 |
| Православие.Ru | Архимандрит Антоний (Гулиашвили) | 07.02.2006 |
Я рос и воспитывался в лоне Грузинской Православной Церкви, с детства посещал русский приход, учился в русской школе. В юности, хотя у меня и было огромное желание, я не имел возможности посещать монастыри и храмы России. Осуществить это желание впервые мне удалось уже священнослужителем, в 1972—1973 годах.
Будучи много наслышан о Псково-Печерском монастыре и его старцах, я приехав в Псков, а оттуда по благословению митрополита Иоанна поехал в Печоры, в монастырь. Вот там, в монастыре, я и удостоился милости Божией — я встретился со старцем о. Иоанном, в то время еще довольно бодрым и общительным.
Я попросился к батюшке на прием, хотя многие говорили мне, что это невозможно: к батюшке много желающих, а ты, мол, только приехал и хочешь сразу к нему попасть. Тем не менее, батюшка меня принял и долго беседовал со мной, давая наставления. В эту поездку батюшка еще принимал меня, а когда я уезжал домой, то передал со мной подарок нашему патриарху. С тех пор я стараюсь по возможности на Успение Божией Матери бывать в обители.
В 1986 году мы с мамой и моим послушником приехали в Печоры. В этот день отмечали сороковой день с момента кончины епископа Феодора, пребывавшего на покое в монастыре. В монастыре узнали, что батюшка будет служить панихиду в пещерах, где был погребен владыка Феодор. Мы приложились к образу Успения Божией Матери и стали пробираться сквозь толпу богомольцев к пещерам. Вход был закрыт, ждали отца Иоанна. Никакой надежды попасть в пещеры не было, но мы надеялись хотя бы увидеть батюшку.
И вдруг толпа зашевелилась: «Батюшка идет, батюшка идет», — и все стали расступаться, создавая коридор для прохода. Наконец появился отец Иоанн, как всегда с добрым выражением лица, как на крыльях летящий, в сопровождении своего послушника Вани (будущего архимандрита Филарета). «Господи, помоги приблизиться к батюшке!» Глядя на батюшку, мы видели на его лице свет и чистоту, мы видели его милость и любовь ко всем нам. Всех согревала его улыбка. Неожиданно он взял за руку мою маму, и мы втроем пошли с батюшкой в пещеры. В тот же день я попал к батюшке, он благословил меня, и мы долго беседовали. Прощаясь, батюшка сказал мне: «Я всегда рад принимать гостей из Грузии». А братии сказал: «Это с Иверской страны — его надо утешить». Так скрепилась наша любовь и теплые отношения со старцем.
Мои ежегодные поездки (я бы ездил хоть каждый месяц) меня привязали не только к старцу и обители, но и к братии. Это были милые и добрые молитвенники. Правда, иногда мой приезд вызвал и ревность. Братия в шутку говорили: «Ну все, пока этот грузин не уедет, к батюшке не попасть».
Эти поездки превратились для меня в потребность. Хотя бы один раз в год, к престольному празднике в монастыре, я обязательно приезжал к батюшке, получал наставления и ответы на все мои вопросы, которые я сам не брался решать. Как-то в присутствии нескольких братии я сказал: «Приезжая к отцу Иоанну, я как бы получаю заправку на целый год». И потом, встречая меня, в монастыре говорили: «Приехал на заправку».
Уезжая из монастыря, я всегда чувствовал себя обогащенным. Никогда не смогу забыть всей той любви и теплоты, которую мне оказывал отец Иоанн. Уже старенький, уставший после всенощного бдения (а в монастыре бдение оканчивалось очень поздно), батюшка мне шептал: «Пойди, попей чайку, а потом приходи в келью, побеседуем». Эти беседы затягивались иногда до двух-трех часов ночи. Но я не то что не уставал, даже и не хотел уходить. Я лишний раз боялся пошевельнуться, находясь рядом с таким отцом и наставником. Впитывал в себя каждое слово отца Иоанна. К сожалению, по молодости я не все исполнял, но, во всяком случае, отец Иоанн стал для меня родным и дорогим наставником. Все это продолжалось много лет, укреплялась отцовcкая любовь, и я в себе, как в христианине и священнослужителе, стал чувствовать перемену к лучшему. Это было заслугой отца Иоанна.
Меня всегда удивляло, что батюшка всегда был одинаков. Он никогда никого не ругал, но ему было достаточно взглянуть на тебя, и сразу становилось понятно, прав ты или нет.
Очень интересен такой случай. Батюшка, уже склонившись к глубокой старости, летом ненадолго уезжал на так называемый отдых. Случилось, что я приехал, а батюшки нет. Нетрудно представить мое состояние — приехал насладиться, накормиться, напиться живой воды, а кормильца и колодца нет. С унынием я подошел к батюшкиной келье и встретился с его послушницей, матушкой Марией (у нее была интересная фамилия — Владыко). И она посоветовала мне: «Вот какая печаль, батюшки нет. Но ты, отче, хотя бы в келью войди, ведь духом он здесь. Помолись, поговори с отцом». Я зашел в келью, как всегда сделал три поклона у святого угла и присел на диванчик, на котором в продолжении многих лет беседовал с батюшкой. Трудно представить себе, что произошло со мной в эти минуты. Никогда я не уезжал из монастыря с такой радостью и с таким богатством, как в тот год. Я удивлялся: «Чему ты радуешься? Ведь ты не встретился с батюшкой». Но радость переполняла всю мою душу, потому что я, хоть и не виделся с батюшкой, но чувствовал его, когда сидел на этом диванчике.
Стареет батюшка, и я уже реже стал появляться в монастыре. И вот после последней поездки в Печерский монастырь, по приезде в Москву, я обследовался у врачей-кардиологов, и мне предложили операцию на сердце. Я сказал: «Без благословения патриарха и старца не могу дать согласия». Мне дали срок — две недели, и я уехал домой. Через две недели приехал уже на операцию. Страха у меня не было, я знал, что дорогой батюшка и вся братия молятся за меня, а молитва старца — это свято. Перед операцией мне должны были сбрить бороду и сказали, что я должен есть жирную и мясную пищу, а наступал Великий пост. Я никак не соглашался и был в смущении.
Дай Бог здравия отцу Тихону, наместнику Сретенского монастыря, который много помог мне в эти трудные дни и месяцы. Он прямо из реанимационной палаты позвонил отцу Иоанну, батюшка поговорил со мной. Пять или шесть слов было сказано отцом Иоанном мне тогда, их не обязательно оглашать, но эти слова вызвали у меня и слезы, и радость: я почувствовал отеческую заботу и заступничество.
Без всякого страха я пошел на операцию. Единственное, чего я боялся и просил у Господа, — это чтобы не было ропота. Оптинские старцы пишут: «Дай мне, Господи, все воспринять как посланное от Тебя». Благодарю Господа, что за все пять месяцев, которые я провел в больнице (из них 51 день — в реанимации), я ни разу не возроптал, но все время перед глазами у меня был дорогой батюшка отец Иоанн, который поддерживал меня духом, который молился за меня. Верю, что и сейчас молится, потому что я смог еще раз произнести слова «Христос воскресе!», хотя очень мало надежды было на мое выздоровление. Господь дал мне здравие по молитвам.
Об отце Иоанне можно говорить не только часами, но и годами, удивительно то, что все можно сказать и двумя словами. Он — носитель духа своего покровителя — апостола любви Иоанна Богослова. И действительно, и стар и млад, и с радостью и с горем приезжая к нему, все получают утешение.
Помню, как у нас в Тбилиси две русские матушки, находившиеся при мне в храме, попросили благословения уехать в Россию. Я решил послать их к отцу Иоанну, спросить его совета, а сам молитвенно просил Бога, чтобы батюшка оставил их при мне. Отец Иоанн с радостью принял их, выслушал и сказал: «До конца оставайтесь со своим батюшкой». Так и случилось: обеих матушек, монахиню Аскитрию и инокиню Анастасию, хоронил я. Царство им Небесное! И это тоже была мне помощь от батюшки — мне трудно было бы без них.
Вот все, что я хотел рассказать о батюшке Иоанне. Еще раз повторяю, что об отце Иоанне можно говорить годами и не выговоришь всего того, что мы получали и получаем от него. Иногда мне кажется, что отец Иоанн — это небожитель, посланный к нам с Небес для назидания, научения, укрепления. И я глубоко верю, что отец Иоанн и после отхода в иной мир никогда не оставит нас без своей теплой молитвы. Это меня вдохновляет, укрепляет и дает силы со смирением и чувством ответственности перед Господом и старцем служить Матери-Церкви.
