Над вечным покоем

25 февраля — Вселенская родительская суббота

У Бога мертвых нет… У Бога все живы… Вдумайтесь в это: миллионы и миллионы отошедших в вечность, и мы, продолжающие свой путь во временном, — все мы вместе составляем одно человечество, все мы живы, хотя и по-разному… Родительские субботы — это все равно, что родительские дни в пионерских лагерях, только тут не старшие приезжают к младшим, а наоборот; и как папа с мамой никогда не приехали бы на родительский день без гостинцев, так и мы должны радовать своих усопших подарками… Но смерть — «тайна великая есть», и не всегда знаем толком, чем порадовать своих родных, «присоединившихся к большинству». Как всегда, в случаях затруднения мы просим совета у батюшки — на этот раз у протоиерея Николая Головкина, настоятеля храма свв. апп. Петра и Павла в Шуваловском парке. Отец Николай десять лет служил в церкви на Северном кладбище и не понаслышке знает, что такое кладбищенское служение православного священника.

— Батюшка, а ведь вам, наверное, тяжело было ежедневно сталкиваться с людским горем, со смертью… Известно ведь, что многим из нас достаточно только мельком увидеть похороны, гроб, венки, плачущих родственников, чтобы потом на целый день выйти из колеи…

— Да, людского горя, что и говорить, я повидал много… Думаю, что за все годы моего священства я служил заупокойные службы не менее 15 тысяч раз. Кто-то может подумать, что такой большой опыт очерствляет душу, а я с таким мнением не соглашусь. Через несколько лет подобного служения чужое горе начинаешь чувствовать, может быть, и не столь остро, как в начале, но зато более глубоко, более тонко: начинаешь видеть, что каждый человек страдает по-разному — кто-то сильнее, кто-то слабее, кого-то выражает свое горе бурно, кто-то уходит в себя, словно сам ложится в могилу… Горе во многом раскрывает человеческую душу напоказ другим. Перед глазами проходят сотни усопших — и ведь не все они достигли старости. Далеко не все! Невольно задумываешься и о своей судьбе, начинаешь ясно понимать, что смерть может застигнуть тебя в любую минуту. С какой душой придется тогда отправиться на суд? Да, кладбищенское служение приучает священника всегда держать в памяти близость смертного часа. Я благодарен за это годам службы на Северном кладбище.

— Расставание с усопшим всегда печально, даже если твердо надеяться на будущую радостную встречу… Случалось ли вам всей душой сопереживать горю родственников покойного, которого вы лично и не знали, ощущать их беду, как свою?

— Случалось, разумеется, случалось… Бывало даже, не мог петь от слез, а ведь я вообще-то не отличаюсь чрезмерной чувствительностью. Но представьте себе: перед вами в гробу лежит девушка в подвенечном наряде — в белом платье, в фате… Невеста. Погибла по дороге в загс: дорога была скользкая, машина врезалась в столб, жених остался жив, а она… Вся церковь, смотря на эти похороны, плачет навзрыд, и я пытаюсь сдержать слезы только той мыслью, что ведь надо продолжать службу, надо молиться… Случалось отпевать женщин, которых смерть застигла во время беременности: тут как бы два человека в одном гробе лежат, -разве можно на такое смотреть безучастно? Вспоминаю и такой случай: пятидесятилетняя мать хоронит двадцатипятилетнего сына, плачет, не хочет утешиться… Проходит не более месяца — и вот она сама лежит передо мною во гробе, и я ее отпеваю: не выдержало материнское сердце навалившегося горя…

— А случалось ли, что отпевание проходило тихо, светло, не трагично?

— Это если праведника отпевают… Они не так уж редки в нашей жизни — праведники. А еще на душе бывает покойно, если все, провожающие усопшего, — верующие, церковные люди, когда все они молятся вместе со священником, многие даже коленопреклоненно, — тогда чувствуешь, что и душа усопшего тоже здесь, в храме, и тоже молится с нами. Если весь род у человека церковный, то тут и умирать не страшно: родные отмолят. Тихо и мирно проходит обычно отпевание стариков. Они прожили длинную жизнь, немало наработались, немало настрадались и уже ждали смерти, как отдыха… Да и родные были готовы к их кончине — острого горя тут не увидишь…

— Говорят, что по лицу покойного можно определить его загробную участь…

— Ну, что вы… Мы же не ангелы. Мы и в живых-то людях ошибаемся, — и не только в случайных знакомых, а в тех, кого знаем много лет, кого, казалось бы, изучили до мелочей… Не надо фантазировать, не надо предугадывать суд Божий.

— Есть такая жесткая, даже жестокая, русская поговорка: «Жил грешно и умер смешно». Вам приходилось сталкиваться с чем-то подобным?

— Есть еще такая поговорка: «О мертвых или хорошо, или никак». Я далеко не всегда знаю, как умер тот человек, которого мне приходится отпевать. Передо мной усопший, и я как священнослужитель обязан помолиться Господу о его упокоении — вот и все. По-разному люди встречают смерть. Не зря же мы просим в молитвах «христианския кончины живота нашего, непостыдны, мирны, и доброго ответа на страшном судищи Христове». Это важно. Все мы не хотим уйти в мир иной внезапно. Все мы знаем за собой множество грехов, и даже после исповеди у нас остается смутное чувство неудовлетворенности: что-то недосказали, что-то не прочувствовали до конца… Как с такой душой на суд Божий? Вот что страшно.

— Все же, наверное, священнику нужно иметь какое-то представление об усопшем. Вот, некоторые батюшки даже не берутся отпевать стариков, которые хотя и были крещены во младенчестве, но потом прожили жизнь, не задумываясь о Боге…

— Нет, это, пожалуй, неправильно: если человек был крещен, то отпеть его надо. Не нам его судить. Этим старикам, прожившим жизнь по велениям безбожной власти, — Бог судья, а нам следует проявить к ним возможное милосердие.

— Все же, когда молишься за упокой души таких людей, невольно посещают сомнения: кто я такой, чтобы отмолить безбожника? Я же не праведник, не Серафим Саровский, чтобы своей молитвой из ада людей поднимать. Да доходят ли мои молитвы до Бога?

— Доходят. Не сомневайтесь: каждая наша молитва усопшему как бальзам на рану. Но, конечно, до Серафима Саровского нам далековато, а потому на помощь нужно звать соборную церковную молитву: пусть вся Церковь поминает покойного на проскомидии. Такая молитва — великая сила. И милостыню за усопшего нужно подавать — это тоже очень действенно. Не отчаивайтесь: Господь видит вашу любовь к покойному, видит ваше старание облегчить его участь и не оставит его без милости.

— Некоторые священники не советуют поминать в заупокойных молитвах слишком многих людей: нужно все-таки хорошо знать человека, чтобы просить о нем Бога…

— Да. Но этот совет относится к мирянам, Церковь же может молиться о всех. А нам брать на себя заботы о малознакомых и вовсе незнакомых людях — опасно. Если человек был неблагочестивым и за ним ходили целые рои бесов, то, конечно, эти бесы будут мстить молящемуся. Они — не бездельники. А вы и знать не будете, откуда пришла беда, и не подготовитесь к ней. Другое дело, если вы молитесь за своего близкого, заведомого грешника: тут вы уже готовы к искушениям, любовь даст вам сил, и Господь, видя вашу решимость, пошлет вам Свою помощь.

— То есть не стоит молиться и о своих родственниках, если мало знал? О прадедах, которых не помнишь?..

— Прадед по прямой линии — это тоже близкий родственник. За него нужно молиться обязательно. Ну, а совсем дальние и почти не знакомые родственники — тут уж вы решайте сами…

— Все же иногда Церковь отказывается отпевать некоторых людей, даже крещеных в Православие. О том, что не отпевают само-убийц, всем известно, а случалось ли вам отказывать в отпевании еще кому-нибудь?

— Случалось грозить этим. Я служил тогда в одном деревенском храме Новогородской епархии. Деревня большая, хорошая, храм открыт с 1946 года, а потому с церковной жизнью крестьяне знакомы не пона-слышке… И вдруг я узнаю, что среди моих дорогих прихожан распространен такой страшный грех, как колдовство! Считается обычным делом наслать на человека порчу… Ну, не на человека, так на его корову. И никто не видит в этом ничего особенного. Дошло до того, что и мне самому однажды подложили под крыльцо дохлую черную кошку. Тогда на проповеди я прямо сказал нашим бабушкам: «Все мы ожидаем христианской мирной кончины и погребения по православному чину, но некоторые из здесь присутствующих могут этого избежать. Я знаю, что вы колдуете, водитесь с нечистой силой, причиняете людям зло, и потому отпевать вас не буду!» Этим же вечером пришла ко мне одна перепуганная старушка, принесла в подарок целую сумку копченой рыбы и долго умоляла: «Батюшка, я не знала, что колдовство — грех! Делала и то, и это… Каюсь! Только отпойте меня!» Между прочим, колдуны могут лишиться не только отпевания: от них и сама смерть бежит. В том же селе одна старуха дожила до 102 лет, и при этом с 90 лет не могла пошевелиться, встать с кровати. Измучалась сама и измучила своих близких… И однажды она послала родственников за священником: решила исповедоваться. Я пришел… С той поры прошло много лет, женщина та давно умерла, поэтому расскажу, что от нее услышал: оказывается давным-давно эта бабушка погубила колдовством свою молодую невестку… Выходит, что наказанием за грех может быть не только смерть, но и слишком долгая жизнь. Эта женщина преставилась через несколько дней после исповеди…

— Кто-то из священников после панихиды старается утешить близких покойного, а кто-то, наоборот, старается говорить пожестче: мол, и вас ждет смерть, покайтесь, пока не поздно!.. Вы обычно как говорите?

— Разные бывают родственники, разные похороны. Искреннее горе хочется облегчить словом утешения, а если видишь, что отпевание для этих людей — лишь докучная формальность, то тут можно воззвать к их совести. И в любом случае я стараюсь рассказать людям, как нужно молиться об усопшем православному человеку: три дня непрерывно читать Псалтырь, прерываясь только на то время, когда священник служит панихиду или литию, заказывать сорокоусты — можно в нескольких храмах и монастырях одновременно…

— Какие предрассудки, связанные с похоронным обрядом, до сих пор держатся у людей?

— Много предрассудков, много… Кто-то кладет в гроб платочек, чтобы не плакать, кто-то даже связывает покойным руки… Расчески кладут в гроб, сигареты… А на самом-то деле покойнику (если он мирянин) всего-то и нужно, что крест, который вкладывается ему в руки. Иногда кладут иконку Спасителя: в некоторых епархиях это допускается, в некоторых нет, это где как принято, — но вот именную икону класть в гроб ни в коем случае нельзя. На лоб покойнику надевают венчик, в руку дают разрешительную молитву. Если его соборовали перед смертью, тогда на закрытый гроб или на покрывало выливается соборное масло. И освященный песок высыпается крестообразно с молитвой: «Господня земля…»

— А может быть все эти народные обычаи и не опасны? Чем мы навредим покойному, если положим в гроб расческу?

— Прежде всего нужно помнить, что действия эти уж, во всяком случае, не душеспасительны, то есть пользы они точно не принесут. Зачем тратить время на такие игрушки, когда можно действенно помочь душе умершего — помолиться, заказать сорокоуст, подать милостыню… Ну, и мы-то с вами понимаем, что все это «народное творчество» идет от язычества, а значит, для православного неприемлемо. Тут недалеко — опять-таки — до колдовства, и люди нередко переходят эту тонкую грань между «невинным народным обычаем» и оккультизмом: например, воду, которой омывали покойника, используют для того, чтобы навредить своим врагам…

— От пьянства на поминках народ уже, наверное, не отучить?

— Ну, в разных кругах — это по-разному… Когда я служил в той новгородской деревне, меня всегда приглашали на поминки — таков там был обычай: без батюшки поминки не начинать. Я приходил, служил литию, а потом обращался к собравшимся со словами: «С апостольского времени покойных поминали вином, — но не крепкими напитками! — поэтому постарайтесь, чтобы поминки не превратились в попойку. Старайтесь быть сдержанными, не засиживайтесь за столом: пришли, помянули добрым словом и ушли». Потом я пел «Ныне отпущаеши», пригубливал немножко вина и уходил. И надо сказать, что все гости — крестьяне, с суровыми лицами, загрубевшими руками — вели себя очень скромно, внимательно, с почтением слушали меня, и поминки проходили прилично… Так что те, кто говорит, будто весь русский народ давно спился и не мыслит жизни без бутылки — просто выдают желаемое за действительное. Русский народ жив, и наши умершие — такая же часть его, как и мы с вами. Мы молимся за них — они за нас, и все вместе мы молимся за нашу Родину… Даст Бог, по этим совместным молитвам Россия снова поднимется на ноги.

Вопросы задавал Алексей БАКУЛИН

http://www.piter.orthodoxy.ru/pspb/n170/ta013.htm