаться словно растение царский скипетр (Verbascum) рядом со Смольным собором». Все знают, что великий Растрелли создал и нынешний Зимний дворец, но не все сопоставили даты: в 1754 году на возведение царской резиденции были отправлены многие рабочие и мастера с пятилетним уже опытом строительства Смольного, которое вот теперь затормозилось (к тому же шла Семилетняя война и средств не хватало). Окончательно от колокольни отказались уже в середине 1760-х. Весь город мог стать совершенно иным. Ход самой истории мог измениться…

Сейчас, как все видят, завершается наружная реставрация собора и комплекса его зданий (забавно называть их монастырскими, поскольку монастыря как такового тут никогда и не было). Специалисты долго спорили о правильной выкраске всех стен. В итоге, к счастью, — все тот же голубой с белым, однако чуть иначе, нежели прежде. Мы с вами заметим только бело-голубой теперь забор. Впрочем, сие простенькое слово здесь неуместно, да и «ограда» подходит не больше; этому архитектурному сооружению, которое довольно сильно менялось несколько раз, можно посвятить свое исследование…

Внутри

Под куполом он чисто-белый. Назовите хоть снежным, хоть фарфоровым, хоть сахарным, хоть сказочным. Точнее всего ассоциация с девичьим. Известно, что императрица Елизавета Петровна, взойдя на престол, решила устроить в излучине Невы (там был небольшой Смольный дворец, где она провела немало дней) женский Воскресенский Новодевичий монастырь, каковой и получил начало 30 октября 1748 года. Идею подхватила Екатерина II: распорядилась достраивать монастырские здания, а также учредить в обители новую институцию — Воспитательное общество благородных девиц.

Впоследствии Воспитательное общество стало Смольным институтом. После княгини Ольги и жен декабристов именно смолянки — легендарные женщины в истории России. Как они жили и, главное, воспитывались, рассказывается даже в школьных учебниках. Забавно, что эти идеальные девы носят «черное» смоляное имя — как и сам собор, конечно.

Во главе Воспитательного общества (как и воспитательных домов в обеих столицах) позже встала императрица Мария Федоровна, которая сделала Смольный собором всех учебных заведений. Перечень их, основанных на средства Марии Федоровны, — золотом по белому же мрамору: само Воспитательное общество, Московское училище ордена св. Екатерины, Мариинский институт, Девичье училище военно-сиротского дома, два училища солдатских дочерей полков лейб-гвардии, Харьковский институт благородных девиц, Училище практического садоводства в Гатчине, Девичье училище черноморских высших чинов в Николаеве и Севастополе…

Доска (буквы сильно истерты) сохранилась в алтарной части и недоступна публике, копия ее — на выставке в соборе, посвященной его истории. В алтарной же части еще одна доска сообщает, что сей храм в память императрицы Елизаветы Петровны закончен императором Николаем Павловичем в 1835 году. Достраивать, как мы знаем, выпало Василию Стасову.

Так и стал Смольный кафедральным собором закрытых учебных заведений. Юные люди собирались здесь (собор вмещает до шести тысяч человек) на церковные праздники — со всех институтов столицы и пригородов, из кадетских корпусов… Представьте себе, как это было летом. А зимой? На чем подъезжали? Во что были одеты? Как терпели длинную службу в холодном (даже летом тут совсем нежарко) гулком помещении?..

А когда девочки, жившие в монастырском флигеле, переехали в здание Кваренги, здесь стал вдовий дом. Черные платки. А потом белые саваны.

Тепло

И Елизавета Петровна, и все остальные стояли на каменном полу в валенках. Тепло растреллиевых печей согревало в основном стены, поднимаясь из подвала по воздуховодам в них до самого чердака. Из четырех печей осталась одна, используется как воздуховод. Сейчас выглядит, как куб примерно три на три на три метра с отверстием, куда кидался швырок — по-нашему подтоварник — кусок бревна до метра длиной, сантиметров пятнадцать в диаметре. Сколько было истопников, теперь уж неизвестно; анналы епархии, может, и хранят эти сведения.

Итак, внутри стен дымоходы и вентиляция. И стены не покрываются инеем даже при самом большом перепаде температур. Современная вентиляция — квадратные железные трубы-короба — конечно, тоже вся в подвале и выходит в стены наверх метра на полтора под окнами в цоколе. Обогрев идет через нее; тепло и от обычных батарей. А еще в подвале, как видно на снимке, — останки всех пяти крестов собора. После того как один упал, теперь все новые стоят.

Вентиляционные и прочие системы тянутся и через подполье — только так можно им пересечь собор с юга на север. Подполье — под мраморными ступеньками иконостасной части. Перед маленькой дощатой дверью туда надо согнуться — и все равно ударишься головой с непривычки. Там, кажется, особых тайн нет, не то что в подвале. Однако о тайнах позже…

Были еще печки, установленные Стасовым, — прямо в соборе около колонн. Как было устроено дымоотведение, никто нынче не скажет. Но документы упоминают: потолок в этом белейшем храме был черный от копоти. Паникадила и свечи не могли дать такой сильный эффект — значит печки.

Эта копоть, не исключено, скрывается и под слоями побелки в купольной части. На самом верху, как и положено, предположительно имелось изображение голубя. А вот ниже вероятную окраску трудно установить. Надо ставить леса, исследовать. Для мытья окошек и прочих дел там есть, конечно, внутренние и наружные балюстрады. Спецы с них и установили: под белыми слоями что-то голубеет. Некоторые люди ждут, что там обнаружится небо.

Свет

Православные храмы — это свечи, а не окна. Здесь почти нет витражей (Исаакий — особая статья), а вот в Смольном над входом такое окно было; занавесь скрывает отсутствие. Не хрестоматийный, как говорят, был сюжет, а просто цветовой эффект. Когда-нибудь восстановят. Сейчас, кстати, двойные окна снаружи реставрируют — меняют стекла, уплотняют, и воздух уже не ходит туда-сюда. Как только приведут в порядок и внутренние рамы, в соборе установится гарантированная температура. Станет почти как в музее.

Потрясающе играет другое окно еще выше над входом, овальное с узорным переплетом-цветком. Закат отпечатывает его целиком на «алтаре» (кавычки, ибо это, все знают, лишь намек на алтарь — белая минималистская его схема), что неизменно радует слушателей изысканных смольнинских концертов. И восхитило актеров знаменитого театра Но, которые давали спектакль именно здесь в день 300-летия города. Налево удалились исполнители ролей, справа остались сидеть в характерной позе музыканты. Они синхронизировали своим ритмом наши сердца и шестисотлетнее искусство, а луч вечного солнца, упав на барабаны, окрасил их специфическим петербургским цветом.

Японцы вроде бы даже признались, что с большим трудом достигают схожего состояния у себя дома.

Можно представить себе, как играло солнце из окон собора на легендарной алтарной преграде, выполненной по рисунку Стасова из хрусталя на знаменитом Мальцевском заводе Орловской губернии. Хрустальная эта балюстрада исчезла (как, к слову, и «родные» люстры собора, и медная крыша…) бог знает когда. В 1922-м из Смольного вывезли церковные ценности, в марте 1923-го Петросовет решил храм закрыть. В августе его передали отделу музеев Петроградского отделения Главнауки. Но до создания здесь хотя бы чего-то «музейного» прошло еще полвека.

Еще есть окна и внушительные оконные проемы во внутренних помещениях собора — загадочные, так как соединяют интерьер с интерьером (точнее, объем с объемом), причем расположены на высоте трех или даже четырех метров от пола. Что было здесь, какие службы? Трудно вообразить, что священнослужители в облачении несколько раз в день поднимались-спускались по симметричным двум крутым винтовым каменным лестницам, соединяющим подвал и эти комнаты.

Ну, а огромные окна и окошки типа бойниц по пути на звонницу все могут видеть сами. Конечно, в старину цельные стекла были не так велики; но когда появился нынешний переплет?..

Электричество же распространяется по собору из помещения, которое называется ГРЩ.

Загадки и тайны

Главный распределительный щит — попросту. Маленькая комната в подвале, в которой всегда горит свет. Шагнуть внутрь могут только три человека, и то с допуском какой-то степени. Но нам и не надо — нестарую кирпичную кладку на противоположной от двери стене прекрасно видно в замочную скважину для настоящего (почти сказочного) ключа.

И вот почти сказки.

Сей свеженький кирпич скрывает попытку проникновения из подвала через ГРЩ в сам собор. Не пугайтесь, проникнуть пытались как раз его служители. Чтобы понять: когда и почему долженствующий тут быть проход замурован. Симметричный ему проход, ведущий на звонницу с другой стороны собора, есть, он в женский туалет (новодел, понятно) на этом уровне выходит. А вот в мужском туалете в соответствующем месте глухая стенка.

Пытались сверлить. Кирпич мягкий. Раствор старый. Сверлили-сверлили — на глубину одного кирпича, другого, третьего… Метр двадцать прошли, остановились — иначе будут проблемы с КГИОПом, нельзя же в памятнике «просто так» работы вести. И почему заложен проход, и почему так мощно заложен? А может, он еще куда-то вел — вбок?.. Вопросы.

Есть и вовсе забетонированное, а сверху еще и железным настилом покрытое место при самом входе в подвал. Сюда ведет винтовая лестница в сорок ступенек (как с другой стороны собора). Начиная с двадцать первой, ступеньки делаются зримо иными — новыми, своеобразно протесанными. А последняя ступенька вдруг скрывается под железным гремящим полом. Плиту не поднять, все шплинты (цитирую специалиста) заварены насмерть. Сбоку некий лючок такой, открыть и посветить — видно недостающую ступень, и еще сорок первую, обе банально бетонные. Куда они ведут/вели? Почему замуровано?

А в самом подвале тоже есть интересные места. Высота тут четыре восемьдесят, ниже уровня земли метра на три с половиной (судя по карнизикам, оставленным строителями), все — пудожский камень, старый кирпич, старый известковый раствор. И вдруг — новодельная кирпичная стена, цемент. За которой, по всем представлениям, собор кончается и земля быть должна. Кому понадобился тогда новодел?

Кирпичи датируются специалистами, очень приблизительно, концом тридцатых годов. Железный тот настил — началом пятидесятых. Точно никто не знает.

Но версии-то есть. Как минимум три. «Древняя» такова: все храмы, как и крепости, в предках своих имеют фортификационные сооружения (окна-бойницы — яркое доказательство, как и дополнительная прочность стен), из них должны быть потайные выходы. «Старорежимная» версия основывается на мировой же практике дворцовых переворотов: властитель знал, что быть властителем опасно, и в любую минуту готов был незаметно бежать. Тут вспомните предание, гласящее, что Елизавета Петровна строила монастырь с собором для своих «пенсионных» лет, — и всю историю дома Романовых вспомните.

И, наконец, версия нового времени, века двадцатого, опять выводит нас к соображению о подземных ходах. Во-первых, интересный снимок (доступен на выставке в соборе) «Туннель под „Смольным“. 1933 г. Центральный государственный архив кинофотодокументов»: действительно, туннель, узкоколейка, вагонетки, вдоль потолка — электрические провода. И все охраняет часовой с ружьем. Что это, где? Какой Смольный имелся в виду — собор, монастырь, институт? Или они соединялись? Когда? При каком царе, при каком ГПУ? А партруководство города в войну что, в дортуарах Кваренги сидело?

Тайны сии хранятся, надо полагать, архивами. Архивы строже жизни. После войны — есть и такая байка, — когда собор стоял вовсе бесхозный, в нем и бомжики разные квартировали. Несмотря на соседство стратегического объекта. А что? Еще в семидесятые мы преспокойно купались в Неве под самыми стенами Смольного — там, где сейчас пустую набережную держат самой чистой в городе.

А теперь мне после всего увиденного и услышанного приснился КОМУНАДО в погонах с аббревиатурой «ГРЩ».

Наверху

Только не думайте, что все тайны Смольного собора под землей замурованы. Будете на звонницу подниматься — увидите полукруглую метра три высотой стену (как кусок башни) с равномерно-ритмичными отверстиями глубиной на три с лишком кирпича. Что за стеной, что за отверстия? А внутри, на хорах, им соответствуют ниши какие-то — будто для статуй. И узенькие полочки даже есть. Зачем? Непонятно.

В самой же лестнице на звонницу можно обнаружить несколько вынимающихся кирпичей — и ямку. Кто оставлял эти тайники, для чего, когда? Или — кто что искал?

Площадка между пролетами выложена каменными квадратами и вдруг один в углу — цементный. Почему?

Такого еще немало, здесь не перечислить. И ответ так просто не найти. Архив Растрелли в Польше, оттуда удалось привезти копии всего лишь нескольких документов. Однако и чертежи Растрелли, такова была практика, — в основном не рабочие, а «представительские»; к тому же он все время проект менял. А строили, как пишут, и вовсе по грандиозной модели, которая сейчас хранится в Музее Академии художеств (правда, я не очень понимаю, как такое было возможно, ибо саму модель изготовляли с 1750 по 1756 годы). В модели даже купола разборные — для ориентира? Что, мастер, получая от своего старшего довольно-таки общее задание для довольно-таки ограниченного участка строительства, исполнял работу по мере своего опыта и воображения? Может, в этом многие разгадки?..

Замерзший

Сейчас в Смольном соборе работают всего два десятка человек. Научные сотрудники, инженеры, экскурсоводы… Им самим просто не под силу заняться всевозможными изысканиями. Но они, кажется, чувствуют, что их прекрасный собор как бы обделен историей. Он дважды был без должного обихода больше чем полвека — с отставки Растрелли до прихода Стасова и в годы советской власти. А в прошлом столетии и упоминался-то едва-едва, несколькими строками в биографиях архитекторов или же рядом с описаниями Института благородных девиц, а больше — того Смольного, куда пришел в известный день известный партийный лидер. А КОМУНАДО сочинял не очень-то лестные байки — про повесившегося здесь прораба, про безумного аптекаря, изводившего в округе голубей…

Смольный, был, определили мне, словно замороженный.

Но еще рассказали, что когда специалист «Геореконструкции» окапывал периметр — с огромным удовольствием, лопаточкой, послойно снимал наши асфальты, камушки стасовской мостовой, растреллиевское мощение — и докопался до фундаментных каких-то плотин, которые, оказывается, лежат «ершиками», то под ними, на трехметровой глубине, обнаружились корешки сирени.

А сирень — это весна.

http://www.spbvedomosti.ru.udns.incru.net/document/?id=11 996&folder=166