Церковный вестник | Архиепископ Берлинско-Германский и Великобританский Марк (Арндт) | 06.02.2006 |
— Ваше Высокопреосвященство, на каком этапе сегодня находятся переговоры Русской Зарубежной Церкви и Русской Православной Церкви Московского Патриархата? Какие проблемы решены, какие задачи стоят перед Комиссией в период подготовки Всезарубежного Собора?
— Комиссии обеих Церквей рассмотрели все основные вопросы, поставленные перед нами на встрече Митрополита Лавра и делегации нашей Церкви со Святейшим Патриархом Алексием и некоторыми членами Синода. Эти проблемы годами стояли на повестке дня: прославление мучеников, отношения Церкви и государства, Православие и экуменизм. По этим пунктам мы проделали большую и очень нелегкую работу. Исходные позиции были порой диаметрально противоположными, но все же мы нашли общий язык. В целом священноначалие с той и с другой стороны приняло выработанные нами документы. Отмечу: это еще не значит, что документы приняты всей Церковью, но именно священноначалием. Здесь можно сразу сказать о желаемом окончании этого процесса: нам видится, что Всезарубежный Собор будет обсуждать эти документы и итоги проделанной работы, и только после этого Архиерейский Собор примет свои решения. Будут ли они приняты в той форме, которую предлагаем мы, или потребуются изменения, я не могу предсказать.
— Что вы ожидаете от решений Собора? Какие могут быть приняты документы, какие позиции освящены авторитетом Собора?
— Все принятые документы содержат приемлемые для обеих сторон позиции. Естественно, это компромиссные документы, которые в одной фразе отражают то, что говорит одна сторона, а в следующей фразе то, что говорит другая. Это была честная попытка найти минимальное основание для общей платформы. Конечно, осталось много недосказанного, и я могу себе представить, какая огромная дискуссия может возникнуть на предстоящем Соборе. Здесь возможны два пути: согласиться, что документы выражают общий консенсус и на этом основании можно продолжить работу, или же сказать «нет», эти документы неприемлемы, и над ними надо трудиться дальше. Комиссии до Собора предстоит еще одно или даже два заседания для доработки документов и учета тех замечаний, которые последовали после их публикации. Должен сказать, что зачастую очень трудно уловить, что на самом деле раздражает людей, потому что они далеко не всегда могут четко выразить свою позицию.
В конце 2005 года вместе с викарием нашей епархии епископом Агапитом мы посетили многие приходы. Это наша обычная практика, но после публикации документов Комиссии мы делали это особенно активно. У наших прихожан должна быть возможность высказывать свои мысли в нашем присутствии. Одно дело, когда нам пишут похвальное или ругательное письмо, или священник рассказывает, какие у него в приходе настроения. И совсем другое дело, когда мы сами, встречаясь лицом к лицу с этими людьми, выслушиваем их. Такое решение было принято на Епархиальном совете. И это, на мой взгляд, оправдалось. Личное общение ничем не заменить. Обычно люди читают о переговорах в епархиальном журнале или, не дай Бог, в интернете. Последнее весьма страшно, так как там люди часто используют какие-то выдуманные аргументы, становятся на позиции фанатиков, забиваются в угол и потом не знают, как выбраться из него. Личная встреча с людьми дарит возможность живого обсуждения, и люди сами смягчаются, когда видят, что далеко не все думают как они. В некоторых приходах мы проводили такие встречи несколько раз, и реакция, даже если она была неоднозначная, всегда была спокойной. В других епархиях нашей Церкви подобные обсуждения проходили на епархиальных съездах.
— Вы говорили о необходимости доработать опубликованные документы. Как это возможно?
— Да, документы будут доработаны. Но одно дело, когда Синод или кто-то из архиереев скажет: «Вот это никак нельзя проглотить, здесь надо основательно поработать. Или даже написать совершенно по-другому». Это понятно и легко, мы будем опять искать формулировки и потом придем с Божией помощью к согласию. Намного труднее те места, по поводу которых существует какое-то недовольство, которое высказывается общими фразами, и одновременно очень трудно поставить точку над «i», уловить, что здесь не в порядке, что требует изменения или какого-то другого подхода. Я надеюсь, что Господь даст нам и это доделать.
Должен сказать, что на самих заседаниях наших Комиссий мы часто доходим до такого состояния, что готовы разойтись или хлопнуть дверьми. Но каждый раз, когда мы вечером расходились с тяжелым сердцем, на следующий день мы находили правильный подход. Однако тут есть и другой фактор. Вот мы, по пять человек с обеих сторон, понимаем друг друга, чувствуем друг друга, но этим чувством ни с кем невозможно поделиться. Я понимаю, что мой собеседник вот такой, так он воспринимает вещи. А он, в свою очередь, понимает, что я такой резкий, могу вначале сказать грубые слова, а потом с радостью пойду навстречу. Да, это характер у меня такой. Но за нами стоит наша паства, и эти ощущения, к сожалению, нельзя передать.
Помню, лет десять назад я сказал на епархиальном съезде, что, может быть, это очень наивно, но я считаю, что нам надо начать евхаристическое общение, без прочих договоренностей, без административных подоплек. Мне мои молодые священники сразу сказали: «Нет, владыка, это нельзя, это невозможно, сначала всегда канонические вопросы, а венец — евхаристическое общение». Я проглотил эту пилюлю. Все это понятно — если по учебникам, то так и надо думать, но я стараюсь творчески подходить к жизни. Меня так учили в Сербии, когда я учился на богословском факультете. Отцы и преподаватели — все были такие дерзновенные. Если бы эта свобода была и у нас, я уверен, мы бы в нашем диалоге продвинулись намного быстрее.
Когда мы впервые официально встретились со Святейшим Патриархом и членами Синода, я по какой-то глупой причине опять поднял этот вопрос: «Давайте начнем с того, что лучше узнаем друг друга, будем вместе молиться. Когда не знаешь, с кем ты имеешь дело, это совсем другой разговор».
У нас, как вы, наверное, слышали, постоянно совершаются паломничества в Россию. Даже из Австралии в прошлом году был владыка Илларион. А я говорю, что никогда не поеду на такое паломничество, пока я не смогу совершать Литургию там, где мы будем останавливаться, это не представимо для меня. Я годами не ездил в Россию, потому что не хотел приходить как вор, чужим, неузнаваемым. Я не люблю такое положение. Или я свой, или не свой. Но это моя мечта.
— С чем связано последнее синодальное послание, в котором говорится о переговорном процессе?
— Да, мы издали послание Синода к пастве, в котором мы призываем мирно подходить к этим вопросам, действовать не по партийному мышлению, а по Божией благодати. Есть отдельные люди и даже приходы, которые занимают такую позицию, что мы не должны разговаривать с Москвой, пока она не отказалась ясно и однозначно от всякого экуменизма, пока не вышла из Совета Церквей. Другая проблема — это те архиереи, которые были поставлены в советское время и безусловно сотрудничали с властями. Они должны уйти на покой. Это крайние позиции, которые выдвигают противники переговоров. Для того чтобы эти люди не осуждали бы тех, кто стоит на других позициях, мы сочли необходимым издать такое послание, которое призывает не к партийности, а к соборному осмыслению нашего положения.
— В конце декабря у вас прошло Епархиальное собрание. Как бы вы охарактеризовали настроение людей, каков диапазон мнений? Есть ли различие в позиции духовенства и мирян, мирян — потомков первой и второй волн эмиграции и тех, кто уехал в Германию в последние годы?
— Преобладает мнение, что отношения обязательно надо выстроить, надо стремиться к тому, чтобы восстановить единство Русской Церкви. Однако многие — как священники, так и миряне — опасаются, что переговоры идут слишком быстро. И здесь одной из самых острых является проблема на Святой Земле. Хотя на мой взгляд это не аргумент, а эмоции, но они могут сильно повлиять на ход дальнейших событий.
— Владыка, кто от вашей епархии будет участвовать во Всезарубежном Соборе, кого избрали делегатами?
— В конце декабря на совместном заседании старост и священнослужителей мы обсуждали кандидатуры, и не обошлось без споров. Тогда мы решили подойти с другого конца. Прежде чем выбрать делегатов, я спросил: какой наказ вы можете дать этим делегатам, с каким багажом они должны ехать на Собор, в каком духе они там должны выступать? Мы понимаем, что каждый делегат — двое священнослужителей и двое мирян, на практике старост, — каждый из них имеет свою личную точку зрения, но он должен впитать в себя те настроения, которые есть в епархии, а потом и тот дух, который будет на Соборе. Большинство наших священнослужителей и старост понимают, что мы не можем остановиться в переговорном процессе. Этот процесс необходим, хотя могут быть варианты в отношении его скорости, подробности обсуждений, доработки тех или иных вопросов.
— Много усилий предпринимается, чтобы и духовенство, и миряне познакомились с тем, что происходит сейчас в России, какова сегодня Русская Православная Церковь. Мне кажется, что мало внимания уделяется тому, чтобы Церковь в России лучше узнала Зарубежную Церковь такой, какой она является сегодня. Это тоже проблема. Есть ли какие-то планы показать в России, что есть Зарубежная Церковь сегодня, и как вы это делаете?
— Систематически, к сожалению, мы эту работу не ведем. Надо сказать, что наши священники перегружены пастырским служением, так как паства рассеяна, и каждый священник проезжает по несколько тысяч километров в месяц, чтобы посетить своих пасомых. Это совсем другая жизнь, чем в России. Многие священники, которые приезжают к нам из России, совершенно не представляют, какова наша жизнь, и очень удивляются. Один священник как-то увидел, что архиерей сам садится за руль, и с недоумением спросил: «Где ваш шофер?»
Говоря о сближении, мы серьезно думали о созыве смешанного пастырского совещания с участием священников из России и Германии. Но мы не раскачались, и я боюсь, что сейчас время уже ушло. В Германии две епархии — Московского Патриархата и Зарубежной Церкви — находятся на одной территории, есть даже два архиерея с одним и тем же титулом, есть священники, которые во многих местах действуют параллельно. У нас есть много больных мозолей в церковной жизни, которые стоит обсуждать. Если первый шаг будет сделан, я уверен, появится возможность провести подобный съезд в более широком масштабе. Наши священники из разных епархий с удовольствием поехали бы в Россию, и не обязательно в Москву, даже нарочно в какое-то другое место, чтобы там встречаться со священниками, обсуждать с ними те вопросы, которые нас занимают. Пусть они увидят, что у нас есть очень много общего, хотя и не без резких отличий.
— Владыка, что бы вы хотели пожелать читателям нашей газеты и всем тем, кто в России исповедует православную веру и также как и Вы чает объединения, единства Русской Церкви?
— Самое важное, чтобы мы в духовной жизни не дали себя увести в заблуждение или какое-то отчаяние из-за того, что для одного или другого могут быть приняты решения, которые ему духовно не по силам. Желаю каждому из нас увидеть, что мы принимаем на себя духовный подвиг, и Единство Церкви стоит выше многих и многих других вопросов. И многие из них разрешатся, как только будет, с Божией помощью, установлено такое единство. Мы все нуждаемся в большом терпении, в долготерпении и снисходительности друг к другу. И во взаимном прощении прежде всего.
Беседовал Сергей Чапнин