История Вологодской епархии в 1943—1991 годы

Часть 1

Публикацию дипломных работ выпускников Сретенской духовной семинарии продолжает исследование Алексея Жамкова, посвященное истории Вологодской епархии во второй половине XX века (научный руководитель — профессор О.Ю. Васильева). Хранящиеся в архивах переписка и отчеты чиновников печально известного Совета по делам Русской Православной Церкви (позднее — Совет по делам религий) при Совмине СССР, на которых построено исследование, демонстрируют методы «работы» этого ведомства с верующими, позволяют острее ощутить те условия удушающей опеки, в какие была поставлена Церковь в эпоху «развитого социализма».

История Русской Церкви советского периода является, прежде всего, историей гонения на веру. Накал антицерковной борьбы властей то утихал, то разгорался с новой силой. Сталинские репрессии 1930-х годов унесли жизни сотен тысяч православных священнослужителей и мирян. В это время были закрыты многие храмы, упразднены монастыри, разрушена система духовного образования, миллионы книг и икон разграблены, уничтожены или перепроданы за границу. В Вологодской епархии в современных границах действовало около 900 храмов и 22 монастыря. К 1 января 1943 года на территории в 145,7 тыс. км2 остались лишь две зарегистрированные действующие церкви: кафедральный собор Рождества Богородицы в Вологде (богослужения совершались на первом этаже собора; это единственный храм в епархии, который никогда не закрывался) и церковь Покрова Богородицы в Кичменгском Городке, снятая с регистрации уполномоченным Совета по делам Русской Православной Церкви при СНК СССР по Вологодской области И.М. Игнатовым в 1944 году (длительное время простаивала без служб; уполномоченный имел право закрыть церковь, на языке закона — «снять с регистрации», если богослужения во вновь открытой церкви совсем не возобновлялись или не проводились в течение шести месяцев). Все монастыри были закрыты, превращены в музеи (Кирилло-Белозерский, Ферапонтов монастырь с уникальными фресками Дионисия 1503 года, Троице-Гледенский и др.), в тюрьмы (Кирилло-Новоезерский; там и теперь тюрьма строгого режима для тех, кто отбывает пожизненный срок); от некоторых не осталось и следа (Леушинский женский монастырь, который по численности сестер был уподобляем Дивеевской и Шамординской обителям, закрыт в январе 1930 года; затоплен Рыбинским водохранилищем в 1941—1947 годах)[1]. Сохранившиеся руины храмов свидетельствуют о том, что Русской Православной Церкви был нанесен невосполнимый урон.

Антицерковная деятельность советской власти широко известна, но можно сказать, что она известна с «внешней» стороны видимого насилия и атеистической пропаганды. Свидетельства о такого рода гонениях можно обнаружить в беседах уцелевших жертв террора, материалах, опубликованных в русской и зарубежной печати. За пределами этих источников оставались скрытые от посторонних глаз механизмы работы партийно-государственного аппарата, направленные на развал Церкви. Это подводное течение стало обнаруживаться совсем недавно. Открываются для исследователей закрытые фонды, материалы из хранилищ карательных органов, следственные дела лиц, осужденных за веру.

Обращение к теме истории Вологодской епархии второй половины ХХ столетия вызвана необходимостью создания цельного исследования об этом, фактически не изученном, периоде церковной жизни на Вологодской земле.

Хронологические рамки — с 1943 по 1991 год — выбраны по следующим причинам.

В сентябре 1943 года был создан Совет по делам Русской Православной Церкви при СНК СССР (с 1944 года — Совет по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР; с 8 декабря 1965 года — Совет по делам религий, закончивший свое существование в октябре 1990 года в связи с принятием новых законов: «О свободе совести и религиозных организациях» и «О свободе вероисповеданий»). В 1943 году политика государственных властей в сторону Церкви смягчилась, были открыты многие храмы, возобновлены некоторые духовные учебные заведения и монастыри. С 1943 по 1948 год включительно открывались храмы и на территории Вологодской области. Об этом процессе свидетельствует обширный архивный материал (Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ) — фонд Р-6991; Государственный архив Вологодской области (ГАВО) — фонд 1300; Вологодский областной архив новейшей политической истории (ВОАНПИ) — фонд 2522).

Жизнь Православия на Вологодчине во второй половине ХХ века исследована недостаточно, можно сказать, не исследована совсем. Известный вологодский историк доктор исторических наук А.В. Камкин на межрегиональной научной конференции «Региональные аспекты исторического пути Православия: архивы, источники, методология исследований», проходившей в Вологде 20−21 июня 2000 года, отмечал, что тема церковно-государственных, церковно-общественных отношений применительно к периоду 1940−1990-х годов только лишь начинает разрабатываться[2]. В марте 2006 года диссертацию на соискание ученой степени кандидата исторических наук в Архангельском государственном университете под руководством того же А.В.Камкина по теме «Советское государство и Русская Православная Церковь на Европейском Севере в 1960—1980-е годы» успешно защитил О.Б. Молодов. На упомянутой конференции прозвучали доклады начальника управления по делам архивов администрации Вологодской области О. А. Наумовой («История Русской Православной Церкви в документах светских организаций новейшего времени (1918−1990 гг.)») и кандидата исторических наук, директора ВОАНПИ С.Н. Цветкова («Русская Православная Церковь на Вологодчине в середине ХХ века»). Время от времени на страницах интернета появляются некоторые статьи О.Б. Молодова («Неформальная религиозная жизнь на Европейском Севере в 1960—1980-е годы). В журнале «Исторический вестник» была опубликована научная статья Я.Б. Тимофеевой «Письма и заявления с просьбами об открытии храмов как источник по изучению религиозности сельского населения в 1940-е годы (по материалам Государственного архива Вологодской области)"[3]. На этом список исследований заканчивается. Дело еще и в том, что, во-первых, отсутствует единый учет региональных исследований по церковной истории на Вологодчине, поэтому для обзора публикаций и знакомства с исследователями приходится проделывать долгий путь. Во-вторых, нужные фонды местных архивов — ГАВО и ВОАНПИ, из которых извлекается основной материал, для большинства исследователей не доступны. Например, фонд 1300 Государственного архива Вологодской области, содержащий разнообразные материалы по работе уполномоченного Совета, имеет ограниченный доступ на 75 лет.

Представленный краткий список исследователей и их работ вовсе не означает того, что в Вологодской области совсем не производится никакой работы по изучению истории Церкви в советский период. В местной печати, в том числе и в епархиальном журнале «Благовестник», печатаются рассказы, воспоминания, письма священнослужителей, мирян[4]. Все это отражает только видимую сторону церковной жизни, но не включает скрытую политику государства. Существенным недостатком, на наш взгляд, многих публикаций является то, что они, фактически, постоянно дублируют друг друга и представляют читателям мало нового. Подводя итог анализу исторических публикаций, можно сделать вывод о том, что Вологодская область заметно отстает от других субъектов Российской Федерации; в них региональных исследований по церковной истории второй половины ХХ века заметно больше.

Базой для данного исследования послужили, прежде всего, материалы известного фонда Р-6991 Государственного архива Российской Федерации, некогда секретного. Фонд Р-6991 хранит различные материалы Совета по делам Русской Православной Церкви (он же — Совет по делам религий, далее в работе — Совет): отчеты уполномоченных Совета по союзным республикам и областям РСФСР, циркулярные письма уполномоченным, статистические сводки, письма патриархов Алексия I и Пимена в Совет, интервью членов Совета отечественным и иностранным журналистам, протоколы заседаний Совета и др. Представлены материалы и по Вологодской области, но очень неравномерно. Так, источников за 1943−1952 годы в изобилии (подробные отчеты уполномоченного), далее до 1961 года наблюдается «провал». Если можно достаточно подробно проследить порядок работы уполномоченного по Вологодской области и процесс открытия храмов в конце 1940-х — начале 1950-х годов, то почти весь хрущевский период, представляющий большой интерес, оказался «темным пятном».

Немало интересных сведений обнаруживается за 1966−1985 годы. Появление «темных пятен» объясняется двумя причинами. Первая — не было штатного уполномоченного Совета при Вологодском облисполкоме. После ухода с поста уполномоченного И.М. Игнатова в 1953 году его место занял секретарь облисполкома А.П. Лимин, совмещавший, как видно, должности секретаря и уполномоченного. С 1956 года исполняющим обязанности уполномоченного был И. Иванов, который занимал эту должность до 1961 года. В 1961 году штатным уполномоченным стал С.В. Матасов, и с этого времени количество документальных источников увеличивается. Вторая причина — малая значимость Вологодской епархии в общей политике Совета по делам религий. Это проявилось, в частности, в том, что в 1950—1970-е годы Вологодского уполномоченного редко инспектировали, не вызывали в Совет на заседания.

Следует отметить, что, к сожалению, в сборнике материалов научной конференции 20−21 июня 2000 года в докладах О.А. Наумовой и С.Н. Цветкова упомянуты только номера фондов, описей и дел, на которые они ссылаются, без названия дел. Это несколько осложняет анализ, выявление точной информации. Так, в докладе О.А. Наумовой приводится статистика обращений с просьбой об открытии новых церквей по годам: 1944 — 93 обращения; 1945 — 92; 1946 — 49; 1947 — 59; 1948 — 37; 1949 — 20[5]. В отчетах уполномоченного Совета И.М. Игнатова другие цифры: 1944 — 122 обращения; 1945 — 109; 1946 — 71; 1947 — 76; 1948 — 66; 1949 — 33 и 1950 — 22[6]. Далее, исследователь пишет об открытии храмов, что «с 1948 года не было удовлетворено ни одного ходатайства"[7]. Располагая более достоверными данными, мы вынуждены внести поправку: в 1948 году был открыт один храм[8]. Более того, в 1948—1950 годах шла тяжба за открытие храмов в Вытегорском и Мяксинском (теперь — Череповецком) районах. Отметим, что поскольку материалы Государственного архива Российской Федерации по тематике нашей работы публикуются впервые, то ошибки и разночтения неизбежны. Много ошибок содержится и в самих материалах. Например, И.М. Игнатов жаловался в Совет, что не располагает точными сведениями о количестве церквей в области, постоянно исправлял свои же ранее отосланные в Москву отчеты. Характер ошибок разнообразный: неверное название церкви или населенного пункта, неправильно указана дата постройки или закрытия церкви, ошибочные сведения по количеству церквей в районе, под какие учреждения они приспособлены и т. д. Обладая архивными сведениями ХIХ — начала ХХ века, мы взяли на себя ответственность, по возможности, поправлять уполномоченного, вставлять ясность в то, что вышло из-под его пера.

Документальные материалы, хранящиеся в ГАРФ, по сравнению с ГАВО и ВОАНПИ, имеют несколько важных преимуществ. Во-первых, преимущество для исследователя — можно смотреть архив Совета целиком[9]. Это выявляет особые условия, в которых жила Вологодская епархия. О них писал епископ Вологодский и Череповецкий Гавриил (Огородников) в годовом отчете за 1953 год следующее:

«Считаю не лишним отметить разговор, который имел место в Совете по делам Русской Православной Церкви между представителем последнего и настоятелем кафедрального собора г. Вологды протоиереем Николаем Гусевым, посетившим недавно столицу по вызову председателя отдела внешних церковных сношений высокопреосвященнейшего митрополита Николая. Узнав, что протоиерей Гусев прибыл из Вологды, один из представителей Совета обмолвился, сказав, что епархия является неблагополучной в отношении открытых церквей: раньше было 800, а теперь только 17. В связи с этим он рекомендовал протоиерею Гусеву проявлять осторожность в беседах с зарубежными гостями, если ему придется выполнять поручения отдела внешних церковных сношений.

C печалью приходится признать, что церковное положение в Вологодской епархии действительно неблагополучно, так как православное, в прошлом известное по высокому благочестию население 28 весьма обширных по пространству районов не имеет открытых храмов и пастырей и остается без удовлетворения своих религиозных нужд"[10].

Второе преимущество заключается в том, что тексты многих документов (как правило, годовых и ежеквартальных отчетов), отосланных вологодским уполномоченным в Совет, содержат много подчеркиваний простым карандашом, приписок, комментариев, сделанных рукой председателя Совета или членов Совета[11]. Такие пометки показывают, что конкретно заинтересовало или вызвало неудовлетворение проверяющего.

Новый церковный курс: 1943−1953 годы

После встречи И.В. Сталина с митрополитами Сергием (Страгородским), Алексием (Симанским), Николаем (Ярушевичем) 4 сентября 1943 года, Архиерейского Собора 8 сентября, выборов патриарха, стало ясно, что государство меняет курс в отношении Русской Православной Церкви. По мнению М.В. Шкаровского, для Сталина стало важным, прежде всего, создать видимость благополучия в религиозном вопросе, а за этой ширмой поставить Церковь под жесткий контроль, встроить ее в систему режима своей власти[12]. Данную работу он поручил Наркомату госбезопасности. По постановлению СНК от 14 сентября 1943 года, для осуществления контролирующей роли был создан специальный орган — Совет по делам Русской Православной Церкви при правительстве СССР, во главе с полковником госбезопасности Г. Г. Карповым, возглавлявшим с 1940 года 3-й отдел 5-го управления, осуществлявший различные антицерковные акции. Заместителем председателя Совета стал также полковник госбезопасности К.А. Зайцев. В беседе с Карповым 13 октября 1943 года Молотов указал ему и уполномоченных Совета в основных областях и республиках подобрать «из чекистов». Вплоть до середины 1950-х годов Совет находился под опекой, прежде всего, всемогущих органов госбезопасности[13].

В Вологодской области с 1943 по 1990 год сменились шесть уполномоченных. Это:

1943 — 1953 — И.М. Игнатов
1953 — 1956 — А.П. Лимин
1956 — 1961 — И.М. Иванов
1961 — 1976 — С.В. Матасов
1976 — 1986 — В.П. Николаев
1986 — 1990 — Н.А. Воронин[14].

Каждый из них оставил свой след во взаимоотношениях гражданских властей и Церкви. Об их личности, характере, деятельности мы делали выводы, исходя из их отчетов и переписки с Советом. Существенно менялась идеологическая и политическая обстановка, в которой им приходилось работать.

В данных осенью 1943 года Сталиным устных принципиальных указаниях Карпову говорилось:

«б) Совету не представлять собой бывшего обер-прокурора, не делать прямого вмешательства в административную, каноническую и догматическую жизнь Церкви и своей деятельностью подчеркивать самостоятельность церкви, в) ..обеспечить соответствующие встречи, приемы, формы общения с патриархом, которые могли бы быть использованы для соответствующего влияния, г) не смотреть в карман Церкви и духовенства, е) Совету обеспечить, чтобы епископат являлся полновластным хозяином епархии. право архиерея распоряжаться церковными суммами, ж) не делать препятствий к организации семинарий, свечных заводов и т. п"[15].

Данные указания Сталина перестали выполняться практически сразу в начале работы Совета. Так, вологодский уполномоченный довольно ревниво с первых же лет своей деятельности стал наблюдать за доходами храмов и движением денежного потока в Церкви. По первым послевоенным годам динамика роста доходов епархии была такой:

1949 год — 3 538 458,06 — 100%
1950 год — 3 476 494,06 — 98,25%
1951 год — 4 073 665,05 — 115,13%
1952 год — 4 334 347,50 — 122,49%
1953 год — 4 565 453,22 — 129,02%[16].

В 1947 году И.М. Игнатов отмечал, что, «несмотря на большие затраты по ремонту и оборудованию вновь открытых и старых церковных зданий (321 702 рубля), во всех церквях как за 1945 бюджетный год, так и за прошлый 1946 год имеются значительные денежные остатки. Вывод тот, что церковные общины нашей области живут зажиточно"[17].

В области отмечается безусловный рост доходов церквей. Так, Богородице-кладбищенская церковь в городе Вологде имела: в 1946 году — 1 272 889 рублей, в 1949 году — 1 847 560 рублей[18]. Отражается общий рост бюджета Вологодской епархии, именно: остаток на 1 января 1946 года — 212 991 рубль; на 1 января 1947 года — 210 972 рубля; на 1 января 1948 года — 312 863 рубля; на 1 января 1949 года — 694 056 рублей; на 1 января 1950 года — 723 461 рубль[19].

Рост благосостояния Церкви был кажущимся, но Советом и это было воспринято как тревожный знак. Увеличение денежных средств напрямую связывалось с увеличением посещаемости церквей. Г. Г. Карпов прислал письмо уполномоченному И.М. Игнатову, в котором говорилось: «Совет имеет основание полагать, что вы к представленной информации относитесь несерьезно. Вопросы о положении и деятельности Церкви за отчетный период в докладе не нашли надлежащего освещения; видимо, вы в своей работе мало уделяете внимания этой основной стоящей перед вами задаче. В частности, в докладе вы утверждаете, что посещение церквей верующими снизилось на одну треть, а затем на с. 32 говорите, что доходность церквей не снижается, а с каждым годом растет. Это уже противоречит тому утверждению, что посещаемость церквей сократилась"[20].

В 1946 году от продажи крестиков, венчиков, разрешительных молитв, лампадного масла и прочей утвари епархия получила чистой прибыли 160 185 рублей[21].

В годы Великой Отечественной войны Вологодская епархия не оставалась безучастной к судьбам страны, совершались сборы средств на патриотические цели. Взносы поступали, в основном, от двух церквей, которые действовали в епархии в 1942—1943 годы — кафедрального собора Рождества Богородицы в Вологде и Воскресенской церкви в селе Носовском под Череповцом. И.М. Игнатов так писал об этом в отчете за 1944 год: «В Вологодской области на 1943 год были всего только две действующие церкви и только с прошлого года стали функционировать еще две. С начала Отечественной войны ими собрана всего значительная сумма: 2 609 255 рублей 67 копеек, из них собрано духовенством и верующими на подарки Красной Армии 181 189 рублей, на оказание помощи детям и детским учреждениям бойцов Красной армии — 380 066 рублей 67 копеек, на оказание помощи семьям красных воинов — 80 000 рублей и остальные деньги собраны на цели обороны (постройка танков, самолетов и др.). В пасхальные дни собрано 350 000 рублей, из ни 60 000 рублей собрано для сирот бойцов Красной Армии, 50 000 рублей для покупки облигаций военного займа и 240 000 рублей в фонд обороны СССР. Надо особо отметить успешные сборы на помощь инициативным детским домам, в которых воспитываются дети-сироты бойцов Красной Армии и их семьям. Были случаи (Череповецкий район), когда после призыва священника выступали сами верующие с призывом ничего не жалеть в помощь Красной Армии, с такой доблестью громящей ненавистного врага"[22]. Из 2 609 255 рублей церковь Иоакима и Анны внесла в фонд обороны 1 803 000 рублей[23].

Несмотря на значительный вклад Русской Церкви в дело борьбы с фашизмом, власти не желали восстановления сильной церковной организации. Это ярко проявилось в вопросе открытия храмов. 28 ноября 1943 года Совнарком принял постановление, согласно которому ходатайства верующих сначала рассматривались местными органами, в случае их одобрения пересылались в Совет по делам Русской Православной Церкви, после утвердительного решения которого поступали в Совнарком, а затем снова в Совет. Такая многоступенчатая процедура была выработана с целью тщательно дозировать открытие новых храмов. Бесконтрольный стихийный рост количества приходов вызвал тревогу в правительстве. Например, в Ярославской области без санкции центральных органов в 1942—1943 годах была открыта и действовала 51 церковь[24]. В ноябре 1943 года в одной из бесед с Карповым Молотов указывал: «Пока не давать никаких разрешений на открытие церквей. В последующем по вопросу открытия входить за санкцией в правительство и только после этого спускать указания в облисполкомы. Открыть церкви в некоторых местах придется, но нужно будет сдерживать решения этого вопроса"[25].

В Вологодской области только одна церковь была открыта до создания Совета: Носовско-Воскресенская Череповецкого района. 23 февраля 1944 года член Совета Г. Т. Уткин написал вологодскому уполномоченному И.М. Игнатову письмо, прося разъяснений: кем и когда было дано разрешение на открытие Носовской церкви. Уполномоченный ответил: 10 сентября 1943 года постановлением облисполкома по ходатайству верующих и заключению Череповецкого райгорисполкома[26]. Следует отметить, что впоследствии во всех отчетах И.М. Игнатова и даже более поздних — С.В. Матасова дата открытия церкви и дата регистрации двадцатки другая — 10 октября 1942 года[27].

Вопрос об открытии церквей на территории области власти не старались решать оперативно. Иногда он превращался в фарс, иногда переходил в жесткие столкновения между И.М. Игнатовым и епископом: сначала — Иустином (Мальцевым), затем, с 1949 года, Гавриилом (Огородниковым).

Еще в начале 1944 года И.М. Игнатов отмечал активизацию верующих в Вологодской области, особенно по районам: Череповецкому, Кирилловскому, Петриневскому, Великоустюгскому, Устюженскому и Грязовецкому. Отсюда поступало наибольшее количество заявлений об открытии церквей. Открытие Носовской церкви, по мнению уполномоченного, порождало цепную реакцию. Наблюдался значительный рост заявлений в первом полугодии 1944 года по сравнению с 1943 годом: «Если сравнить количество разных заявлений, поступивших от верующих по месяцам, то наблюдается их значительный рост. Так, в декабре месяце 1943 года по входящему журналу поступило 8 разных заявлений, в 1944 году в январе — 16, в феврале — 19 и в марте — 26. По исходящему журналу зарегистрировано, кроме посылки инструктивного материала по райисполкомам, соответственно по месяцам: в декабре — 6 ответов, в январе — 10, в феврале — 20, в марте — 19. За первый квартал 1944 года всего входящих поступило 61 заявление и исходящих ответов 49.

Количество заявлений об открытии церквей, поступившихв течение 1 квартала — 15, из них проверено, рассмотрено и отказано в открытии церквей по 9 заявлениям; не рассмотренных и находящихся на проверке и рассмотрении — 6 заявлений.

Увеличилось количество личных посещений облисполкома по делам Русской Православной Церкви, например в марте было 12 посещений. Наблюдаются случаи, когда открытие церкви в одном сельсовете возбуждает у верующих вопрос, почему не открывают церковь в их приходе, то есть в соседнем сельсовете. Так, например, открытие церкви в сентябре месяце прошлого (1943) года в Череповецком районе в Шубацком сельсовете (Носовской церкви) побудило отдельных лиц из верующих возбудить ходатайства об открытии церквей в своих бывших приходах. Заявители не стесняются тем, что церкви заняты уже под культурно-хозяйственные нужды или находятся в полуразрушенном состоянии"[28].

5 октября 1944 года в докладной записке Молотову по итогам первого полугодия работы Совета Карпов выдвинул ряд положений об открытии церквей. Применительно к Вологодской области (она в оккупации не была) интерес вызывают следующие:

«3. В целях борьбы с нелегальными церковными группами там, где они приняли широкие размеры, и в тех областях и районах, где настойчиво ставится вопрос об открытии церквей, пойти на расширение сети действующих церквей до двух-трех на район. 4. Разрешать слом недействующих церковных зданий только в исключительных случаях, в случае угрозы обвала и т. п. Переоборудование недействующих церковных зданий не разрешать. 5. Не препятствовать церковным приходским советам в производстве необходимого ремонта церковных зданий. Строительство же новых молитвенных зданий не разрешать"[29].

В 1938 году Вологодская область была выделена из Северного края. Потеряв часть северных и восточных территорий (например, от прежней Вологодской губернии в пользу Коми АССР отошли Устьсысольский уезд с 66 церквями; в пользу Архангельской области — Сольвычегодский (63 церкви) и Яренский (37 церквей) уезды)[30], она приняла северо-восточную часть Ленинградской области (бывшие четыре уезда Новгородской губернии — Череповецкий, Кирилловский, Устюженский, Белозерский), а также Вытегорский уезд Олонецкой губернии и часть Пошехонского уезда Ярославской губернии. В итоге получилась область с 41 районом (в начале 1960-х годов начался процесс уменьшения числа районов в связи с расселением деревень; число районов в относительно короткие сроки было сведено к 26 и остается таким по сей день). Согласно предложению Карпова, в области могло бы быть открыто 80−120 церквей. Может быть, так и получилось бы, но настроение в облисполкоме было иным, гражданские власти открывать церкви не торопились. В мае 1944 года в области действовали четыре церкви: кафедральный собор в Вологде (не закрывался), церковь Покрова Богородицы в местечке Погост под Кирилловом (открыта 4 октября 1943 года, настоятель — протоиерей Павел Никитин), Воскресенская церковь (село Носовское, Череповецкий район, настоятель — священник Павел Орнатский), Казанская церковь в городе Устюжне (открыта 22 октября 1943 года, настоятель — протоиерей Михаил Смирнов)[31]. Из этих и других районов, из города Вологды в облисполком непрерывно поступали заявления об открытии церквей: «Возбуждены были ходатайства верующим деревни Конечново Починковского сельсовета Череповецкого района, деревни Погорелка Абакановского сельсовета того же района (Чудской приход), в городе Череповце — об открытии соборной, или Благовещенской церкви, в Устюженском районе — Георгиевской церкви Понизовского сельсовета, Сретенской церкви (того же района) Оснопольского сельсовета. По всем этим заявлениям было отказано в открытии церквей, так как эти приходы могут быть вполне обслужены действующими церквами, находящимися в этих районах.

После проверки и рассмотрения материалов из района отказано также в ходатайствах верующим по заявлениям Воробьева — Петриневского района, Рыкованова — Никольского района, Чертенковой Е.А. и Малышевой З.К. ввиду того, что эти верующие действовали по личной инициативе, группы верующих не давали им полномочий на ходатайство. Заявитель Воробьев пишет заявления всем: М.И. Калинину, в Синод, патриарху, в Совет по делам Русской Церкви, не считаясь с тем, что каменное здание Ивановской церкви находится в полуразрушенном состоянии и без восстановительных работ угрожает общественной безопасности. Гражданки Чертенкова и Малышева допустили фальсификацию подписей и, не будучи ни кем уполномочены, сделали список верующих, куда внесли колхозников, несовершеннолетних и даже комсомольцев, которые категорически заявили, что они согласия на открытие церкви не давали.

Группа верующих Великого Устюга возбудила ходатайство об открытии Преображенской церкви, находящейся в центре города на Комсомольской площади, где проходят митинги, демонстрации в дни революционных праздников. Через горисполком В. Устюга указано, что возможно дать положительное заключение облисполкома при условии использовании здания церкви не в центре города"[32].

Чтобы «быть обслуженными действующими церквями в соседних районах», верующим приходилось преодолевать десятки и сотни километров. Даже тогда, когда в 1948 году числилось действующими 19 храмов, епархия представляла собой духовную пустыню. Епископ Гавриил в 1954 году отмечал, какая тяга к храмам наблюдается у верующего населения: «Православное население, живущее вдали от храмов, при некотором свободном отношении к церковному браку, исповеди и принятию святых таин (надо иметь в виду людей молодого поколения, выросших в советское время), считает своим нравственным долгом крестить детей и отпевать умерших. Там, где имеются железнодорожные и водные пути сообщения, они приводят детей в храмы преимущественно в летнее время. Такой наплыв особенно замечается в Вологде, Великом Устюге, Череповце, Усть-Печенге на Сухоне и других местах[33].

Как охарактеризовать состояние церковной жизни в епархии? Можно говорить и делать оценку положения только исходя из наличия в 13 районах области 17 открытых храмов, представляющих собою редкие маяки, которые, конечно, не освещают громадного пространства Вологодской области. В школах и вне их ведется широкая пропаганда материалистического мировоззрения. Молодое поколение в массе растет без религиозных убеждений. Проповедь безбожия не встречает сопротивления в общественной жизни православного населения. Ведущаяся в храмах проповедь христианского учения, излагаемая зачастую бессистемно, доступна только для тех, кто посещает эти храмы. Большинство же верующего населения, живущего в остальных 28 районах, где нет открытых храмов, лишено слова Божия, лишено таинства евхаристии, не может отпеть умерших, освятить дома и т. д.

Как обрисовывает положение настоятель Покровской церкви в Усть-Печенге Тотемского района протоиерей Геннадий Юрьев, ревностный миссионер и пастырь?

Смежные районы — Биряковский, Междуреченский, Сямженский, Бабушкинский, Тарногский, Нюксенский, Никольский, Кичменско-Городецкий, расположенные к югу и северу от реки Сухоны на площади 100 000 км2, не имеют ни одного открытого храма. Усть-Печенгская церковь, как свеча, продолжает озарять светом Христова Евангелия и удовлетворять религиозные нужды притекающего к ней верующего населения. Несмотря на отсутствие транспорта, придирки и оскорбления, отец Геннадий Юрьев в летнее время посещает соседние деревни, проходя пешком сотни километров. С болью в сердце замечает он, как чистота веры православной подменяется грубыми суевериями: вместо креста для предохранения себя от болезней носят амулеты-монетки, вместо молитв учат детей заговорам или «сну Богородицы». Святые иконы имеются в большинстве домов. В крестьянских селениях священника встречают с радостью и радушием, в рабочих поселках хотя и рады его приходу, но воздерживаются пригласить его в свои дома «страха ради иудейска». Верующие в скорби духовного голода сетуют на то, что не разрешают им открывать храм, говоря: мы живем, как звери в лесу[34].

Ту же ноту неудовлетворения можно встретить в письмах-обращениях верующих:

«В числе посетителей были и такие, которые, набравшись разных непроверенных слухов о каких-то «новых законах» в отношении Русской Православной Церкви, пытались доказать необходимость безоговорочного открытия той или другой церкви. «И просим все православные открытие православной церкви, и если разрешите нам открыть и проводить обряд священный, то нам дайте священника, и просим убедительно разрешить нашу просьбу, так как уже сейчас начинаются везде открытия церквей, как уже не безызвестно нам, православным, что вера православная не опровергнута», — пишут, например, ходатаи из Мяксинского района. В том же духе писали заявители из Кирилловского района: «А ведь нам известно, с изволения высшей центральной власти нашего правительства в лице вождей членов ВЦИК, обнародовано в правительственной печати (газетах от 5.09. и 8.09.1943), учрежден Синод и патриаршество. Это и значит, что оно для управления Церковью, чтобы ими управлять, значит, их мало, надо открывать больше, а то и управлять некем, тогда не нужен ни Синод, ни патриаршество, а все это учреждено для церквей», — стараются убедить главари бывшей двадцатки Рукинской церкви Мяксинского района (председатель — Алексеев, заместитель его — Стариков, бывший церкви староста Ситов, заместитель старосты — Быков и уполномоченный общины Пикарев). Эти «руководители», между прочим, настойчиво просили разрешить им провести «добровольный сбор» средств для ремонта церкви и возбуждения ходатайства об открытии церкви. «Клуб закрыт лишь в конце 1943 года по причине той, что центральная московская власть дала распоряжение об открытии храмов, и освободившаяся от клуба церковь скоро-наскоро была завалена хлебом», — пишут догадливые ходатаи того же Мяксинского района.

«Мы посылали заявления в Москву, нам было разрешено открыть церкву, но местная власть плохо смотрит на это, ей нравится, чтобы мы были дикарями», — писали заявители из Череповецкого района Абакановского сельсовета. «Ясно видно, что сильнейший тормоз является со стороны нашей местной власти, чтобы не дать возможности открыть нам наш храм — Рукинской Воскресенской церкви», — пишет ходатай Пикарев из Рукинского сельсовета Кирилловского района"[35].

В 1943—1944 годы в четырех открытых церквях служили шесть священников и два диакона. Епископа не было, кафедра с апреля 1944 года по январь 1945 года оставалась вдовствующей[36]. 8 января 1945 года на нее был назначен второй священник кафедрального собора Рождества Богородицы Иоанн (после пострига — Иустин) Мальцев.

В 1944 году облисполком разрешил общине кафедральной церкви занять для богослужений второй этаж, используемый архивом НКВД: стало тесно. Однако он блокировал обращения вологжан об открытии второй церкви в областном центре:

«Надо отметить отдельные случаи участия в организации подписей людей из числа интеллигенции. Так, например, бухгалтер Вологодского отделения треста «Маслопром» Казаков ходатайствовал об открытии в городе Вологда Горбачевской кладбищенской церкви. Облисполком отклонил ходатайство, и верующий Казаков подал вторичное заявление в Совет при СНК СССР"[37].

Тем не менее, через некоторое время церковь Лазаря Четверодневного на Горбачевском кладбище Вологды была открыта — 21 октября 1945 года[38].

И.М. Игнатов неоднократно направлялся облисполкомом в различные районы области для проведения массово-политической работы, идеологической поддержки сельскохозяйственных работ. Это давало возможность узнать религиозное настроение в колхозах. Верующие колхозники ссылались на официальные приемы членами советского правительства патриарха Сергия, членов Синода, на приезд архиепископа Йоркского в СССР[39]. По выражениям верующих, советское правительство даже обещало оказывать помощь в восстановлении церквей и содержании священников. И.М. Игнатов на сельском сходе, посвященном вопросу открытия церкви, переводил разговор в финансовую сторону и тем самым добивался «успеха»: потребность в стройматериалах, рабочей силе, материальных расходах. После таких «разъяснений о порядке открытия церкви верующие не проявляли особого стремления идти на затраты, связанные с церковными делами"[40].

В апреле 1947 года из Совета по делам Русской Православной Церкви в облисполком пришло извещение:

«Совет считает, что в Вологодской области, действительно, следует разрешить открыть некоторое количество церквей. Рассмотрите конкретно вопрос об открытии каждой церкви, названной в письме епископа"[41].

На 1 апреля 1947 года в области действовало 13 церквей: две — в Вологде; в Великом Устюге, Череповце, Грязовце, Устюжне — по одной и семь церквей в сельской местности. В них служило 20 священников, один диакон, пять псаломщиков. 14 священников были уже пожилыми (старше 55 лет), и только шестеро — от 41 года до 55 лет[42]. Епископ Иустин в письме «усиленно просил» об открытии четырех церквей: Спаса Нерукотворного (с. Спас-Лом, Мяксинский район), Ильинской (Усть-Кубенский район), Дмитриевской (Чебсарский район) и Покровской (Устюженский район)[43]. Ни одна из этих церквей так и не была открыта.

Отношение центральных и местных властей к открытию церквей ужесточается. И.М. Игнатов пишет:

«В первом квартале текущего года (1947 года. — А.Ж.) поступило всего пятнадцать заявлений об открытии церквей. Это несколько больше, чем в прошлые кварталы. Однако из пятнадцати заявлений вновь поступило семь заявлений об открытии церквей, а остальные восемь заявлений являются поданными вторично, в третий и даже в четвертый и в пятый раз (из Кирилловского района)».

«Тем хуже», — помечает на полях Карпов и подчеркивает текст отчета уполномоченного[44].

31 июля 1950 года Игнатову пришло секретное письмо, в котором прямо говорилось, что церкви в Вологодской области открываться больше не будут:

«В 1949 году в письме N976/с от 29 октября Совет указывал, что выезжать в районы в целях проверки правильности подачи ходатайства об открытии церквей в настоящее время не вызывается необходимостью, так как вопрос об открытии церквей сейчас не ставится на рассмотрение ни в облисполкоме, ни в Совете, а проверка только активизирует ходатаев. Вы же продолжаете проверять поданные заявления, ведете беседы на местах и т. п. Кроме того, ввели в практику ненужную документацию — сбор заявлений с отказом от подписей, ранее сделанных под заявлением об открытии церкви, и заверяемые сельсоветом. Это не только не правильно, но и вредно. Совет рекомендует вам прекратить проверку заявлений, то есть посылать в районы, а также не следует ставить вопрос в облисполком об их распространении, учитывая, что в данное время заявления об открытии церквей больше пишут бывшие церковники и лица, заинтересованные в корыстных целях, и меньше всего пишут сами верующие"[45].

Резкое изменение политики гражданских властей было настолько стремительное, что ни верующие, ни духовенство, ни епископ Гавриил не могли поверить в нечто худшее:

«Особенно много заявлений об открытии храмов поступало в 1949—1950-е годы, но ни одно из них не было удовлетворено. Странно то, что ни уполномоченный, ни местные органы не дают никаких объяснений, почему они отказываются удовлетворить просьбы верующего населения.

Представители церковных общин, приезжая в Вологду, посещают меня и уполномоченного и выражают сетования по поводу такого отношения властей к их религиозным нуждам, причем заявляют, что они не видят выхода, как только подавать свои заявления непосредственно Председателю Президиума Верховного Совета или в Совет Министров. Представителям общин я советую настойчиво добиваться разрешения в районных центрах и затем в облисполкоме и, не смущаясь отклонением заявлений, подавать повторные прошения. Трудно допустить, чтобы Вологодский облисполком так легко мог изменить свое отношение к вопросу открытия храмов. Не будет ли с моей стороны слишком смелым и опрометчивым шагом, если я лично обращусь к председателю Совета по делам Русской Православной Церкви тов. Г. Г. Карпову и попрошу его содействия и помощи в этом деле? Но прежде я желал бы получить совет и благословение Вашего Святейшества, как лучше поступить и как действовать"[46].

Тем не менее, облисполком на все заявления об открытии церквей отвечал отказом. 29 февраля 1948 года была открыта последняя церковь — Николая Чудотворца в Уломском районе. На этом рост числа церквей в Вологодской области прекратился ровно на 40 лет — до октября 1988 года.

В первом полугодии 1948 года «по инерции» Вологодским облисполкомом было дано разрешение на открытие трех церквей: Спаса Нерукотворного в с. Спас-Лом, Покровской церкви в селе Анхимово Вытегорского района и Успенской Синегодской церкви в Великоустюгском районе.

В Вытегорском районе действующих церквей не имелось, посещения верующими райисполкома и облисполкома все усиливались. И.М. Игнатов провел проверку движения по открытию Анхимовской церкви, выехав в Вытегорский район. Он предпринял немалый труд по обходу каждого дома в селе Анхимово и прилегающих населенных пунктах, отмечая наличие икон в значительном количестве домов и высокую обращаемость за требами. В Совете такое вторжение в дома верующих было расценено как нарушение Конституции[47]. Деревянная 17-главая церковь 1708 года постройки числилась как памятник архитектуры, находилась в ведении районного краеведческого музея и отдела архитектуры облисполкома. Со стороны этих органов не имелось препятствий к передаче церковного здания верующим.

Не было действующих церквей и в Мяксинском районе. Особенностью церкви в честь Нерукотворного образа Спасителя было то, что под спудом с южной стороны храма у Благовещенского придела находились мощи преподобного Игнатия Ломского[48]. Первое заявление об открытии церкви было отклонено облисполкомом 18 августа 1944 года. Ни один год не обходился без подачи повторных заявлений и посещения уполномоченного. В 1944 году было подано три заявления, в 1945 — два, в 1946 — одно, в 1947 — четыре[49]. Это побудило И.М. Игнатова совершить командировку туда, в глухой уголок области, с 25 января по 10 февраля 1947 года.

В четвертом квартале 1947 года было дано положительное заключение об открытии Успенской Синегодской церкви. Уполномоченный в это еще более отдаленное место не выезжал (проезд по железной дороге занимал много времени и проходил через Кировскую или Архангельскую области). Решение было принято на основании одной лишь представленной документации. Как выявилось впоследствии, инициатором заявления об открытии церкви оказался священник собора Прокопия Праведного города Великий Устюг Феодор Тихонин. Подписи собирались не в сельсовете, где находится церковь, а на городском рынке. Решение об открытии церкви было немедленно отозвано облисполкомом[50].

Нам не удалось установить мотивов, по которым Совет и Вологодский облисполком приняли решение о закрытии церквей в селах Анхимово и Спас-Лом, но на основе изученных документов по этому вопросу, который приобрел необычайную остроту, заметно, что власти решили полностью прекратить открытие новых церквей в области. Как только 25 июня 1948 года было вынесено положительное заключение об открытии этих церквей, проблемы с возобновлением богослужений возникли сразу же. Был предлог: обе церкви числятся как памятники архитектуры, и у общин отсутствуют договоры с отделом архитектуры. Заключению договоров активно препятствовал облисполком. Необходимо отметить еще одно обстоятельство: если Анхимовская церковь действительно подходит под статус памятника архитектуры (деревянное северное зодчество, многоглавые храмы), то церковь в Спас-Ломе памятником архитектуры — «старины» была названа по указанию облисполкома. Это подтверждается размышлениями епископа Гавриила[51]. В отчете за 1951 год И.М. Игнатов писал, что «по указу Совета, временно открытие этих церквей было задержано, и наконец эти церкви были сняты уполномоченным Совета с учета"[52]. Епископ Гавриил, усмотрев в закрытии церквей самовольство и произвол местных властей, пытался путем подачи заявления на имя патриарха вновь добиться положительного разрешения вопроса.

Заместитель председателя Совета С.К. Белышев в 1949 году прислал И.М. Игнатову секретное инструктивное письмо, в котором говорилось следующее:

«Приходские общины церквей в селах Анхимово Вытегорского района и Спас-Лом Мяксинского района, задержанные открытием по указанию Совета, вам следует снять с регистрации, а церковные здания разрешить использовать под хозяйственные нужды. Одновременно снимите с регистрации и зарегистрированных в этих приходах священников, а епископ пусть их переведет в другие приходы. Примите меры к тому, чтобы церковная служба, совершаемая в арендуемых домах этих сел, была прекращена и арендные договора расторгнуты"[53].

Епископ Гавриил и настоятели церквей не уступали. Протоиерей Геннадий Юрьев в связи с тем, что храм закрыт, пытался организовать богослужения в часовне недалеко от церкви, построенной над святым источником. И.М. Игнатов противостоял этому, объясняя отцу Геннадию, что это равносильно открытию молитвенного дома, ради которого местные колхозники «не изъявляют желания «огород городить""[54].

12 июля 1949 года И.М. Игнатов во время отпуска, находясь в Москве, заглянул в Совет, где между ним и членом Совета И.И. Ивановым состоялась продолжительная беседа. Обсуждались различные вопросы по работе уполномоченного, речь зашла и о Спас-Ломской и Анхимовской церквях. Вернувшись в Вологду, уполномоченный встретился с епископом Иустином и заявил, что обе церкви закрыты, сняты с регистрации, священников Геннадия Юрьева и Николая Поповского необходимо перевести на другие приходы. На вопрос епископа, возможно ли вновь возбуждать ходатайство об открытии этих церквей, уполномоченный ответил: это право верующих — возбуждать ходатайство о всякой церкви в этих районах (Вытегорском и Мяксинском. — А.Ж.), кроме Спасо-Ломской и Анхимовской[55].

Вологодский облисполком и уполномоченный приступили к закрытию двух церквей, пользуясь удобным моментом: сменой правящего архиерея. 3 сентября 1949 года уполномоченного посетили епископы Иустин, перемещенный на Псковскую кафедру, и вновь назначенный Гавриил. Прием носил характер знакомства по трафаретным вопросам: как здоровье после дальней дороги, как устроились, разместились и т. п. Вопрос открытия церквей был поставлен и здесь:

«Епископ Иустин, желая показать свою «ревность о Боге», в беседе выдвинул следующую просьбу: 1. об открытии второй церкви в Тотемском районе, где имеется одна действующая церковь, 2. открыть вторую церковь также в Кирилловском районе (на окраине города Кириллова), 3. в городе Устюжне открыть приписную церковь Покрова Богородицы и 4. в городе Великий Устюг — тоже приписную Стефановскую кладбищенскую. Я записал просьбу двух епископов и сказал, что просьба эта будет учтена при подаче заявлений об открытии этих церквей и при рассмотрении их в облисполкоме"[56].

Ни одна из указанных церквей не была открыта, кроме кладбищенской церкви Стефана Великопермского в Великом Устюге, но это произошло в 1964 году при особых обстоятельствах, о которых будет говориться позже[57].

Епископ Гавриил направил в Совет относительно церкви в Спас-Ломе письмо, которое накалило обстановку. В нем говорилось, что верующие сомневаются в правильности закрытия церкви, подозревают произвол местных властей, что закрытие произведено всецело по решению Совета по делам Русской Православной Церкви, которое распространилось не только в отношении двух храмов в Вологодской епархии, но также некоторых храмов в других епархиях"[58]. 10 февраля 1950 года епископ Гавриил был вызван в облисполком. И.М. Игнатов очень тяготился давним вопросом, который был поднят опять и показался ему «назойливым, досадным», стал утверждать, что возвращаться к нему нет необходимости, ссылался на решения Совета, пытаясь снять с себя подозрения и вину, на историко-архитектурную значимость церкви, дал понять, что ставить повторно вопрос об открытии бесполезно[59].

Итог — конфликт, натянутые отношения между облисполкомом и епископом Гавриилом, запутанная история, полуправда и ложь, брошенные в лицо епархиального архиерея. И.М. Игнатов с удовлетворением отмечал, что двадцатки, верующее население, окружающее Анхимовскую и Спасо-Ломскую церкви, никак не реагировали на их закрытие, не поддерживали духовенство и епископа. Все это стало возможным благодаря массовой атеистической пропаганде в данных районах, и виновато только одно духовенство[60]. Очень все же сомнительно, что одновременно с отклонением заявления стремительно спала религиозность местного населения, горячо любившего свои храмы.

Добиваться разрешения открытия церквей, не смущаться отклонением заявлений, подавать повторные прошения было бесполезно. Уполномоченный резко реагировал на то, что епископ Гавриил обходит его стороной, пишет в Совет и Патриархию.

«Некоторые вопросы епископ Гавриил пытался разрешать помимо уполномоченного Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР путем посылки соответствующих писем и заявлений на имя патриарха Алексия. Подобными письмами епископ Гавриил стремился показать свою ревность о Церкви Православной, о расширении своего влияния в области среди верующих. Такое письмо было послано по поводу церквей: в Мяксинском районе — Спасо-Ломской и в Вытегорском районе — Покровской Анхимовской, такого же характера было послано письмо в отношении перенесения мощей (останков) преподобного Герасима из склепа бывшей Троицкой церкви в городе Вологде на кладбище. Отсутствие успеха в этих мероприятиях подняло значение (авторитет) облисполкома, уполномоченного Совета в глазах епархиального управления и показало, что епископ Гавриил должен бы был если не разрешать, то хотя бы консультироваться по затронутым вопросам.

Считаю нужным отметить также, что епископ Гавриил при посещении уполномоченного ни одним звуком не оговорился о том, что он посылал письма на имя патриарха и его попытках «обрести «какие-то мощи преподобного Герасима и т. п. Единственное, что выдавало епископа после подачи им в Москву писем, это вопросы по телефону к уполномоченному Совета: «Из Москвы нового ничего нет?» — на что неизменно следовал ответ: «Нет""[61].

Государство не уберегло «памятники старины, имеющие важное историко-архитектурное значение». Церковь в селе Анхимове сгорела в 1964 году, правда, не по вине государства, а от попадания молнии. Нелегкая участь и Спасо-Ломской церкви: она так и осталась пустовать, произошло смещение фундамента, из-за чего колокольня стала «отходить» от церкви, а алтарная абсида «зарываться» в землю. Деревянную часовню над родником, в которой старался организовать богослужения отец Геннадий, тщательно уберегали сельчане, но в начале 1960-х годов ее разобрала бригада рабочих под руководством сына председателя колхоза Поташова (он через недолгое время тяжело умер от гангрены ног)[62]. Глядя на разрушающийся храм без крестов, без крыши над «теплой церковью», с осыпавшейся росписью, заросший березняком, трудно опознать в нем памятник архитектуры.

(Продолжение следует.)

_________________________

[1] Государственный архив Вологодской области (далее — ГАВО). Ф. 1129. Оп. 1. Д. 1.

[2] Камкин А.В. Православие на Севере России в исследованиях 1989−2000 годов // Региональные аспекты исторического пути Православия: архивы, источники, методология исследований: Материалы межрегиональной научной конференции, Вологда, 20−21 июня 2000 года. Историческое краеведение и архивы. Вып. 7. Вологда, 2001. C. 15.

[3] Тимофеева Я. Б. Письма и заявления с просьбами об открытии храмов как источник по изучению религиозности сельского населения в 1940-е годы (по материалам Государственного архива Вологодской области) // Исторический вестник. 2001. N 2−3 (N 13−14).

[4] К сожалению, живых свидетелей из числа духовенства остались единицы. Из архиереев на момент написания данной работы жив только архиепископ Мелхиседек; занимал Вологодскую кафедру с 17 июня 1965 года по 7 октября 1967 года.

[5] Наумова О.А. История Русской Православной Церкви в документах светских организаций новейшего времени (1918−1990) // Региональные аспекты исторического пути Православия: архивы, источники, методология исследований. С. 80−81; ГАВО. Ф. 1300. Оп. 14. Д. 1. Л. 167−169.

[6] Государственный архив Российской Федерации (далее — ГАРФ). Ф. 6991. Оп. 1. Д. 479. Л. 111.

[7] Наумова О.А. История Русской Православной Церкви в документах светских организаций новейшего времени (1918−1990). С. 82.

[8] Храм Николая Чудотворца в селе Дмитриево Уломского (теперь — Череповецкого) района, открыт 29 февраля 1948 года (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 479. Л. 25).

[9] Особое значение имеет сравнительный просмотр и анализ религиозной ситуации в Вологодской области и в соседних областях. Например, в Ярославской области на 1 января 1954 года действующими числились 143 церкви, в Архангельской — 24, в Новгородской — 41, а в Вологодской — 17. Зато Вологодская епархия — одна из немногих в Союзе, где за 1949−1988 год не было закрыто ни одного храма! (см.: ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 103).

[10] Архив Вологодского епархиального управления. Годовой отчет за 1953 год. Л. 4.

[11] Проверкой информационных отчетов уполномоченного по Вологодской епархии в 1940-е и 1950-е годы занимался член Совета Г. Т. Уткин.

[12] Шкаровский М.В. Русская Церковь при Сталине и Хрущеве. М., 2005. С. 204.

[13] Там же. С. 205.

[14] А.П. Лимин и И.М. Иванов занимали должность и/о уполномоченного. А.П. Лимин совмещал ее с должностью председателя облисполкома. Штатными уполномоченными являлись остальные четверо.

[15] Шкаровский М.В. Русская Церковь при Сталине и Хрущеве. С. 205.

[16] Архив Вологодского епархиального управления. Отчет за 1953 год. Л. 6.

[17] ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 175. Л. 10.

[18] ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 630. Л. 42.

[19] Там же. Л. 43.

[20] Там же. Л. 101−102.

[21] ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 320. Л. 23.

[22] ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 13. Л. 144.

[23] ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 761. Л. 7.

[24] Шкаровский М.В. Русская Церковь при Сталине и Хрущеве. С. 201.

[25] Там же. С. 207.

[26] ГАРФ. Ф. 6991. Оп .2. Д. 13. Л. 132.

[27] ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 331. Л. 82; Оп. 1. Д. 175. Л. 53.

[28] ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 13. Л. 108−109.

[29] Религиозные организации в годы Великой Отечественной войны (1943−1945). С. 62−63.

[30] ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 6. Д. 9 Л. 38.

[31] ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 13. Л. 150.

[32] Там же. Л. 109.

[33] Архив Вологодского епархиального управления. Отчет за 1953 год. Л. 5.

[34] Там же. Л. 2.

[35] ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 13. Л. 137, Л. 138, Л. 143.

[36] В 1943 году на Вологодскую кафедру был назначен епископ Георгий (Анисимов). Он упоминается как епископ Вологодский в материалах Совета о высшем духовенстве РПЦ по состоянию на 15 марта 1944 года (см.: ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 4. Л. 3, Л. 5).

[37] ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 13. Л. 153−153 об.

[38] ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 630. Л. 94.

[39] 19 сентября 1943 года в Москву прибыл англиканский епископ С.Ф. Гарбетт.

[40] ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 13. Л. 154.

[41] ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 175. Л. 1.

[42] Там же. Л. 14.

[43] Там же. Л. 23.

[44] Там же. Л. 4.

[45] ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 630. Л. 49.

[46] Архив Вологодского епархиального управления. Отчет за 1953 год. Л. 3−4.

[47] ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 320. Л. 6.

[48] Жамков А.П. Спас-Ломская обитель // Благовестник. 2004. N 4−5 (108−109). С. 14.

[49] ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 320. Л. 27.

[50] Там же. Л. 36.

[51] Жамков А.П. Спас-Ломская обитель. С. 14.

[52] ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 761. Л. 72−73.

[53] ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 479. Л. 32.

[54] Там же. Л. 90.

[55] ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 630. Л. 13.

[56] ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 497. Л. 55.

[57] Каменный храм во имя святителя Стефана Великопермского в 1944—1945 годах был передан общине Прокопьевского собора только для совершения отпеваний и панихид.

[58] ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 630. Л. 15.

[59] Там же. Л. 14.

[60] Там же. Л. 13; ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 761. Л. 72−73.

[61] ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 890. Л. 6−7.

[62] Жамков А.П. Спас-Ломская обитель. С. 14. В статье авторомдопущено неверное утверждение, что после разрушения часовни родник засох. Это не так, он продолжает благополучно действовать и в наши дни.

http://www.pravoslavie.ru/arhiv/31 666.htm