Блаженны ли нищие карманом?

— ..Вот такой у меня храм. Не роскошный, конечно, не богатый. Но мы и в таком рады молиться.

А храм у отца Алексия Амбарцумова — во имя свв. равноапп. Константина и Елены — очень красив, чист, опрятен и, в общем-то, является единственным настоящим украшением Бернгардовки, всеволожского пригорода.

— Если я пущусь на поиски богатых спонсоров, — говорит отец Алексий, — то деньги, может быть, и получу, а вот душевное спокойствие утрачу безвозвратно. И как тогда молиться? Как вести за собой паству? Моё глубокое убеждение: чем меньше о деньгах заботишься, тем вернее они тебя сами найдут — пусть небольшие, но достаточные для того, чтобы и храм содержать в благолепии, и с голоду не умереть. Так учил меня мой отец, заслуженный, любимый паствой священник: он никогда не бегал за деньгами — и никогда ни в чём не нуждался. А если начинаешь суетиться, нервничать, уповать не на Бога, а на спонсоров, — что из этого выйдет? Наломаешь дров, наделаешь ошибок. Поэтому я и в долг для церкви никогда и ничего не беру. Изволит Господь — сами принесут. Вот недавно один предприниматель принёс нам 10 тысяч долларов — и мы настелили в храме этот прекрасный паркет. Хорошо! И всё-таки: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф. 6:33). Гораздо важнее обустройства здания церкви — обустройство общины. Если в общине какие-то раздоры начались — вот тогда-то и наступает подлинная разруха.

— Скажите, батюшка, талант нестяжания — он от Бога даётся или его можно в себе воспитать? Как сделать душу свободной от власти денег?

— Что нам с вами говорить о нестяжании? Нестяжание — это высокая духовная добродетель, а нам ближе как раз стяжание — опасная, болезненная страсть. Страсть — это болезнь, это страдание. Человек, когда у него что-то болит, не может правильно воспринимать окружающий мир: ему боль застит глаза. Страсть — та же боль. Зачем её терпеть? — надо от неё лечиться, а лечебница одна — Церковь, лечение — участие в таинствах. У меня в храме порядок такой: все, кто присутствует на литургии, должны причаститься. Я не считаю нужным три дня поститься: достаточно поститься в те дни, которые указывает устав, — это и так получается 200 дней в году, куда же больше?.. Но я обязательно спрашиваю у причастников: «Помирились ли вы с обидевшими вас?» Однако не думайте, что если ответ отрицательный, то я и к Чаше человека не пущу. Я просто говорю: «Непременно примирись, и если сейчас причастишься, то у тебя и сил, и разума, необходимых для примирения, прибавится». Сам я не праведник, не апостол, я не могу своими словами исцелять страсти — в том числе и любостяжание. Но я твёрдо верю, что через меня Господь что-то даёт людям: если будут причащаться, молиться, то Он их Сам всему научит. Очень часто бывает такое. Подходит ко мне человек на исповеди: «Я, батюшка, хочу с вами поговорить». Я ему: «Сейчас не время, приходите после службы». Он причащается — и ко мне уже не подходит: оказывается, что ответ на свой вопрос он уже получил, и не от меня — Кто-то более мудрый вразумил его.

— Батюшка, если всегда подавать нищим, можно ли исцелиться от страсти любостяжания? Кое-кто считает, что нищим подавать вовсе не нужно: зачем поощрять бездельников? — лучше уж помочь тем, кто действительно нуждается.

— Мы на литургии славим нищих духом, а нищих карманом гоним от церковных ворот. Как-то это неправильно. Но в чём-то я согласен с вами: насмотрелся на эту братию. Клинические лентяи они — вот что я вам скажу. Много среди них и больных, но и болезни-то их, как правило, от того образа жизни, который они сами себе выбрали. И всё-таки жалко людей. Они среди нас не задерживаются, не долго мозолят глаза прихожанам: зима проходит, глядишь — одного-двух уже нет. Замёрзли где-нибудь насмерть или простудились, слегли и уже не встали. Один такой у нас недавно умер, а ведь пытался хоть как-то вернуться к нормальной жизни: исповедовался, причащался. Но слишком уж нездоровый образ жизни у них: такие не заживаются. Как на них обижаться, как их не пожалеть? Мои прихожане протестовали против того, чтобы у наших ворот сидели нищие, и я уже готов был их послушаться, но тут кто-то мне сказал: «А вот на Украине возле униатских храмов нищих никогда нет!» Услышав такое, я возмутился: «Ну нет! Мы своих не прогоним! Пусть сидят у ворот, пусть только в храме и на церковном дворе не побираются — это уже излишне!» Ещё прихожане просили меня, чтобы я сам никогда нищим не подавал, а то от них отбоя не будет. Я, как правило, придерживаюсь этой просьбы, но не всегда: если нищий поговорит со мной по-человечески, если я увижу в нём какую-то искру добра, — как такому не помочь? Терпеть не могу только тех, кто начинает песни о том, будто их ограбили в поезде, будто они потеряли деньги на лечение и т. д., и т. п. Этих я гоню сразу.

— Оставим нищих, поговорим о богачах. Как удержаться от любостяжания человеку, который целью жизни ставит наживание денег? Возможно ли такое вообще?

— Если он ставит целью именно наживу, то такому через игольные уши не пролезть. Но ведь настоящий предприниматель должен быть заинтересован не только и не столько в деньгах, сколько в развитии своего производства, а в этом какой же грех? (Мы, разумеется, говорим о законном, не криминальном бизнесе.) Бизнес без прибыли — не бизнес; но пусть вся прибыль идёт в дело, а не оседает в карманах бизнесмена. Пусть каждый предприниматель сократит до разумного минимума расходы на самого себя, пусть откажется от роскоши, от этих немыслимых иномарок, от огромных безвкусных домов — и тогда он победит свою страсть к любостяжанию. Роскошь — страшная вещь, она совершенно порабощает человека, превращает разумного хозяина в хищника. Тут, кстати, надо вспомнить, что современная Россия всё больше и больше завоёвывается кавказцами, но не на полях сражений — на рынке. А кавказские бизнесмены в России ведут себя как безжалостные, безпринципные хищники, которые ради наживы не посчитаются ни с чем. Это страшно ещё и потому, что нашим предпринимателям, чтобы победить в конкурентной борьбе с ними, приходится принимать их правила игры и самим становиться такими же хищниками. Это так ужасно, что я просто слов не нахожу. Это даже с сугубо материальной точки зрения преступно. Разумный хозяин сперва сеет, потом терпеливо ждёт урожая, не насилует землю, не вытягивает из неё за один год всё, что она может дать, тратится на удобрения, на уход. А эти хотят всё хапнуть немедленно и по максимуму — потом пусть хоть в самом деле трава не растёт. Что говорить: ведь православных бизнесменов у нас очень мало, а хищников всё больше и больше. Совсем без них не бывает, но в здоровом обществе один хищник приходится, скажем, на сто «овец», а у нас одна «овца» — на сто хищников. По-вашему, к чему это приведёт?

— Как вы думаете: русская революция 1917 года не была ли вызвана тем, что число хищников среди богатых людей превысило число «овец»?

— Всё было хуже, гораздо хуже. Хищничество, жадность — это только одна из страстей, которые мешают людям понять, что они творят, дать отчёт в собственных действиях. Но ведь было ещё много других!.. Я вам прямо скажу: главная причина революции заключалась в том, что люди на место Бога поставили различных идолов — каждый своего. Для предпринимателей идолом было богатство, для неимущих классов — мираж социальной справедливости, а для Церкви. Да, священство тоже несёт свою долю вины: христианство в ту пору стало активно перерождаться в настоящее язычество, в набор пустых, формальных обрядов. Что сказать, если люди причащались раз в год и считали это нормальным? Вот Господь и разделил число церквей в России на число дней в году: из каждых 365 оставил одну, забрал тех священников, кто был Ему верен, — в качестве мучеников и исповедников, а тем, кто остался, — и нам в том числе — предложил всё строить заново. Что мы сейчас и делаем, — вынуждены делать. Надо только помнить об ошибках наших предшественников.

— Как вы думаете, если среди предпринимателей станет больше православных людей, изменится ли положение в России к лучшему?

— Вы читали эту знаменитую брошюру — «Проект Россия»?.. Помните главный вывод, который делается в третьей её части? Если в России не будет создана христианская элита, то страна падёт. Это точка зрения государственных мужей, а я со своей колокольни сужу несколько иначе: не только православная элита нам нужна, но и шире — православное общество. Как вы думаете, долго ли продержится Запад на своём пути открытого богоборчества, когда у них в Рождество считается не политкорректным вспоминать, Кто именно родился?! Думаю, что этот путь очень скоро приведёт западную цивилизацию в пропасть. Она падёт, и падение её будет великое. А что затем? Крах мировой экономики, тотальное обезценивание денег — и все, кто делал из них кумир, окажутся посрамлёнными. Останется одна ценность — люди. Настоящие люди, с твёрдыми моральными устоями, с честью, с совестью, с ответственным отношением к труду. Где таких искать? Только в Церкви. Церковь снова покажет себя как островок спасения для гибнущего мира.

— Как по-вашему, батюшка, сколько людей должно ещё прийти к вере, чтобы положение в России стало устойчивым?

— Практика говорит о том, что если 10% населения станут по-настоящему церковными, то 100% станут просто верующими. Десять процентов — это передовой отряд людей активных, целеустремлённых. За ними потянутся и теплохладные. Если же в Церкви будет пять процентов населения, то можно будет говорить, что страна у нас в большинстве своём православная. Сейчас церковных людей у нас процента полтора. Нужно увеличить это число хотя бы вдвое. Такое возможно, но я боюсь, что это случится только в результате большой катастрофы. «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится» — недаром эта поговорка появилась именно в России. А если не катастрофа, то. Нужно, чтобы пришёл святой, равный прп. Серафиму или прп. Сергию. Я пока что такого не вижу. Ну, да, впрочем, я сижу у себя в Бернгардовке, далеко не выбираюсь, обо всей России судить не могу. Может быть, новый великан духа уже в дороге, и вскоре мы о нём услышим?

Вопросы задавал Алексей БАКУЛИН

http://pravpiter.ru/pspb/n211/ta001.htm