Пакт Молотова — Риббентропа: pro et contra

Московские переговоры зашли в тупик из-за отказа Польши пропустить советские войска через свою территорию навстречу германским армиям в случае агрессии. 20 августа глава французской военной миссии генерал Ж. Думенк сообщил из Москвы в Париж: «Провал переговоров неизбежен, если Польша не изменит позиции». В тот же день министр иностранных дел Польши Ю. Бек, передоверившись британским гарантиям, телеграфировал своему послу во Франции Ю. Лукасевичу: «Польшу с Советским Союзом не связывают никакие военные договоры, и польское правительство такого договора заключать не собирается».

В книге «Behind Closed Doors» («За закрытыми дверями», Лондон, 2008) британский автор Л. Риз, изучавший документы московских переговоров, заключил, что английская делегация во главе с отставным адмиралом Р. Драксом следовала «самоубийственной тактике» — вообще не отвечать на вопросы, касающиеся Польши. «Когда советский маршал Ворошилов 14 августа напрямую поставил вопрос о допуске Красной армии на территорию Польши для борьбы с нацистами, — пишет Л. Риз, — делегация союзников оставила вопрос без ответа».

Развязка приближалась. Вечером 21 августа Ж. Думенк получил в Москве следующую телеграмму: «По распоряжению Председателя Совета Министров генерал Думенк уполномочивается подписать в общих интересах и с согласия посла военную конвенцию». 22 августа Думенк сообщил об этом Ворошилову. А вот Лондон хранил молчание.

Поразительное «хладнокровие»: Чемберлен в это время ловил рыбу, а Галифакс охотился на уток. Позднее из британских источников стало известно, что на 23 августа был согласован прилёт Г. Геринга в Великобританию для встречи с Н. Чемберленом и «урегулирования разногласий» на англо-германских переговорах. Тайну этих готовившихся переговоров до сих пор хранят британские архивы.

Американские историки А. Рид и Д. Фишер пишут о драматических событиях на тройственных переговорах в августе 1939 года: «Англия и Франция в последнюю минуту могли одуматься, Польша — понять реальности, а германское предложение — рухнуть. Сталин оставлял обе двери открытыми. Однако постепенно приоритеты изменились в пользу Германии, союзникам была отведена вторая позиция..»

Как и в Первой мировой войне, всё решилось в последний час. Получив от Сталина согласие на подписание Договора о ненападении с Германией, Гитлер в предложенный ему срок 23 августа направил своего министра иностранных дел в Москву. В ночь на 24 августа 1939 года в Кремле между Советской Россией и Германией был подписан Договор о ненападении (Пакт Молотова — Риббентропа). Это принятое в результате провала московских переговоров политическое решение на какое-то время гарантировало Советский Союз от войны с Германией, её реальными и потенциальными союзниками.

Секретный протокол и последующие секретные договорённости с Германией предусматривали раздел «сфер интересов» между Германией и СССР и являлись важной составной частью подписанных документов. К «сфере интересов» СССР были отнесены Финляндия, Эстония, Латвия, Литва, восточная часть Польши (Западная Белоруссия и Западная Украина), Бессарабия. Всё это — государства или территории, ранее входившие в состав России и отторгнутые у неё после Первой мировой войны решениями в Версале или путём прямых аннексий. Граница сферы советских интересов де-факто признавалась Германией максимальным рубежом продвижения своих войск на восток.

Несть числа упрёкам в адрес СССР по поводу секретных договорённостей с Германией. По этому поводу заметим: секретные протоколы к договорам — обычная практика того времени. Например, 25 августа 1939 года в Лондоне было подписано англо-польское соглашение о взаимопомощи. В нём говорилось, что помощь Польше будет оказана немедленно. В секретном протоколе к соглашению были определены государства или территории, которые входили в сферу интересов сторон: Бельгия, Голландия, Данциг и Литва. Упоминались также Латвия, Румыния и Венгрия.

Оценивая преимущества и издержки для России советско-германских договорённостей, необходимо иметь в виду следующее. Есть такое понятие в военной науке — «геостратегическое пространство». В 1939—1940 годах советское геостратегическое пространство, выдвинутое от 150 до 300 км на запад, обеспечивало возможности для более надёжной обороны страны. В иных условиях финские войска начинали наступление, находясь в 32 км от Ленинграда, немецкие — в 35 км от Минска, 260 км от Киева, немецко-румынские — в 45 км от Одессы и т. д. Ход войны показал, насколько важными оказались эти «километры», чтобы выстоять в тяжелейшем 1941 году, особенно для обороны Ленинграда и Москвы.

Поспешное и необоснованное осуждение 2-м съездом народных депутатов СССР (1989 год) секретного приложения к советско-германскому Договору о ненападении не только не соответствовало реальному значению этого исторического документа, но и используется по сей день для подтверждения распространяемого на Западе тезиса о «совместной виновности» СССР и Германии в начале Второй мировой войны.

Важнейшая задача внешней политики Москвы в тот период заключалась в том, чтобы не допустить одновременного выступления Германии и Японии против СССР, обезопасить границы советского государства на западе и на Дальнем Востоке. Ввод войск на территорию Западной Белоруссии, Западной Украины и Прибалтики осенью 1939 года и в июне 1940 года на территорию Бессарабии (аннексированную Румынией в 1918 году) и Северной Буковины был осуществлён при отсутствии организованного вооружённого сопротивления. Но столкновение с Финляндией привело к кратковременной упорной войне на северо-западе. Новая граница, установленная мирным договором, находилась на значительном удалении от Ленинграда.

Большим успехом советской политики, результатом поражения японских войск на р. Халхин-Гол явилось заключение 13 апреля 1941 года Пакта о нейтралитете с Японией. Заслуга советской дипломатии состояла в том, что она в ходе переговоров сумела использовать в интересах безопасности страны японо-американские противоречия, которые в тот период оказались сильнее. В дальнейшем это позволило Советскому Союзу избежать войны на два фронта.

В то же время в Москве ясно понимали, что, несмотря на достигнутые с Германией договорённости, нападения Германии не избежать, и стремились выиграть как можно больше времени для укрепления обороны страны.

Объединить усилия

В главном курс советской внешней политики на создание коалиции государств и народов для борьбы с агрессией оставался последовательным и неизменным. Это подтверждают события после 1 сентября 1939 года. Переговоры с Англией возобновились уже через неделю после подписания 28 сентября 1939 года советско-германского договора «о дружбе и границе».

1 октября 1939 года У. Черчилль, в то время первый лорд адмиралтейства (военно-морской министр), выступая по радио, сделал важное заявление: «То, что русские армии должны были находиться на этой линии, было совершенно необходимо для безопасности России. Во всяком случае, позиции заняты и создан Восточный фронт, на который Германия не осмеливается напасть». 6 октября он пригласил советского посла И.М. Майского и в ответ на его вопрос: «Что вы думаете о мирных предложениях Гитлера?» сказал: «Некоторые из моих консервативных друзей рекомендуют мир. Они боятся, что в ходе войны Германия станет большевистской. Но я стою за войну до конца. Гитлер должен быть уничтожен. Нацизм должен быть сокрушен раз и навсегда».

Далее он разъяснил позицию британского правительства: «1) основные интересы Англии и СССР нигде не сталкиваются; 2) СССР должен быть хозяином на восточном берегу Балтийского моря, и он очень рад, что Балтийские страны включаются в нашу (советскую), а не в германскую государственную систему; 3) необходимо совместными усилиями закрыть немцам доступ в Черное море; 4) британское правительство желает, чтобы нейтралитет СССР был дружественным по отношению к Великобритании».

21 февраля 1940 года нарком иностранных дел В.М. Молотов направил указание И.М. Майскому (оно словно адресовано и современным фальсификаторам истории. — О.Р.) следующим образом разъяснить английскому правительству политику СССР в отношении Германии: «Первое. Мы считаем смешным и оскорбительным для нас не только утверждение, но даже просто предположение, что СССР будто бы вступил в военный союз с Германией. Второе. Хозяйственный договор с Германией есть лишь договор о товарообороте, по которому вывоз из СССР в Германию достигает всего 500 млн. марок, причем договор экономически выгоден СССР, так как СССР получает от Германии большое количество станков и оборудования, равно как изрядное количество вооружения, в продаже чего нам неизменно отказывали как в Англии, так и во Франции. Третье. Как был СССР нейтральным, так он и остается нейтральным, если, конечно, Англия и Франция не нападут на СССР и не заставят взяться за оружие. Упорно распространяемые слухи о военном союзе СССР с Германией подогреваются не только некоторыми элементами в самой Германии, чтобы запутать Англию и Францию, но и некоторыми агентами самой Англии и Франции, желающими использовать воображаемый „переход СССР в лагерь Германии“ для своих особых целей в области внутренней политики».

После поражения Франции в мае 1940 года настроения британского общества стали заметно меняться в пользу СССР как потенциального союзника. И.М. Майский сообщал в Москву 19 июня 1940 года: «Вчера в конце дебатов по выступлению Черчилля в парламенте произошла следующая демонстрация: лейборист Джон Морган произнес небольшую речь, в которой он приветствовал назначение Криппса послом в Москву и призвал палату отметить прибытие Криппса „в эту великую страну и пожелать ему успеха в его работе“. Со всех сторон (не только от лейбористской, но и с консервативной) раздались шумные одобрения, и все обернулись лицом к дипломатической галерее, в которой я сидел в числе других послов. Черчилль полуприподнялся со скамьи правительства и также обернулся в мою сторону, сделал дружественный жест по моему адресу рукой. Примеру Черчилля последовали ряд других министров, сидевших рядом».

В апреле 1940 года начались переговоры между СССР и США, которые вели с американской стороны преимущественно заместитель государственного секретаря США С. Уэллес, а с советской стороны — посол К.А. Уманский.

Серьёзным преткновением стала прибалтийская проблема, советское решение которой вызвало раздражение в США. Тем не менее в наступившем 1941 году советско-американские отношения продолжали, хотя и медленно, улучшаться. 21 января С. Уэллес в беседе с К.А. Уманским (это была их 15-я встреча) сделал важное заявление: «Если бы СССР оказался в положении сопротивления агрессору, то США оказали бы ему помощь».

Положительные результаты в ходе переговоров этого периода достигались с большим трудом, осложнялись взаимными, подчас необоснованными претензиями, и отношения во многом оставались натянутыми, но тенденция к сближению, обусловленная нараставшей угрозой агрессии как против СССР, так и против США, тем не менее укреплялась. Большая заслуга в этом принадлежала Ф. Рузвельту. «Он уже давно склонялся к мнению, что политика Советского Союза, — отмечает один из ведущих американских историков У. Кимболл, — носит скорее не коммунистический, а националистический характер, более прагматична, нежели идеологизирована. Нацистско-советский пакт и советское нападение на Финляндию, вызвавшие возмущение президента, были интерпретированы Белым домом как следствие скорее советских опасений германской агрессии, нежели коммунистической экспансией».