Господь благоволил образам Своим совершать чудеса

Я верующий православный человек. Я регулярно бываю в храме, начинаю и завершаю каждый свой день молитвой. Но при этом не могу принять (или, возможно, не могу понять) некоторых сторон иконопочитания.

Я не ходила ни к Феодоровской иконе, когда ее привозили в Саратов из Костромы, ни ко Всецарице Афонской, когда ее доставляли из Малоярославца, — потому что не видела смысла. Если мы поклоняемся не образу, т. е. не иконе как вещественному предмету, а Первообразу — то какая разница, перед какой именно иконой молиться? Зачем везти икону из города в город? А когда я слышу, что такой-то образ помогает от онкологических заболеваний, а такой-то от легочных. Мне кажется, это отдает первобытной магией. Почему именно Всецарица с наибольшей вероятностью поможет раковому больному, а не Казанская, скажем? Как возможна связь меж образом, т. е. способом изображения Богоматери, и конкретным заболеванием? Совершенно непонятно.

Более того, не очень ясно, почему способу изображения в данном случае придается отдельное значение; почему храм освящают в честь Казанского образа или в честь Смоленской Одигитрии?

Когда я слышу про образ Богоматери, обретенный чудесным путем (найденный в лесу на дереве, в ручье, на пепелище и т. д.), у меня возникает вопрос: разве не человеком написан этот образ? Видно же, что человеком, все в нем человеческое — и гениальность, и ограниченность возможностей. Трудно мне поверить, что образ этот в материальном своем состоянии сошел с небес.

Когда я смотрю на рублевскую Троицу, я не сомневаюсь, что это святыня. Потому что это — взлет человеческого духа и духовное свидетельство; потому что красота Троицы — не от изощренности мастерства, мастерство в данном случае лишь орудие. Когда я смотрю на образ Спаса Нерукотворного в нижнем храме Свято-Троицкого собора — я вижу и чувствую нечто близкое, хотя он и не равен Троице, конечно. Но он тоже из тех икон, которые помогают мне понять, что есть вера, что есть Творец. И если я прихожу в нижний храм Свято-Троицкого собора к Нерукотворному Спасу, то из потребности духовной. Но не для того, чтобы просить у этого образа чего-то практического для себя или для близких. Потому что просят — не у образа, не у иконы, а у Бога. И есть ли разница, где в этот момент находится просящий — возле конкретной иконы или где-то еще?

Кстати, мое собственное отношение к иконам, моя собственная реакция на них для меня загадочны. У меня много икон в доме — как у всякого православного человека, и я ни за что не хотела бы, чтоб их у меня не было. Я готова сравнить эту свою потребность с потребностью иметь в доме фотографии любимых людей; это помогает помнить, любить, верить. Но, коли так — зачем я прилаживаю иконку над постелью больной мамы (человека не очень верующего и невоцерковленного), зачем я стараюсь, чтобы в домах моих родных и друзей тоже были иконы — хотя бы по одной? Значит, верю все же, что они берегут, что они практически помогают? Как это все понять?

Татьяна Васильева, читательница «Православной веры»

Для начала нужно напомнить: если мы не будем как дети (ср.: Мф. 18, 3) не уверуем подобно детям — просто, чистым, неколеблющимся сердцем, — мы не войдем в Царство небесное. Почитание икон — это не вера одного или нескольких человек, это вероисповедание всей Церкви. На рубеже VIII—IX вв.еков Церковь пережила эпоху иконоборчества — страшная бесовская сила, та самая, которая восставала прежде на Божество Иисуса Христа и на Божественность Святого Духа, ополчилась на икону. Почитание иконы в Церкви неугодно врагу рода человеческого! Почему? Потому что каждый образ, который внешне является лишь изображением (Спасителя, Божией Матери или кого-то из святых), есть прежде всего свидетельство о конкретном опыте Церкви или кого-то из ее чад.

Почему они почитаемы Церковью — Казанская икона Божией Матери, или Владимирская, или Семистрельная? Как возникало это почитание? В Москве, в Ярославле или в какой-то глухой деревушке вдруг появлялся образ, неизвестно кем и при каких обстоятельствах написанный, и от него (очень явственно, что именно от него) совершались чудеса. Да, он написан человеком; но не человеческой же волей творятся через него чудеса! И как они обретались, эти чудесные образы? Человек спит, и ему во сне является Богородица и говорит: пойди в такой-то храм, там, на чердаке, в пыли, среди ненужных досок лежит Мой образ. Возьми его, приведи в порядок, скажи, чтоб повесили в храме на видном, почитаемом месте, пусть ему поклоняются люди, они будут получать от него исцеления. Подобных примеров не счесть. За каждым из образов Богоматери — целая череда чудес. Поэтому мы не случайно называем образ чудотворным — это свидетельство Божией Матери, это Она Сама избрала такую форму, такой характер покровительства чадам Своим в Церкви.

Я не знаю иконы Божией Матери, перед которой молились бы об исцелении от туберкулеза или от каких-то кожных заболеваний. Нет почему-то такого! Но есть факт: огромное количество людей, молившихся перед Всецарицей Афонской, получили исцеление от рака. В монастыре Ватопед на Афоне, где находится сама Всецарица (в Саратове, как мы сообщали, пребывал список с нее), эти случаи записывают и считают, уверяю вас. И в Новоспасском монастыре в Москве, где находится еще один почитаемый список Всецарицы, тоже считают.

В Москве есть храм Воскресения Словущего в Брюсовском переулке; там находится икона Божией Матери «Взыскание погибших»; сколько людей приходили к этой иконе и получали помощь: происходило взыскание, спасение погибающих от бед, от болезней, просто от своих страстей. Почему именно этот образ чудотворит, а не другой? Это воля Божия, это недоступно нашему разуму. Вход в Храм Рождества Христова в Вифлееме называют Вратами Смирения: человек среднего роста может пройти через них, только наклонившись. Есть вещи, под которые нужно подклониться, и только подклонившись, поймешь. Если попытаться войти, не склоняясь, — ударишься головой и не поймешь ничего. Татьяна, написавшая нам письмо, пытается объять умом то, что умом объять невозможно, а возможно лишь почувствовать сердцем. А пока оно не почувствовало, надо смириться и принять то, что предлагает нам принять Церковь. Тогда-то как раз сердце и почувствует.

Зависит ли индивидуальная судьба от того, перед какой иконой будет молиться человек — перед почитаемым списком со знаменитого чудотворного образа или перед иконой серийного производства у себя дома? Зависит ли судьба автора письма от того, побывала ли она возле Феодоровской иконы, поклонилась ли ей или предпочла этого не делать? На этот вопрос может ответить только Господь. Он может сотворить чудо или не сотворить. Иногда причиной чуда становится глубокая сердечная вера человека — такая вера, которую Господь не может посрамить. А иногда человек ничего и не ждет, он просто подходит к иконе — и вдруг происходит нечто чудесное. Бывает и так: возле чудотворной иконы с человеком ничего не происходит, а происходит — где-нибудь на улице, по дороге домой через мусорную свалку. Всякое бывает, но при всем этом нам следует помнить: ради чего-то Господь благоволил всему этому быть — и чудотворным иконам, и мощам святых. Он не подчиняется никаким законам, но Он Сам творит законы и хочет, чтобы мы их принимали.

Обратите внимание: при всех своих сомнениях и вопросах Татьяна не хотела бы, чтоб в ее доме, а также в домах ее близких и друзей не было икон. Она чувствует, что икона — это не просто символ или напоминание. Это нечто гораздо большее. Истинно верующий православный человек не кланяется иконе по-язычески. Мы помним слова Иоанна Дамаскина: честь, воздаваемая образу, восходит к Первообразу. Но в то же время мы знаем, что Господь благоволил образам Своим совершать чудеса.

Да, когда мы видим Троицу Андрея Рублева, мы совершенно непосредственно встречаемся с его духовным опытом, духовным свидетельством. Но я видел на Кипре Киккскую икону Божией Матери — она вся закрыта ризой. Первое чувство, которое я испытал, увидев эту ризу, — огорчение. А потом, когда подошел ближе — почувствовал исходящие от иконы материнское тепло и ласку. Иногда нужно что-то непосредственно почувствовать, пережить, чтобы понять.

..В келье старца Иосифа Исихаста Афонского была всего одна икона Богоматери, я не думаю, что она была очень древней или особенно искусно написана. Но он беспрерывно целовал эту икону и стремился к ней как ребенок к матери. И это был человек, который имел опыт созерцания Божественного Света, получал поразительные откровения от Господа — неужели же он не мог понять разницу между иконой и изображаемой Божией Матерью?

Игумен Нектарий (Морозов)

http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=7031&Itemid=5