 |
| Православная книга России | Тамерлан Тадтаев | 12.08.2009 |
Таких писателей как Тамерлан Тадтаев найдется немного. Он не пишет о войне, как другие, по чужим рассказам или историческим хроникам, а сам воевал, участвовал во всех конфликтах, которые произошли на территории Южной Осетии и Абхазии за двадцать лет, вплоть до последнего, в 2008 году. Многих, с кем Тамерлан боролся за свободу, уже нет в живых. Рассказы Тамерлана — о войне, о друзьях, о любви и об Осетии. В 2009 году Тамерлан стал лауреатом Русской премии, его приняли в члены союза писателей Москвы. И все это буквально за один год. «Со мной произошла литературная сказка», — говорит он сам.
— Тамерлан, расскажите, как вы начали писать?
— Я начал писать три года назад, в тридцать девять лет. К тому моменту меня уволили, я работал на таможне, которую открыл вместе со своими друзьями, в 1992 году. Мы сопровождали машины с разными грузами через территорию Южной Осетии в сторону Армении, Азербайджана. Охранять дорогу было страшно, и немногие на это решались. В основном приходилось иметь дело с мародерами, многие из них воевали в Абхазии, а в мирное время у них не было другого заработка, кроме как выходить на большую дорогу. После того, как меня уволили, у меня появилось много свободного времени и на меня нахлынули воспоминания о войне, и я решил писать. Сначала я думал, что сошел с ума, потому что в Цхинвале писать — это значит, что у тебя не все в порядке с головой.
— Почему?
— Я же из тех, кто с оружием в руках воевал. И вдруг такой человек начал писать. Меня никто не мог представить писателем. Я скрывал, что пишу, и когда первый свой рассказ я показал своему другу, он сказал: «Хорошо». Я думал, что друг надо мной издевается и потакает моему сумасшествию, но потом я написал второй, третий рассказ. И так получилось, что мои рассказы стали читать в Северной Осетии, там я познакомился с журналистом Аланом Цхурбаевым, который передал мои рассказы Стасу Харину, писателю из Владикавказа. Мы познакомились со Стасом, и он меня стал подталкивать писать дальше. Я убедился, что не сошел с ума, а просто стал писать. Попытки писать до этого были, стихи писал в детстве, юности, но никогда не думал, что буду заниматься этим серьезно и тем более издаваться в серьезных изданиях.
— В каких изданиях вас сейчас публикуют?
— В журнале «Нева», «Дружба народов», «Искусство войны», «Дарьял», «Бельские просторы», «Независимой газете» и т. д.
— Сколько вы написали рассказов за эти три года?
— Около 30. В Цхинвале должна выйти книжка, сборник «Отступник», два года уже жду. Сейчас вышел сборник «Сын», в нем 23 рассказа. Я хочу поблагодарить Тараса Мироновича Шамбу, он мне помог издать сборник. Книга вышла очень быстро, даже дизайн обложки не успели доделать до конца. Всего 200 экземпляров. Посмотрим, что в Цхинвале выпустят. Мне говорят, что я первый, кто так откровенно написал об этой войне. До меня об этой войне писали, но это был кабинетный жанр. Таких ребят, как Парпат и Колорадо («Парпат, Колорадо, Агент — это клички трех братьев, Парпат — Алан Джиоев, Агент — Олег Джиоев, Колорадо — Алик Джиоев. Этих трех братьев послал Бог, потому что именно они явились стимулом для борьбы, таких дерзких осетин в природе уже не существует»), оставили в стороне, о них забыли. Сейчас я дописываю рассказ «Неформал» и если буду издавать книгу, то следующий сборник назову «Неформал». Неформалами называли членов грузинских вооруженных формирований во время президента Гамсахурдиа, все они были бородатые и очень крутые, пока не столкнулись с нами. Я думаю, что мы все в какой-то мере неформалы. События этого рассказа основаны на реальности, это было в 91 году. Я вышел из дома зимой и по той улице, где я живу, шел парень в капюшоне, с сумкой в руке. Я сразу понял, что он из Грузии и идет в Тбилиси. Мне было удивительно, как он прошел через весь Цхинвал, наверное, он кого-то убил. И вот об этом я и написал рассказ. Думаю, что он получился. Все мои рассказы автобиографические.
— Вы принимали участие во всех войнах, которые были на территории Южной Осетии, начиная с 1989 года?
— Да, вплоть до 8 августа 2008 года. Причем я воевал активно, не отсиживался в подвалах, ходил на вылазки и как можно больше вреда причинял противнику и очень жалею, что многие, кто воевал, не дожил до этих дней, не увидел нашу свободу, независимость, за которую они, так или иначе, погибли. И мои рассказы об этих людях. Потому что о них забыли, очень нагло и цинично. Нужно вспомнить этих ребят, потому что не будь их, Южной Осетии не было бы. Они воевали в самой страшной войне, в 1991−92 году, тогда не давали оружия, оружие и боеприпасы мы покупали сами, на свои деньги. В рассказе «Отступник» я написал, как приобрел карабин: украл деньги у отца. Оружие стоило очень дорого, можно было на автомат поменять шестерку. Отступник — это двоякий образ в рассказе. Грузин, о котором я пишу, и который сдался — тоже отступник. Это было на моих глазах и меня это так поразило, что он подошел к нам, поднял руки и сказал: Что мы делаем, зачем убиваем друг друга. Его потом грузины расстреляли. В 1991 году грузины вошли ночью в Цхинвал, был комендантский час. Тогдашний комендант Малюшкин пустил грузин в город ночью. И шесть тысяч грузинских солдат вошли в город и когда они ночью проходили, мы просто не поверили своим глазам. У них были собаки, на них была форма, причем форма несуразная: они такие огромные, а на них как распашонка, болтается шинель, у одних были погоны, у других ничего не было. Говорят, что это были заключенные, их выпустили из тюрем, дали возможность оправдаться таким образом. 6 января прошли первые столкновения. Грузины готовились к этому очень долго, за десять лет до этого, они собрали все охотничье оружие в осетинских селах, и в Абхазии они действовали также.
— Почему вы не хотите быть в составе Грузии?
— В рассказе «Блондинка» я объясняю причину этой войны, почему я взялся за оружие. В грузинской газете «Звезда Востока» я прочитал высказывание первого президента Звиарда Гамсахурдиа о том, что «негрузины не имеют право иметь больше одного ребенка». Это меня поразило, это был натуральный фашизм. Кто он такой, чтобы мне говорить, сколько детей я должен иметь. А грузины имеют право плодиться и размножаться. Сейчас это звучит смешно, но тогда это было не смешно, а было ужасно. И еще их католикос Илия II сказал, что каждый, кто поднимет на грузина руку, является врагом и его надо искоренить вместе с семьей, и грузинам можно было убивать и абхазов, и осетин. В советское время мы жили с грузинами дружно, но все равно чувствовалось, что они ставят нас на второе место, это было очень обидно, я служил в Тбилиси, меня не звали по имени, а звали просто осо, осетин. Если грузин сидел за осетинским столом, все говорили с ним по-грузински, чтобы не обидеть его, но если осетин сидел за грузинским столом, никакой бы грузин не стал говорить по-осетински.
— Вы в своих «Стихах из мобильника» написали, что обрадовались независимости Осетии, если бы это случилось в 1992 году.
— Потому что мои друзья, с кем мы воевали на тот момент были еще живы, причем они погибли не от рук врагов, а от своих же. Когда война закончилась, в Осетии осталось много оружия. И раньше споры решались на кулаках, то после войны легким нажатием на спусковой крючок все разрешалось. На войне погибло очень мало ребят, потому что воевали грамотно и это в крови у осетин, нас никто этому не учил. Грузины теряли много людей в бою, и они нам тоже за это мстили после войны. Наши дороги проходили через грузинские села и во время перемирия, они ловили ребят и расстреливали. Все мои друзья погибли во время мира, это очень прискорбный факт.
— Расскажите, как вы получили Русскую премию?
— Я пишу на русском языке, у меня набралось много рассказов и мне все говорили, что такую черную и натуралистическую литературу вряд ли кто-нибудь при моей жизни опубликует. Это меня расстраивало, но с другой стороны я писал так, как хотел и мог. Я попытался описать цхинвальскую войну честно. И мне кто-то посоветовал послать свои рассказы на Русскую премию. Это было осенью прошлого года. И вдруг мне говорят, что я попал в длинный список премии, позвонили из Пятигорска и сказали, что это большая удача для Кавказа, потому что там были участники из 32 стран. Весной я поехал на литературный семинар в Москву. И когда он заканчивался, мне на мою почту прислали письмо, что я попал в короткий список. И так я стал лауреатом Русской премии. Кстати, на том литературном семинаре меня порекомендовали в члены Союза писателей Москвы. И сейчас я член Союза писателей Москвы. И еще я стал лауреатом премии журнала «Нева» за лучшую публикацию прошлого года. Это была литературная сказка.
— Какие есть современные осетинские писатели?
— Вы задали очень сложный вопрос, я же совсем недавно в литературе. К тому же я пишу на русском языке. Я знаю, в Южной Осетии есть свой Союз писателей, они пишут по-осетински, а я пишу по-русски, мне очень нравится русский язык и русская литература. Кроме меня в Осетии есть писатели, которые пишут на русском языке, есть Элла Парастаева, она хорошо пишет. Тимур Кибиров, он же осетин, лучший поэт России. Я встречался с ним, у меня есть его книга с автографом. Есть Черчесов, Коста Хетагуров — основоположник осетинской литературы, в 19 веке жил. Я стараюсь быть в теперешней литературе, но модное я не воспринимаю, я слежу за литературой серьезной, необычной, модернистской. Мне нравится Леонид Андреев, Саша Черный, поэзия Серебряного века.
— А что вы сейчас читаете?
— Основа — это русская классика, Тургенев, Толстой, Достоевский, Чехов, Булгаков. Зарубежную литературу читаю, Кафку, Джойса. Сейчас купил Стринберга, Кена Кизи и Ионеско. Я видел фильм «Пролетая над гнездом кукушки», мне понравился Джек Николсон в главной роли, ведь там идет речь о свободе. Я думаю, что роман Кизи тоже интересный. В литературе мне нравится все необычное, и я сам хочу писать о необычном. Я постоянно перечитываю Булгакова и Толстого. Раньше всего Булгакова мог пересказать наизусть. Он в «Мастере и Маргарите» гениально описал Москву, даже Воланда. Мастер и Маргарита — значимая вещь для всей мировой литературы. Сейчас я смотрю на современных писателей, все ноют, говорят, русская литература закончилась. Я смотрю на это с оптимизмом. Русская литература на ноги еще встанет, возродится. Просто нужно, чтобы на нее обратили внимание, чтобы литературных форумов было больше. Писатели говорят, что раньше на гонорар можно было купить машину, а сейчас, если получишь тысячу рублей, уже радуешься. Мне нравится писать и без гонораров, без ничего. Я хочу, чтобы другие узнали то, что знаю я, а знаю я много о войне. Но дальше я буду писать не о войне.
— А о чем?
— О мире. Сейчас я пишу стихи в прозе, их становится все больше. «Стихи из мобильника», так я назвал первый сборник своих стихов. У меня есть детские рассказы: «Трубка мира», «Свадьба». Сейчас я пишу рассказы о Душанбе. В Душанбе прошло моя юность. В России школьников и студентов отправляли на картошку, а мы собирали хлопок. Таджикистан, Узбекистан, Казахстан поставляли хлопок и однажды мы застряли на 3 месяца, а максимум должны были работать месяц. Это было страшное дело, нас превращали в рабов, 30 килограмм хлопка надо было сдавать в день. Республика не смогла угнаться за тем планом, который перед ней стоял.
— А вы крещеный человек?
— Я крестился во время войны в 2004 году. До этого осетины были язычниками, но во время войны многие потянулись в храм, много убитых и не на кого было надеяться, кроме как на Бога. Все начали креститься, я тоже покрестился. У нас есть речка Лиахва, меня батюшка окрестил прямо в этой речке. У нас особо почитается святой Георгий. А так в Южной Осетии вперемежку все, и язычество, и православие. Святые места у нас называются жуары — место, где находится святой дух и помогает тем, кто ему поклоняется. В эти святые места мы приносили баранов в жертву. Многие исцелялись. Эти языческие места связаны с христианством. Жуар — это крест. Там есть христианские часовни, свечки ставят, читают христианские молитвы. Осетия становится христианской. В Северной Осетии есть мусульмане, из 100% — 30% северных осетин — мусульмане, а в Южной Осетии все христиане, у нас нет мусульман. Я не могу рассказать никакому священнику то, что я сотворил на войне, это только между мной и Богом, Он меня будет судить по моим делам. Двадцать лет войны — это страшно. Многие люди ни во что не верят, садятся на иглу, пьют, а чиновники что.
— Какие у вас сейчас мысли об этой войне?
— А вот какие. Тамерлан открывает свои «Стихи из мобильника» и читает:
Бесстрашно прошедшие путь свой короткий
Герои зарыты, их память убита
Живущими ныне, а голос мой горький
Не слышит народ, нищетою забитый.
Имущим же чуждо геройство, им подлость
И трусость присущи; их деньги омыты
Слезами и кровью народа, чью гордость
Они продают, а герои забыты.
Но сейчас я думаю все же более оптимистично. Этот этап будет пройден, героев вспомнят и когда они найдут свое место в той истории, которую делали мы, тогда все станет на свои места. У русских есть свои герои, о них помнят, а у нас их стараются забыть. Потому что привыкли воспринимать воюющих ребят как мародеров и убийц. Например, я воюю, у меня нет денег, у другого есть, но он не воюет. Если он не может воевать, то хотя бы пускай даст деньги на оружие. Если он добровольно не отдавал деньги, у него их отнимали. Это во многих моих рассказах описано, в «Колорадо», «Отступнике».
— А как вы относились к тем, кто не воевал?
— Я людей уважаю по тому признаку: воевал он или нет. Это мерило. На войне ты всех видишь такими, какие они есть. Этот трусливый, он не идет с тобой туда, куда ты идешь, и мало того, что он с тобой не идет, он прячется в подвалах, дрожит и еще называются мужчиной. Есть барьеры, через которые ты обязан перейти. Я тоже боялся воевать, но я себя пересилил, я себя ломал, я хотел походить на Парпата и чтобы он мне сказал: молодец, за это стоило погибнуть в бою, он был отчаянный мужчина и хороший парень, Но сейчас все поменялось, сейчас уважают не за храбрость, заслуги, твою смелость, а за деньги.
— У вас есть фраза: «Мы тени мертвого города, никто нас не слышит..»
— Цхинвал был мертвым городом, зоной, что там происходило, никого не интересовало во время этих двадцати лет.
— В «Стихах из мобильника» вы пишите: «В 80-х слушая Цоя, я мечтал дотянуться до звезды по имени Солнце. В 92-м меня, обожженного раскаленным стволом пулемета, вырвало на звездную ночь, когда друг упал на траву. А через два дня на его могилу я положил цветы»
— Я слушал Цоя в 80-е, мне его песни очень нравятся, и я тоже хотел дотянуться до звезды по имени Солнце.
— Чем для вас была эта Звезда?
— Эта начавшаяся свобода и вдруг она закончилась этой войной. Мы ждали свободы, а получилось по-другому.
— А если опять будет война?
— Пусть воюют другие, мне хватило этих двадцати лет. Я думаю, что войны в Южной Осетии больше не будет. Грузия уже не посмеет воевать, потому что во всех войнах она проигрывала, и в Абхазии, и в Южной Осетии. Им лучше жить с нами как с соседями и больше не говорить: это наша земля, это ваша земля. Человеку нужно два метра, не больше и жить в дружбе. Войны кончаются дружбой, и я думаю, грузины это поймут и не захотят больше воевать. Мы построим свое будущее, они построят свое, посмотрим, у кого оно будет лучше.
— Но Южную Осетию еще не признало мировое сообщество.
— Все признанные государства были когда-то непризнанными. И США в свое время тоже были колонией, их тоже кто-то первый признал. Нас признала такая могучая держава как Россия и я хочу сказать спасибо России, потому что если бы не она, то нас бы 10 августа Грузия уничтожила бы, пусть в этом никто не сомневается. Я не знаю, по какому сценарию они хотели нас уничтожить, но это была очень глупая авантюра. Видимо, они хотели дойти до туннеля, который соединяет Южную Осетию с Северной и поставить там флаг, и ввести на нашу территорию натовские войска, но у них это не получилось. Оказались ребята, которые не совсем растерялись, подбили восемь танков, мы один БТР подбили, это нормально, учитывая, что была неразбериха и нас всю ночь бомбили. Саакашвили сказал, что из-за начавшейся Олимпиады в Пекине он не будет развязывать войны, даже если осетины начнут стрелять. Все ему поверили, а тут он поступил также как поступил Гитлер, он обманул. И той же ночью из всех видов оружия, из града, артиллерии, самолетов, нас начали бомбить.
— Я слышала, что это, дескать, Россия развязала войну против маленькой, но гордой Грузии…
— Это бред и ложь. Это настолько нелепо: как может Россия напасть на Грузию, если Грузия напала на Осетию. Среди ребят, кто не прятался в подвалах, а многие прятались, сейчас провозглашают тосты за Медведева. Чтобы за тебя провозглашали такие тосты, нужно очень заслужить.
