 |
| Фома | Федор Конюхов | 02.02.2006 |
Федор Конюхов — Член Союза художников РФ, автор более трех тысяч картин. Член Союза писателей РФ, автор книг: «И увидел я новое Небо и новую Землю» (1998 г.), «Дневники, Рисунки, Эскизы» (1998 г.), «Как открывалась Антарктида» (1998 г.), «Мое кругосветное плавание на яхте СГУ» (1999 г.), «Все птицы, все крылаты» (2000 г.), «Конфуций» (2000 г.), «Дорога без Дна» (2002 г.), «Мой Дух на палубе Караана» (2002 г.).
О СВОЕМ ВЫБОРЕ
— Федор Филлипович, когда Вы решились на первый свой экстремальный поход, Вы уже были верующим человеком?— Я верующий — сколько живу. Ни одного дня не был неверующим. И родился я в православной семье. Мой род по отцу идет от поморов, а по маминой линии мой дедушка вообще был священником. Так что меня крестили сразу после рождения.
— Когда Вы решили стать путешественником?
— Очень давно. Я с восьми лет уже знал, что буду путешествовать. Потому что мой дед по отцу, Конюхов Михаил Алексеевич, служил с Седовым, русским путешественником, полярником, который в начале двадцатого века пытался достигнуть Северного полюса. Седов погиб на пути к полюсу. А мой дед умер, когда мне было восемь лет. Я его помню. Он всегда хотел, чтобы я воплотил в жизнь их с Седовым мечту и дошел до Северного полюса. И я уже тогда знал, что пойду. Только не знал, как я буду туда добираться: на собаках, на самолете или на воздушном шаре. Я три раза ходил к Северному полюсу. На лыжах, с хорошими ребятами, в команде Шпаро (это мой учитель); с Володей Чуковым (это тоже мой учитель), с его командой. И в одиночку.
— А была ли у Вас какая-то альтернатива в выборе профессии?
— Мне хотелось воплотить мечту Седова и моего деда. Я к этому готовился. Я учился в мореходном училище; в итоге, закончил даже две мореходки — в Одессе и Ленинграде. А когда достиг Северного полюса, совершенно неожиданно понял, что ничего больше делать не смогу — только путешествовать. Еще я профессиональный художник, поэтому Север для меня был очень привлекателен: там я набирался впечатлений, чтобы потом рисовать, писать книги. Я пять лет прожил на Чукотке — была у меня такая тема, она называлась «Жизнь и быт народов Севера». Я изучал быт эскимосов и чукчей, жил вместе с ними.
— Но почему в какой-то момент Вы отдали предпочтение одиночным экспедициям?
— В одиночных экспедициях (а их у меня было очень много — я уже больше тридцати лет путешествую) больше чувствуешь Бога. Например, когда ты один на один с океаном, когда тебе в одиночку приходится противостоять стихии, ты знаешь, что тебе может помочь только один Господь Бог. Когда такое происходит, я, конечно, молюсь. Особенно святителю Николаю Мирликийскому. Николай Чудотворец мне много помогал. Только благодаря ему и Господу Богу я здесь сейчас сижу перед вами. Живой.
Здесь, в Москве, во дворе моей мастерской, у меня построена часовенка во имя святителя Николая. В память о моих друзьях, погибших в океане, на пути к полюсам, на склонах высочайших гор мира. Ушли сильные смелые люди, а я вот — живой, хотя и грешен, может, больше, чем все они вместе взятые. Значит, Господь мне почему-то помогал. И хочется молиться, хочется оправдать, доказать, что помощь Его была ненапрасной. Ведь я 54 года прожил. Уже за одно это спасибо.
ОБ УЧИТЕЛЯХ, ДРУЗЬЯХ И СЕМЬЕ
— Кого Вы считаете своими учителями?— Сегодня Вы сами для многих мальчишек являетесь примером для подражания. Что бы Вы сказали этим юным романтикам? И что говорите своим детям? Кто-нибудь из них хочет пойти по стопам отца?
— Это уж как Богу будет угодно… Я знаю, что такое опасность. Какие опасности бывают в океане, какие — на склонах гор. Те парни, чьи имена высечены на досках в моей часовенке Николы Чудотворца, были моложе, чем я сейчас, когда ушли из жизни. У меня есть маленький сын, Николай. И мы с моей женой не хотели бы, чтобы он стал путешественником, потому что это опасно. Мы втайне надеемся, что в нашем роду еще будет священник. Когда я свою жизнь планировал, мне хотелось, чтобы мой путь сложился так: сначала — учеба, потом — путешествия, потом — искусством заниматься, а потом я мечтал стать сельским батюшкой в маленькой деревне. Но сейчас уже годы не т. е. Священником стать я уже не смогу. Но мечтаю когда-нибудь начать писать иконы. А пока я светский художник, это — моя профессия. Пишу картины, оформляю книги, делаю иллюстрации. Сейчас работаю над оформлением книги «Цитадель» Экзюпери. Это его последнее произведение, философский труд. Обложку уже сделал. Я считаю, что слишком грешен, чтобы писать лик Богоматери, Иисуса Христа. Все никак не могу к этому подойти. Хотя, когда смотрю на иконы, я же профессиональный художник, я вижу, что смогу и краски правильно положить, и доску обработать. Но рука не поднимается. Надеюсь, это со временем придет. Я был бы благодарен Господу Богу, если бы это произошло.
— А почему Вы уверены, что не станете священником?
— У меня жизнь так сложилась, что я был женат два раза. А священник не должен вступать во второй брак. Правда, мой батюшка говорит, что можно сделать исключение, но я не хочу для себя исключений. Это мой грех, и надо за него отвечать.
По отцу у нас в роду все рыбаки. Вот и я пошел по этой стезе. Я профессиональный штурман, судоводитель, судомеханик. А священником хотел стать, потому что мне страшно, что можно уйти из жизни в какой-то суете, не осмыслив того, что познал за свои годы. Ведь время идет быстро, а хочется все осознать без спешки. В деревне, в небольшом приходе, когда приходишь со звоном колоколов на службу… А сейчас вокруг суета. Хочется остепениться — вот правильное слово для моего душевного состояния.
— Каким Вы хотите воспитать своего младшего сына?
— Я каждый год окропляю святой водой доски с именами моих друзей и у доски, где написано имя Сенкевича, всегда говорю: «Юра, я тебя умываю!» Когда умер Жак-Ив Кусто, был траур — ушла национальная гордость Франции. Когда умер Хейердал, это был траур для всей Норвегии. Вот так и Сенкевич, он был нашей национальной гордостью. И я бы хотел, чтобы наше молодое поколение воспитывалось на таких примерах. Когда мой младший сын подрастет, я ему буду показывать наши фотографии и рассказывать о Юрии Сенкевиче, о том, как он ходил с Хейердалом, как мы с ним вместе мечтали, как благодаря ему я увидел мир. Он показывал не только мне, но и тысячам телезрителей романтику путешествий. Такие люди, как он, и являют собой настоящие примеры для подражания. На таких идеалах и должна воспитываться молодежь.
ПРО ЭКСТРИМ И ВЕРУ
— Вы всю жизнь занимаетесь экстремальным спортом. То есть Вы совершенно сознательно постоянно подвергаете свою жизнь опасности. Не являются ли ваши экспедиции неким вызовом Богу?— Видите ли, невозможно полюбоваться на склоны Эвереста, не подвергая себя опасности, не рискуя жизнью. Ты не увидишь мыса Горн, если не будешь находиться в центре океана. А там — шторма, ураганы, опасности. Я понимаю, что подвергать свою жизнь опасности грешно. И я молюсь, и исповедуюсь. Но если хочешь увидеть красоту Божьего мира, сам земной шар во всем его великолепии — как иначе? У меня обычно по две серьезные экспедиции в год. И я за это отвечу на последнем Суде.
— Поэтому Вы предпочли одиночные путешествия?
— Я выбрал то, что хотел. Когда я нахожусь в одиночном плавании и подвергаю свою жизнь опасности — это мой грех. Но когда я участвую в экспедиции с командой и эту команду возглавляю — это гораздо хуже. Вот сейчас я пойду через Атлантику с командой. Я там пятнадцать раз ходил. А сейчас, в шестнадцатый, для меня это будет тяжелым испытанием. Потому что в опасности будет не только моя жизнь, но и жизнь моих друзей, моего экипажа. Потому что решения буду принимать я, и я, как капитан, буду заставлять их работать: они будут мерзнуть, трудиться, кушать то, что есть. Идти вокруг света с командой… Я четыре раза ходил в одиночку, а с командой… Физически -легче, морально — тяжелее. Я часто думаю, а что если с кем-нибудь из команды что-то случится? Это будет на моей совести. Это будет мой грех. Большой грех.
— А как Ваш духовник и другие священники относятся к Вашей профессии?
— Мой духовный отец живет в Австралии, в русском православном монастыре. В Голубых горах есть уединенная обитель, ее настоятель — отец Алексий и есть мой духовник. Он мой ровесник, тоже пятьдесят первого года рождения. И тоже художник. Мы с ним очень близки и понимаем друг друга. И я, когда бываю в Австралии, обязательно к нему приезжаю. Сидим, разговариваем, а вокруг — Голубые горы. Отец Алексий сам построил этот монастырь.
А другие священники… Они поразному ко мне относятся и по-разному оценивают мой род занятий. Некоторые принимают мою сторону и говорят: не нам судить. Некоторые меня осуждают. Но они тоже правы.
— Для Вас существует какой-то предел, после которого Вы уже не рискнете отправиться в очередной экстремальный поход?
— Предела путешествиям нет. Потому что любоваться Землей, когда находишься в океане, на закате, или стоишь на рассвете на вершине Эвереста, а внизу Гималаи, Тибет, — этому предела нет. Созерцать красоту, познавать ее можно без конца. Есть только предел возраста. Даже не в том смысле, что трудно будет путешествовать. Просто хочется больше работать творчески, писать книги. Я написал девять книг, а материала у меня в три раза больше. Но обработать эти наброски у меня нет времени. Очень хочу оформить некоторые книги. Сейчас приступил к оформлению Омара Хайяма. Есть у меня разные задумки — хочу написать картину «Казнь Иоанна Крестителя». Но на это нужно время. Сейчас у меня постоянно идет спор со временем: кто кого опередит. Конечно, время не опередишь, но хочется за отпущенный срок побольше успеть. А налюбоваться Землей невозможно. Если Бог даст мне подольше прожить, я и в глубокой старости буду с восхищением смотреть на красоту Божьего мира. Мне так же будет нравиться, как солнце восходит над океаном, джунглями или пустыней. Конечно, этой радости нет предела, но есть предел времени.
— Вы путешествуете разными способами в разные страны, видите разных людей, разные культуры. У Ваших экспедиций разные цели. Мир вокруг Вас все время меняется. И все-таки что-то объединяет Ваши путешествия?
— Годы идут, со временем цели меняются. Но одно остается для меня неизменным: это — любовь к нашей планете, к Земле. Господь Бог создал ее очень красивой. И я в своих путешествиях бесконечно любуюсь этой красотой. Пустыня — красива, полярные страны — красивы, океаны — красивы. Просто каждое место прекрасно по-своему. Я всегда себе говорил и говорю: раз Господь Бог создал Эверест, почему я не должен на него подняться? Если есть Северный или Южный полюс, я хотел побывать там. И я дошел до этих мест. И увидел красоту, созданную Господом Богом нашим. Тоже самое можно сказать про народы. Я даже точно не знаю, сколько стран я посетил, но в семидесяти-восьмидесяти побывал с экспедициями — это точно. Так вот, все люди очень добрые и красивые. И я понял, что это истина: Господь на земном шаре всех людей приютил и дал возможность всем людям нести добро.
— И все-таки стороннему наблюдателю зачастую кажется, что экстремальные путешествия — это своего рода наркотик. Человек, попробовавший хоть раз такую дозу адреналина, уже не способен остановиться. Ему все время нужны все новые и новые сильные впечатления. Так ли это?
— Когда мне говорят такие слова — адреналин и прочее… Честно говоря, я даже не знаю, что это за штука такая. Мои экспедиции — это чистое любопытство, любознательство. Да и молиться легче, когда ты один в центре океана. Там я читаю Библию, Евангелие. Когда ухожу в плавание, всегда начинаю Библию с первой страницы, и пока не прочитаю до конца, не возвращаюсь. Конечно, ходить в океан, чтобы писать книги, картины, молиться, это — большая роскошь, я прекрасно это понимаю. И понимаю, как мне повезло, что у меня есть возможность путешествовать. А чтобы была еще какая-то польза другим, надо ставить спортивные, исследовательские, научные задачи. И делать рекламу тем людям, которые помогают мне организовывать экспедиции. Но в глубине души я знаю, что ухожу в плавание с одной целью — чтобы снова увидеть лик Божий. Здесь, в суете, мы Его не замечаем.
— Последний вопрос традиционный — о Ваших планах.
— Мы хотим пройти по Великому шелковому пути с караваном. У меня уже был такой поход. Мне нравятся верблюды, нравится идти с ними. А еще очень я по Аляске соскучился, по собачьим гонкам. Меня не столько сами гонки привлекают, сколько общение с собаками. Я с ними прошел тысячу восемьсот километров. И сейчас очень по ним скучаю и жду, когда у меня появится время, чтобы опять поехать на Аляску. Чтобы снова бежать со своей упряжкой в пятидесятиградусный мороз по снегу в два метра толщиной… По этому я очень скучаю. Хотя дальше видно будет — на все воля Божья.
Алена СЕРИНА
Интервью опубликовано в 9 (32)-м номере «Фомы» 2005 г.
http://www.fomacenter.ru/index.php?issue=1§ion=8&article=1565
