 |
| Радонеж | Владимир Можегов | 22.02.2006 |
Мильоны вас. Нас — тьмы и тьмы и тьмы
Попробуйте, сразитесь с нами!
Да, скифы — мы! Да, азиаты — мы,
С раскосыми и жадными глазами!
Для вас — века, для нас — единый час.
Мы как послушные холопы,
Держали щит меж двух враждебных рас
Монголов и Европы…
1.
Что лежит под формулой «столкновения цивилизаций», сформулированной глобальным миром прямо на наших глазах? О чем вообще ведет речь наше обобщающее историю время?Кажется, уже ясно, что глобальный, а лучше сказать, универсальный мир возвращается к первичным, универсальным категориям бытия. И именно в этом его всеисторический смысл и значение.
В пресловутом «карикатурном скандале» мы увидели столкновение двух таких первичных категорий бытия, а именно свободы и веры. Ибо, что же может быть первичнее свободы и веры?
Очевиден выбор Востока, очевиден и выбор Запада. Но Россия? Вопрос, едва ли не главнейший, ведь от того, куда повернет Россия, исторически ответственная за равновесие мира, зависит во многом и развитие исторического сюжета.
Ответ, впрочем, кажется самоочевидным — мы за свободу, но ответственную. Ответ справедливый, необходимый, и слава Богу, наше самосознание (и самоосознание в мире) уже отрефлексировано в той мере, что бы его дать (да Бог и не дает испытаний выше меры).
Но, хоть и необходимый и на уровне инстинкта верный, он еще совсем недостаточен. Ибо пора, пора уже приходить и в сознание. Неизвестно, что день грядущий нам готовит, а готовиться к нему надо уже сегодня.
Есть некоторый соблазн принять в этом противостоянии сторону Ислама. Свойственная нам экспансионистская романтика, злорадство по отношению к Европе, наш скифский, блоковский пафос:
Мы широко по дебрям и лесам
Перед Европою пригожей
Расступимся! Мы обернемся к вам
Своею азиатской рожей!
От этого соблазна повернуться к Европе «азиатской рожей», очистив место бою «стальных машин… с монгольской дикою ордою» нужно предостеречь. Рано, товарищи! Еще успеем мы наглядеться, как «свирепый гунн в карманах трупов будет шарить, жечь города и в церковь гнать табун и мясо белых братьев жарить». Еще успеем и мы предать наших вероломных белых братьев, неоднократно нас самих предававших. Еще не прокричали мы свое, необходимое: опомнись, старый мир! Еще не все пропела матушке-Европе наша варварская лира! Еще тварь, что стенает и мучается доныне — с надеждою ожидает откровения сынов Божиих…
Так неужели мы действительно пренебрежем нашим призванием и бросим наших белых братьев погибать под копытами дикой варварской орды?
2.
Ведь несомненно, что даже в своем очевидном падении, помутнении, в исторически усвоенном вульгарном гуманизме и гедонизме, сознание европейца остается ближе к божественному свету Откровения, чем «аллах акбар» исламистских орд.Не будем забывать, что понятие свободы и личности привнесены в мир Христом. И даже в своем пост-христианском и даже анти-христианском пафосе, сознание арийского племени навсегда останется просвященным Евангельским светом и не может не сознавать своей миссии, этого «бремени белого человека», несущего свет Откровения всем народам.
И в той идее свободы, которую защищает сегодня Европа в своей битве с варваром, несомненно есть большая правда. Правда универсальная, большая всякой узконациональной и узко-религиозной правды.
Ведь свобода — действительно первейшая ценность мира. И Бог, творя мир, творит в первую очередь иную свободу. «К свободе призваны вы братия», — говорит Апостол, и нет у человека права покушаться на священное имя той, которую Сам Творец первой вводит в новорожденный мир.
Воинственный же, экспансионистский ислам есть лишь, по природе своей, идеальная идеология, духовная сущность которой вполне и очевидно проявилась в Беслане. То, что заставляет особей человеческого рода во имя милосердного Бога осознанно и необходимо убивать детей (!!!) — не есть религия. А исповедующие это учение — есть варвары с еще далеко-далеко не усвоенным ими человеческим (не говоря уже о Божьим) образом.
Это, в лучшем случае, еще тот «дикий тунгус» и «друг степей калмык» пушкинского космоса, еще только-только призванный к просвещению и лишь в этом смысле его можно представлять неким будущим мира.
В настоящем же, варварском своем обличии сей «панмонголизм» никакое не будущее, но далекое прошлое мира, только бич Божий, посылаемый для исправления заблудшей матушки — Европы.
Темная орда невежества и дикой азиатчины черной тучей находит на мир, стараясь поглотить, пожрать обитающее, блистающее в глубине его, но изрядно потускневшее и стертое во внешней жизни Слово — вот расшифровка формулы этой «войны цивилизаций». И отнестись к этому должно со всей серьезностью.
3.
Нужно понимать, что арийское племя, Европа даже в гуманизме и гедонизме своем остается незыблемой осью мира, хранителем Святого Грааля Откровения, Божьего Слова. И что лишь ее нынешняя пустота, черная дыра, образовавшаяся во Святая Святых арийской души, вопиющее забвение европейцем своей вечной миссии вызвало то мощное движение панисламизма, которое мы наблюдаем сегодня.Защита сегодняшней Европой идеи Свободы — это глубоко осознанная необходимость, в которой проявляется глубоко верная интуиция белого человека. Другое дело, что в понимании этой свободы Европа вконец запуталась в «афинейских плетениях» своих либеральных мудрований. Но кого же винить в этом?
«Стойте В свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства» (Гал. 5,1), — предупреждал Апостол.
Пора уже осознать, что все катастрофы христианских церквей и государств на Западе и Востоке связаны прежде всего с забвением этой вечной правды Евангелия.
И глубоко символично, что в своей борьбе против Церкви и победивший либерализм и большевизм поднимал те самые знамена свободы врученные Христом своей Церкви, но брошенные и позабытые ею.
И восстание европейских государств против политического диктата папства на Западе и многовековое похрустывание скелета Церкви в «тяжелых нежных лапах» Империи на Востоке, а затем и прямые лютые гонения — есть тот же бич Божий, напоминающий Церквий о ее подлинных неотмирных ценностях, о ее подлинном призвании в мире — проповеди любви и свободы…
4.
Победивший либерализм, в силу своей двумерности, несет неизбежно извращенное, плоское, вульгарное понимание свободы. Являясь Божественным даром, свобода должна и укореняться в Боге — ее источнике, только тогда становится она подлинной свободой, освобождающей вечный дух человека от пут времени, космоса и смерти.И именно такая свобода, способная, по слову Ивана Ильина «непосредственно укореняться в Боге», была явлена нам в гении Пушкина: «Пушкин оставил старую и обветшалую традицию для того, что бы открыть свободную глубину и свободную высоту. Эта свободная глубина привела его к православному христианству, к изначальным основам и истокам русского национального духа, к подлинной сущности божественных содержаний на земле, а свободная высота породнила его самого и его народ с тем прекрасным и вечным, что создали другие народы», — справедливо писал Ильин.
Освободить народный дух от «обветшалой традиции» было необходимо. Мы видим, как скованный ею, задохнулся христианский дух Европы, взорвавшийся в конце концов анархистским бунтом Ницше.
Пушкин же, сбросив византийскую парчу закованной в церемониал «традиции» и сразившись со всеми «призраками истины» анархистского и либерального понимания свободы, сумел пробиться к Богу, указывая путь не только России, но и Европе и всему миру.
Результат этой космической битвы явлен в итоговом пушкинском «Памятнике». Здесь Пушкин свою выстраданную всею жизнью свободу уравновешивает вначале «милостью к падшим», а затем окончательно смиряет, свободно подчиняя ее Божьему Слову: «веленью Божию, о муза, будь послушна"…
Так, на уровне личности Пушкин разрешает последние вопросы бытия, которые до него, на уровне церкви разрешил Рублев в своей гениальной, всепримиряющей «Троице».
К сожалению, либеральное сознание оказывается не способным подняться к пушкинским эмпиреям. Да что там либералы, когда даже такой православный исследователь как М. Дунаев видит в «Памятнике» лишь «памятник любоначалию и нечего больше"(!). Последнее важно, как пример вопиющего непонимания «носителями истинной веры» собственных своих оснований.
К «носителям» отечественным мы еще вернемся, что же касается Европы, то глубокое развращение категории свободы, ее духа, силы и красоты мы наглядно наблюдаем в истории с карикатурами.
Увы! Если дохристианская эллинская культура оказалась способна воплотить идею всепобеждающей свободы в Самофракийской Нике, каждая складка и линия которой дышит подлинным божественным вдохновением, то культура пост-христианская разряжается «скрижалями» из двенадцати карикатур на пророка Мухаммеда — какая плачевная, пошлая, и по истине, дьявольская пародия!…
5.
Но если сознание современного европейца — всего лишь вульгаризированное, выхолощенное и извращенное Христианство, то сознание варвара от основопологающих христианских понятий свободы, личности, церкви вообще безнадежно далеко.Варвар признает лишь повеление и повиновение, в силовом поле которых возникает догма — жесткая и неподвижная, точно святой камень Мекки.
Ислам уравновешенный, традиционный даже в этом поле создает высокую и самобытную культуру с изумительной архитектурой, глубокой поэзией и своеобразной мистикой, ислам же экспансионистский превращается в идеальную идеологию, знающую лишь конечную цель и не признающую самоценности человеческой личности.
Это пренебрежение человеком — есть вопиющая ложь Востока, с которой никогда не примирится сознание европейское, правда которого выражена той же пушкинской «милостью к падшим».
Из этой христианской непобедимой любви к последнему человеку выросла вся великая («святая», по выражению Томаса Манна) русская литература. Эта русская, вселенская милость к падшим победила и ницшеанскую белокурую бестию и, через экзистенцианализм Достоевского, оплодотворила всю новейшую гуманистическую западную культуру…
И сегодня та битва, которую ведет задыхающаяся в вульгарном либерализме Европа, это все же наша, собственная последняя битва, которая идет в бесконечном русском поле, том духовном поле «слезы ребенка» Достоевского, о которую разбиваются и будут разбиваться все вавилонские башни бездушных идеологий, в том числе и наших, домотканных — от «Третьего Рима» и «Третьего интернационала», до всех новейших «ультра-либеральных» и «квази-православных» проектов «политического православия», «консервативной революции», «Евразийства» и т. д….
6.
Итак, миссию белого человека как учителя и воспитателя вселенной никто у него не отнимал. Это бремя, дело и роль европейца до конца времен.Но среди всего иафетова племени, только Россия, в полноте воспринявшая великое богословие восточных отцов, проложивших путь к подлинному единению с Богом («человек есть животное, которому дано задание стать богом» (св. Василий Великий)) и пронесшая сквозь всю свою трагическую историю опыт и образ подлинной святости — еще помнит настоящий смысл этой миссии, ее вселенское значение.
Доказательством особой роли России и являются две ее гениальные исторические манифестации: рублевская «Троица» — этот надмирный образ всепрощающей и всепримиряющей любви и великий Пушкин, показавший человека таким, каким он задуман Богом — «русский человек в развитии, который явится быть может через 200 лет» (Гоголь).
Несмотря на все свои страшные исторические грехи (а, может быть, и благодаря им), в этих духовных вершинах Россия являет всему миру универсальный смысл Церкви (вселенского богочеловеческого единства) и Личности (становящегося богочеловека). — Вот наши вечные категории, в которых находят примирение и «либеральная» и «патриотическая» идеи, и категории «свободы» и даже непримиримой, фанатичной «веры"…
7.
И только наше универсальное время начинает открывать нам настоящий смысл слов Достоевского из его знаменитой «Пушкинской речи»:«Да, назначение русского человека есть, бесспорно, всеевропейское и всемирное.
Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только стать братом всех людей, всечеловеком, если хотите. О, всё это славянофильство и западничество наше есть только великое у нас недоразумение, хотя исторически и необходимое. Для настоящего русского Европа и удел всего арийского племени так же дороги, как и сама Россия, как и удел своей родной земли, потому что наш удел и есть всемирность, и не мечём приобретённая, а силой братства и и братского стремления нашего к воссоединению людей…
…О, народы Европы и не знают, как они нам дороги! И впоследствии, я верю в это, мы, то есть, конечно, не мы, а будущие грядущие русские люди поймут уже все до единого, что стать настоящим русским и будет именно значить: стремиться внести примирение в европейские противоречия уже окончательно, указать исход европейской тоске в своей русской душе, всечеловечной и воссоединяющей, вместить в неё с братской любовью всех наших братьев, а в конце концов, может быть, и изречь окончательное слово великой, общей гармонии, братского, окончательного согласия всех племён по Христову евангельскому закону!»
Такова, согласно Достоевскому, действительная и главнейшая наша задача. Задача эта грандиозна и как никогда, современна. Но увы, и состояние русского человека сегодня, как никогда, плачевно…
Ко времени исполнения своей исторической миссии Россия подошла, перемолотая дьявольской мясорубкой ХХ века, и не только ею: сгнившая на корню романовская империя с ее казенным «ведомством православного исповедания», семидесятилетнее вавилонское иго негодяев-большевиков, лихолетье ультра-либеральной революции — вот вехи, оставившие на месте «Святой Руси» лишь усеянное костьми поле… К этому нужно добавить глубокое развращение сердец и страшный разброд в мозгах…
Так оживут ли кости сии? И неужели на этом пепелище сможет еще прозвучать наше вдохновенное слово?
Как ни странно, но именно чудовищная, беспросветная история «Святой Руси» вселяет надежду. Старательно очищая родную историю от большевистской, либеральной и квази-патриотической лжи, открываешь, в конце концов, лишь две ее подлинные реальности — бесконечный мрак и столь же бесконечную (хотя и бесконечно редкую) святость.
Формат данной статьи не позволяет погружаться в исторические бездны, потому откроем их через парадоксальные духовные реалии нашего времени. Оставив в покое надоевших большевиков и либералов, спросим себя, может ли что-то характеризовать состояние нашего сознания лучше чем эти два впечатляющих квази-православных проекта: попытки канонизировать Иоанна Грозного, этого антихриста на троне Третьего Рима и Распутина — это воплощенное русское безумие…
До какой же степени помрачения и одичания должно дойти религиозное сознание, чтобы что бы всерьез пытаться объявить святым садистически-сладострастное апокалиптическое чудовище, собственноручно умучившее христиан несравнимо больше, нежели Нерон — антихрист Рима Первого?
Вот уж где действительно «неба содроганье», глобальное столкновение достоевских «двух бездн рядом»!
Жестк, но бесконечно прав Достоевский — русский без Бога дрянь, а не человек. Хуже, что люди церковные, «взятые в удел», эта, так сказать, духовная элита нации, остаются в большинстве своем, несмотря на успешное овладение «самым истинным учением», все такой же националистической, империалистической, евразийской и тому подобной идеологической (прости, Господи) бесчеловечной дрянью…
Можно ли после этого удивляться 8,5 миллионам абортов в год, страшной нашей беспризорности или миллиону детей в детдомах -наследниках системы НКВД?
Но…
Ведь именно в кромешной мгле татарщины, нравственного упадка и бесконечных предательств зажглась звезда Рублева, явившая нам солнце Троицы. Именно в казенной реальности «ведомства православного исповедания» и полумертвого окатоличеного богословия взошло светило Серафима Саровского и гений Филарета Московского.
И шестикрылый Серафим Пушкина запылал в холодном, ледовитом и призрачном Петербургском свете…
8.
Итак, сама невероятная способность русской земли порождать это дух захватывающее чудо говорит об основательности наших убеждений.Но сначала нам нужно разобраться со своими собственными (прости, Господи!) идиотами и со своими собственными скорбными делами.
Никто и никогда (и справедливо!) не признает нас цивилизованной страной, никто и никогда не станет нас слушать до тех пор, пока миллион наших детей будет вращаться в страшной детдомовской системе (известно, что лишь 20% из прошедших через этот молох обретают социальный статус, остальные оседают на дне, в притонах и тюрьмах), пока в центре Москвы будет существовать ад детской беспризорности (не говоря уже о детской проституции) — реальность для «пригожей Европы» совершенно чудовищная, и прочая, и прочая, и прочая «слеза ребенка», превращенная нами в реки, моря и океаны детской крови…
Возрождение наше должно начаться с потрясения. Потрясение — со взгляда на самих себя. Взгляд этот — метанойя, перемена ума, сознания — возможен лишь в Церкви…
Уверен, что как только мы начнем спасать свое будущее, своих собственных детей, вся консервативная (да и молодая) Европа придет к нам на помощь. Обретя же наконец свой собственный смысл, мы сможем помочь обрести его и Европе, которая для нас, по слову Достоевского «дорога также как и Россия». И так все мы, каждый по своему чину, силам и в свою очередь, исполнив свой долг, исполним и Божью заповедь о любви.
Ибо нет категории более универсальной, заповеди более первичной, и бремени более тяжкого… И хотя бы потому, именно об этом должна быть (и непременно будет!) последняя песнь, которую наша варварская лира пропоет гибнущему миру:
…Россия — Сфинкс. Ликуя и скорбя,
И обливаясь черной кровью,
Она глядит, глядит, глядит в тебя,
И с ненавистью и с любовью!..
Да, так любить, как любит наша кровь,
Никто из вас давно не любит!
Забыли вы, что в мире есть любовь,
Которая и жжет и губит!
Мы любим всё — и жар холодных числ,
И дар Божественных видений
Нам внятно всё — и острый галльский смысл
И сумрачный германский гений…
* * *
В последний раз — опомнись, старый мир!
На братский пир труда и мира,
В последний раз на светлый братский пир
Сзывает варварская лира!
