«В палату он входил в халате и с крестом»

-…Позвольте хоть глазком на владыку Луку посмотреть! — умоляли мы врачей перед обходом Войно-Ясенецкого. Вытягивая шеи, затаив дыхание, мы прятались возле дверей. А он, в подряснике, халате и с крестом на шее, шел в палаты. Доктор-священник… Это было чем-то невероятным. Особенно в те годы, когда, казалось бы, наступление воинствующего атеизма должно было наголову разбить всяческую веру.

В 1944 году я училась в Тамбовском пединституте. Нас, студенток, направили на курсы медсестер при базовом военном госпитале в Тамбове, где преподавали военные врачи. А мы делали всю сестринскую работу — перевязки, уколы, уход за больными. Кого-то покормить, кому-то надо было свернуть самокрутку. В ночные дежурства приходилось стирать и кипятить бинты — их катастрофически не хватало.

Как только мы приехали в госпиталь, то увидели огромную толпу народа в местной церкви. Много там стояло военных, ранбольных. Это показалось удивительным: перед войной в храме и появляться-то было небезопасно, чревато неприятностями в институте и на работе. Преимущественно туда ходили старушки. Правда, в военные годы власть ослабила накал борьбы против религии, и многие церкви, ранее бывшие на замке, открылись. Но в этот храм просто невозможно было пробиться.

— Сам владыка Лука читает проповедь! — сказал нам молодой парень с костыльком. Так мы впервые услышали это имя.

Весь Тамбов тогда был в госпиталях, и Войно-Ясенецкий курировал многие, в том числе и наш. Когда владыка Лука появлялся, окна облеплял народ: представительный, с седой бородой епископ в полном облачении подъезжал на пролетке к госпиталю, где оперировал тяжелораненых и вел прием 2−3 раза в неделю.

Его фамилию мы знали лишь потому, что нам ее называли преподаватели. И Валентином Феликсовичем его не звали — среди людей он был известен только как владыка Лука. Нам рассказали на лекции, что Войно-Ясенецкий не раз сидел в тюрьме за упорную религиозную пропаганду, был в ссылке в Нарымском крае, Туруханске, даже в Заполярье. В тюрьме он написал большой труд «Очерки гнойной хирургии», в котором, как нам говорили, встал на материалистические позиции. И поэтому его, большого специалиста в области медицины, вернул из ссылки Сталин.

Встреча с владыкой Лукой была для меня потрясением. Вся жизнь его была драматичной из-за веры. А ведь трагедия случилась и в нашей семье. В детстве я жила в Тамбовском районе. Моя бабушка со стороны отца, Анастасия Александровна Делициева, вместе со своей сестрой Марией были служительницами в церкви. Пекли просфоры, молились. На Пасху мы с нетерпением ждали, когда нам разрешат отведать кулича и крашеных яиц. То и другое приносила бабушка, не забывая сказать при людях, что несет праздничную снедь только для себя. Очень религиозна была и Мария, молилась она со светлым, радостным лицом.

А в 1937 году за Марией приехал «черный ворон». Бабушкину сестру забрали, ничего не объясняя. Она канула в неизвестность. Потом нам объявили — Мария Делициева получила 10 лет без права переписки. Впоследствии мы узнали, что это означает расстрел.

Конечно, я была убеждена: все, что делает государство, правильно, «у нас зря не сажают». С этим не увязывалась страшная смерть Марии Александровны — тихой, глубоко верующей женщины.

И вдруг я встречаю крупного врача, епископа, человека, которого вернули из далекой ссылки, где он, казалось, будет похоронен заживо. Ему дали возможность работать на благо людей. Разумеется, это произошло благодаря его удивительному таланту.

Мы дежурили в палатах, где лежали уже прооперированные пациенты. Больные восхищались Войно-Ясенецким, очень многих епископ Лука вернул в строй. Ходили легенды о его врачебном искусстве.

В палатах доктор читал молитвы, потом проводил все процедуры. А перед операцией спрашивал пациента, верующий ли он. Никто от веры не отказывался. Церковь заполняли выздоравливающие раненые.

Многие горожане пытались попасть к владыке Луке на прием — это было нелегко из-за огромного наплыва больных и считалось большим счастьем. Однажды к нему пришла родственница моей подруги с больной дочерью, которая долгие годы страдала остеомиелитом и вынуждена была лежать. Пациентку оперировал Войно-Ясенецкий. Девушка выздоровела, начала ходить. Ее мать говорила об этом докторе со слезами благодарности.

Через два года я вновь услышала о Валентине Феликсовиче: говорили, что он получил Сталинскую премию и большую часть ее отдал на сирот военного времени. Вспоминаю встречу с отцом Лукой как одну из самых значимых в моей жизни. Теперь понимаю — все было освящено этой личностью. Тогда мы, конечно, таких слов не знали.

Записала Татьяна Борисова

http://www.eparhia-saratov.ru/txts/journal/articles/03person/49.html