 |
| Литературная газета | + Митрополит Варненский и Великопреславский Кирилл (Ковачев) | 04.08.2009 |
История православной церкви в эпоху османского ига отмечена прежде всего сильным обострением религиозного национализма. Он зародился от своей противоположности, от церковной старины, так называемого византинизма — абсолютизированной идеи о священном государстве. С самого начала эта идея развивалась под мощным влиянием римской культуры и, конечно, римского универсализма, за которым, хочу отметить, не прослеживается успешного опыта в современном мире. Рим обожествляет государство и формирует в себе отсутствие национальных ограничений. Империя, построенная как «вселенная», объединённая одним законом, одной властью, одной культурой и верой, одними и теми же ценностями, предполагает не только полное отсутствие национализма, но и даже малейшего проявления приоритета одной нации над другой. Каждый варвар, или инородец, принимающий римское гражданство, приобщается к культурным и религиозным ценностям эллинизма. Вследствие этого он становится полноправным членом общественной вселенной.
И вот формирующийся в течение столетий, считающийся центром мироздания универсальный дух Рима встречается с христианством. Эту встречу можно оценивать по-разному, особенно рассматривая раннюю историю Церкви. Но именно благодаря вышеупомянутому римскому универсализму так успешно преодолено различие между «эллином и иудеем, варваром и свободным» (Кол, 3:11). Сейчас нет необходимости спорить, под чьей защитой была империя, — под защитой Церкви или под защитой государства. Главное, что сосуществование и Церкви и государства было гуманистическим, и императоры даже брали под свой контроль распространение христианской культуры. Это привело к тому, что с утверждением христианства империя создала новую форму христианского мира, объединяющей идеей которого и было христианство. Согласно этому доказывалось и единство евангельского «народа Божьего».
Первые проблемы нового христианского универсализма в империи начали появляться после его столкновения с западной латинской культурой, что отразилось в религиозных спорах между Востоком и Западом, а также привело к Крестовым походам. Корень проблемы наблюдался и в самой империи: он зародился из-за столкновения разных религий и культур с мировоззрением варваров.
Таким образом, византийский патриотизм, сформированный под сильным влиянием христианского универсализма и единения, постепенно приходил к национализму, и православие, провозглашённое от святых отцов как абсолютная истина для всех народов Вселенной, обнаружило стремление к идентификации лишь одного народа, в данном случае греческого.
Самое горькое, что эта тенденция укреплялась при поддержке императорского христианского универсализма. В новом периоде православная церковь объявит войну этому национализму с целью укрепления и сохранения общей идеи. Вся эта борьба станет доказательством того, что Церковь и составляющий её «народ Божий» «не от мира сего» (Иоанн, 18:36). Это будет главным вдохновляющим фактором бытия Церкви в земном мире.
Многие обвиняют Церковь в том, что она утратила соборную миссию. Надо ли нам бояться за православие, опасаясь опыта Византии, и предвидеть усиление тенденций национализма? Отвечая на этот вопрос, необходимо объяснить, что корень зла не в самом понятии «национальное», а в его содержании. А сами понятия «нация» и «народ» сродни таким, как «община» и «общество». И формирование национального самосознания вполне может не противоречить духу христианского универсализма. Многие поствизантийские государства раскрывают в себе положительный образ именно христианского мира и бытия. Все балканские народы каждый по-своему в эпоху османского ига позиционируют себя как образ единения между народом и Церковью, народ и Церковь стремятся к полному слиянию, поскольку именно Церковь является носителем самых добрых и лучших национальных идеалов. Но после этого следует трагический период, отравивший «плотью и кровью» самосознание народов на Балканах. Сказалась вражда к другим православным народам, замешанная подчас и на спекулятивных внутренних церковных интересах. В этой борьбе ослабла и сама Церковь. К несчастью, единство теории не всегда оказывается единством практики. Известный богослов и исследователь истории Церкви протоиерей Александр Шмеман, изучавший период возрождения православных народов на Балканах после османского ига, писал: «Церковь стала носительницей не только просветлённого христианского идеала, но и символом национальной борьбы, источником религиозного национализма, отравляющего до сегодняшнего дня православный Восток. Призванная от духа Истины просвещать всё и всех в мире, Церковь в конце концов сама подчинила себя „плоти и крови“. Христианский патриотизм смешался с языческим национализмом».
Именно непонимание христианского патриотизма очень часто ведёт Церковь к искушениям, или к так называемому языческому национализму и, — что ещё более трагично, — к дохристианскому плюрализму. Эпоху возрождения можно понимать по-разному. С одной стороны, это восстановление и возрождение Церкви у балканских народов, и с другой стороны, это угасание вселенского сознания, национальная рознь, упадок в богословии и нашествие иных конфессий. От этих болезней духа православие и народы Балкан не пришли в себя по сей день.
Сейчас ситуация изменилась. И хоть некоторым этносам пока ещё удаётся отстаивать свою самобытность и свой мир, современная история уже предлагает новые искушения, такие, как размывание национальных особенностей, унификация всех и вся в рамках новой культурной политики и нового универсализма. В данном временном контексте европейского поствизантийского и постхристианского универсализма стоит по-другому взглянуть на православие и Церковь, сосредоточившись на её истории и духовной сути.
В наших сердцах образ христианской Византии. О нём мечтал св. император Юстиниан Великий, о нём проповедали св. Иоанн Златоуст, св. Максим Исповедник, св. Иоанн Дамаскин и другие святые отцы прошлой эпохи. Они всегда были примером социального поведения для христианского Востока. Не отрицая политические системы и эсхатологические идеи, они проповедали единство — божественное и человеческое, которое стало возможно после воплощения Христа. Они утверждали необходимость гармонизировать человеческое и божественное в мире. Как этот идеал реализовался на практике? Несомненно, византийское общество, как и другие общества, непрестанно старалось ввести христианские принципы в свод государственных законов и каждодневную практику. Такие же опыты наблюдаются и со стороны Церкви. В своей эклоге император Лев Третий пишет: «Мы верим, что не существует ничего выше и значимее, чем способность направлять справедливые усилия Бога, с целью освобождения людей с помощью силы от несправедливости и рабства».
Возможно ли в современном мире идеализировать общество по образу христианской Византии? Обстоятельства нынешней европейской культуры и жизни полностью отвергают такую возможность. Мировая глобализация развивается совсем по иному принципу. Данный принцип трудно определить, столь он безобразен. Поэтому сейчас необходимо сконцентрироваться на эсхатологической сущности православия, сосредоточиться на его духовной сути. Эсхатологическая суть православия — это соборность. Универсализм, вселенскость и полнота Царства Божьего — символ православной веры. Здесь можем сформулировать задачи всех современных православных народов — те, кто будет частью единой Церкви, приведут в Царство Божье свой народ, сохранивший исторический и культурный опыт. Возникает закономерный вопрос: формируют ли государственные идеалы целостность и идентичность народов? Современный мир лишил нас возможности создать православные государства. Но это даёт нам шанс исторически раскрыться, осознав духовные ошибки византизма и национализма. Нужно отметить, что вопреки идеалам современного мира государство может сохранить историю, культуру и религиозные традиции своего народа, без них невозможно личностное возрождение каждого человека. Присутствие церкви в странах, городах и сёлах — это и есть ответ на все вопросы и искания человека.
Перевели Диана ИВАНОВА-ЧЕКИЙСКАЯ и Максим ЗАМШЕВ
