 |
| Фома | Анна Бобина | 14.02.2006 |
За пять лет работы в информационном агентстве мне пришлось побывать во многих странах. Командировки случались в самое разное время — поездки министра иностранных дел попадали и на время Великого поста, и на Рождество, так что мне не всегда удавалось зайти в православный храм: не в каждой стране он есть, да и редко находилось свободное время, чтобы до него добраться. Поэтому особенно запомнились три поездки, когда закладка православного храма — причем единственного в стране — входила в программу визита.
СЕВЕРНАЯ КОРЕЯ
В июле 2004 года я побывала в Северной Корее. В Пхеньян мы прибыли в дождь, и первое впечатление от города — бредущие вдоль дороги люди в совершенно одинаковых красных резиновых сапогах. На переговоры журналистов не пустили, зато северокорейские товарищи устроили нам экскурсию по городу. Неожиданно для меня началась она с посещения совершенно удивительного объекта — строящегося православного храма. Я ожидала, что нас повезут к мавзолею Ким Ир Сена или к монументу идей чучхе, и вдруг — стройплощадка, белые стены, барабан будущего храма.Нам рассказали, что место на востоке Пхеньяна неподалеку от реки Тэдонган выбрал сам Ким Чен Ир, который заинтересовался православием после поездки на Дальний Восток России. В Хабаровске ему показали храм святителя Иннокентия Иркутского, и северокорейский лидер решил построить православную церковь у себя в КНДР. Так в июне 2003 года в Пхеньяне был заложен храм в честь Святой Троицы.
К новому делу корейцы отнеслись очень серьезно. С сентября 2002 года при Союзе верующих Кореи начал действовать государственный Комитет Православия (сейчас в нем около тридцати человек). Тогда, на стройплощадке, нас встретил заместитель председателя комитета, Ким Чхор — в крещении Петр. Он рассказал, что принял Православие в России, куда специально ездил вместе с четырьмя товарищами — в крещении Федором, Иоанном, Кириллом и Георгием, председателем комитета. По словам Петра, корейцы относятся к своим православным согражданам с уважением, помогают в строительстве, храм воспринимается в КНДР как будущий мост между двумя братскими народами.
До сих пор стоит перед глазами эта картина: накануне лил сильный дождь, с утра — солнце, и вот по мокрой глине, по лужам, по строительному мусору в одинаковых резиновых сапогах ходят два корейца (Петр и его друг) и с сияющими лицами показывают то, что будет храмом. На одинаковых серых кителях кимченировского типа — значки с портретом великого вождя Ким Ир Сена. В глазах — радость, которую не спутаешь ни с чем. Я спросила, какого цвета будет храм — говорят, белый. Прощаясь, Петр приглашал приезжать, когда храм построят.
Тогда я и подумать не могла, что через полгода мы действительно увидимся снова, но уже не в Пхеньяне, а в Сергиевом Посаде, в Московской духовной семинарии, где он учился вместе с тремя другими семинаристами из КНДР. О том, что в семинарии есть четверо студентов из Северной Кореи, я узнала от друзей и, конечно, решила с ними встретиться…
Петра, если честно, я узнала не сразу — непривычно было видеть его в подряснике, да и внешне он как-то неуловимо изменился — серьезней стал, что ли… На этот раз рассказывал в основном его товарищ — Федор. Он лучше всех говорит по-русски, еще в Пхеньяне учил язык, защитил диссертацию по теме, связанной с Россией.
Естественно, я спросила, почему они решили не только принять Православие, но и стать священниками, как к этому отнеслись друзья и родные. Видно было, что им и хочется рассказать, и слова подбирать нужно, да и стесняются — как школьники на уроке.
Если честно, от второй встречи с православными корейцами у меня осталось больше вопросов, чем ответов. Насколько их решение было внутренним побуждением, а насколько — выполнением поставленной (пусть даже самим себе) важной задачи в укреплении отношений между нашими странами? Что для них Православие — истина, на которой будет выстроена вся жизнь, или часть русской культуры, заслуживающая уважения? Что уже изменилось и еще изменится внутри? На эти вопросы семинаристы отвечали серьезно и четко, но ответы звучали скорее как выработанная позиция, чем как личное переживание. Главные идеи в Православии — это любовь и патриотизм, — говорит Федор. — Патриотический дух Православия совпадает с нашей государственной философией идей чучхе".
Очень хотят побыстрее стать священниками. «Мы хотим как можно быстрее. Как Вы думаете — скоро?» — спрашивают меня.
Федор и Иоанн в январе обвенчались со своими невестами, в мае их рукоположили в дьяконы. Петр и Кирилл тоже планируют служить в новом храме… «А Вы тоже православная?» — спрашивает Федор на прощанье. Отвечаю, что да. — «Приятно».
ЮЖНАЯ АФРИКА
В самый разгар африканского лета, в декабре 2001 года, в числе журналистов, сопровождавших в поездке тогдашнего министра иностранных дел Игоря Иванова, я попала в ЮАР.Конечно, я заранее видела программу министерского визита, в которой значилась тяжеловесная формулировка торжественная церемония закладки камня в основание православного храма", но, честно говоря, до того, как нас выгрузили из раскаленного микроавтобуса прямо посреди скоростного шоссе, я и представить не могла, как это будет выглядеть.
Под палящим солнцем, рядом с трассой, по которой проносятся машины — небольшой огороженный участок выгоревшей травы, залитая бетоном площадка, и по ее периметру — стены будущего храма в несколько кирпичиков высотой. В центре бетонной площадки — два аналоя с иконами Святой Троицы и преподобного Сергия Радонежского — первый православный храм на юге Африки будет в его честь.
Участок был выбран русской общиной ЮАР в городке Мидранд, ровно на полпути между Преторией и Йоханнесбургом — чтобы было удобно жителям крупнейших городов. Добраться можно только на машине — минут 20 езды. Раньше на этом месте находилось небольшое здание приходского центра, богослужения совершались здесь же, в домовой церкви. Пока еще трудно представить, что скоро тут вырастет необычный для африканской архитектуры пятикупольный храм.
Пробираюсь через толпу — на небольшом пятачке собралось несколько десятков человек, прикидываю — удобно ли будет фотографировать, оглядываюсь… и замираю от невероятности происходящего.
Звенящая тишина, гул проносящихся мимо машин, и — православные песнопения. Весь хор — пять-шесть женщин в платочках. Щурятся, закрываются ладонями от солнца, улыбаются. Рядом притихшие дети лет 5−6 и постарше — мальчишки с русыми челками, девочки в длинных сарафанах, таких странных на этой африканской жаре. Один мальчишка помогает на молебне старшим, остальные смотрят внимательно, серьезно, а глаза сияют.
Непонятно, где окажутся эти мальчики и девочки через несколько лет — возможно, скоро родителей переведут в другую страну (большинство русских в ЮАР — или дипломаты, или работают здесь по контракту), кто-то уедет учиться или работать в Россию. Но когда я смотрела на эти счастливые лица, совершенно поглощенные чудом, происходящим на их глазах, хотелось верить, что этот храм навсегда останется их храмом. И очень хотелось увидеть его таким, каким видят они — дети, собравшиеся на африканской жаре вокруг будущего храма — бетонного фундамента и барьерчика в несколько кирпичей.
После молебна мы с моим коллегой Геной подошли к настоятелю иеромонаху Филарету. Гена, по давно выработанной журналистской привычке, привез ему из Москвы гостинец — кирпичик бородинского хлеба. Помню, как отец Филарет прижал к себе хлеб, вдохнул запах — лучшего подарка и придумать нельзя.
Он был назначен настоятелем летом 2000 года, и вскоре приход разросся до нескольких сотен выходцев из России, Украины, Белоруссии, Молдавии, Казахстана, Грузии, Армении. А в 2001 году к отцу Филарету обратились представители старой эмиграции, уехавшие в ЮАР после войны, с просьбой принять их в общину.
Мы проговорили уже минут 20, когда батюшка попросил нас отойти в условную тень маленькой пристройки: увлекшись вопросами, мы не заметили, что он стоит лицом к солнцу, щурится, убирает прилипшие ко лбу выгоревшие рыжие волосы, но стоически терпит нашу журналистскую настырность. Посетовал, что пока отпевать ему приходится чаще, чем венчать, что нелегко находятся деньги на постройку храма, но начал рассказывать о прихожанах, их стремлении помочь хоть чем-то в строительстве и обустройстве — и заулыбался. У каждого из них — своя история прихода к вере, иногда почти невероятная.
Мне запомнилась история одной семьи буров (белые коренные жители ЮАР), недавно принявших Крещение. Еще во время англо-бурской войны (1899−1902 г. г.) их прадед Вилли Стейн был захвачен англичанами и вместе с другими пленными отправлен на Цейлон. Когда он и пятеро его товарищей, находившиеся на английском военном корабле «Каталония», увидели вдали флаг российского судна, они решили устроить побег. Измученных пленников подобрали русские моряки. На судне «Херсон» их доставили в Феодосию, откуда они на поезде добрались до Петербурга. На прощанье моряки по обычаю благословили спасенных иконой преподобного Сергия Радонежского. Вернувшись на родину из России, Вилли Стейн сохранил память о своих спасителях и стал давать русские имена своим детям и внукам. И вот недавно, то есть спустя почти 100 лет, его правнук Даниил Стейн, а затем и его родные приняли Православие. Конечно, в этой семье особо почитается преподобный Сергий.
…Сегодня храм в Мидранде уже достроен, освящен. В марте 2003 года в нем прошло первое богослужение.
КУБА
На Кубу я прилетела в марте этого года — в курортном городке недалеко от Гаваны проходила международная конференция «Диалог цивилизаций». В составе российской делегации были четыре епископа — Ставропольский и Владикавказский Феофан, Егорьевский Марк, Тамбовский и Мичуринский Феодосий, Венский и Австрийский Иларион. Было решено отслужить Литургию для православной общины Гаваны. Говорят, что разрешение на проведение богослужения дал лично Фидель Кастро.Около ста человек пришли в воскресенье в храм святого Франциска Ассизского — бывший католический собор, ныне музей. Тяжелые засовы на массивных деревянных дверях открывали женщины-полицейские. Они с интересом рассматривали священников в странных одеждах и тех, кто пришел на службу. С их разрешения я по широкой каменной лестнице поднялась на балкон, расположенный прямо напротив алтаря. Сверху храм казался огромным, а люди — крошечными В католических храмах нет иконостаса, отделяющего алтарь от основной части храма — на небольшом возвышении поставили стол, покрытый тканью, он и служил Престолом, Литургия происходила на виду у всех. Это делало все происходящее особенно торжественным. Казалось, люди стараются не дышать, чтобы не разрушить хрупкую тишину. На исповедь выстроилась большая очередь, многие из пришедших хотели причаститься.
После службы епископ Феофан говорил о том, что Церковь не забывает о тех, кто оказался далеко от России, что для нее важны и дороги эти люди — у многих на глазах были слезы. Когда подходили прикладываться к Кресту, просили почаще приезжать, почти каждый спрашивал, когда построят храм.
Православная община в кубинской столице насчитывает около двух тысяч человек. В основном это так называемые «совгражданки» — женщины, вышедшие замуж за кубинцев в годы советско-кубинской дружбы и уехавшие со своими мужьями на «остров свободы». Их дети, как правило, говорят по-русски, учатся в русской школе при посольстве и мечтают поехать в Москву. Кроме того, в Гаване живут и работают дипломаты и специалисты из России и стран СНГ. Они составляют приход будущего храма — пока богослужения проходят в домовой церкви при российском торговом представительстве.
История русского православного храма на Кубе началась три года назад — в Гавану приехал иеромонах Маркел, который стал настоятелем православной общины. Отношения между Россией и Кубой, ухудшившиеся в начале 90-х, начали вновь налаживаться, и кубинские власти дали согласие на строительство храма. Был выделен участок земли в районе Гаванской бухты, на перекрестке улиц Сан-Педро и Санта-Клара — решение принимал лично команданте Фидель. Храм в честь Казанской иконы Божией Матери был заложен в историческом центре Гаваны в ноябре 2004 года.
На место закладки храма и отправились прибывшие из Москвы священники, а также некоторые из прихожан. Служили молебен о помощи в строительстве храма. О том, что он будет, пока говорит лишь небольшой деревянный крест, установленный прямо на растрескавшемся асфальте. Мы стоим перед этим крестом в пыли под палящим кубинским солнцем. Невысокий металлический забор отделяет дворик от набережной, по которой едут машины, проходят люди. Вокруг — ветхость и разрушение, ямы, из которых торчат какие-то трубы, валяются куски арматуры, кирпичи, какой-то мусор. Со всех сторон дворик окружают дома, предназначенные на снос — скоро в этом месте будет просторная площадь.
Впрочем, пока в этих домах живут люди, их не пугают обвалившиеся балконы и осыпающаяся штукатурка — в Гаване это обычное дело. Жители наблюдают за происходящим из окон. Женщина, вышедшая с тазиком выстиранного белья на то, что когда-то было балконом, застывает, прижимая таз к животу, из-за ее спины выглядывает мальчик лет пяти.
Они, наверное, уже знают, что на этом месте будет построен храм, но появление людей в необычных одеяниях, непонятные песнопения — все это им странно и любопытно. У забора скучает полицейский, косится на табличку с проектом храма — неужели и вправду построят?
Когда удастся закончить строительство, пока не может сказать никто. Но люди, пришедшие утром на Литургию, просили епископа Феофана: «Постарайтесь, пожалуйста, побыстрее».
Анна БОБИНА, специальный корреспондент внешнеполитической редакции РИА Новости"
Материал опубликован в 8 (31)-м номере «Фомы» 2005 г.
http://www.fomacenter.ru/index.php?issue=1§ion=66&article=1582
