Славная «королева руссов»

Случилось так, что её образ был и остаётся одним из самых ярких и впечатляющих образов в моей жизни: мама и бабушка были Ольги, а жена, хотя её зовут иначе, родилась в Ольгин день, — так что это праздник сразу трёх близких мне женщин. Да и первое историческое предание, которое я услышал в младенчестве и которое меня потрясло, — это рассказ о том, как древляне разорвали князя Игоря между двумя деревьями, как овдовевшая Ольга отомстила им с помощью птичек.

Ныне меня занимают другие дела нашей «Архонтессы», как называли Ольгу греки, — более масштабные дела, особенно её поездка в Византию, к которой я и хочу привлечь внимание моих дорогих читателей.

Недавно по телевидению был проведён конкурс «Имя России». И мне не совсем понятно, почему среди них не оказалось княгини Ольги — ведь она, вне всякого сомнения, принадлежит к числу самых значительных наших государственных деятелей, как по своей необыкновенной мудрости, так и по объёму тех последствий, которые оказали на дальнейшую русскую историю её дела, подсказанные этой мудростью.

Рискну высказать своё твёрдое убеждение, что никто не сделал для русской державы больше, чем Ольга — ни Иван Калита, ни Иван III, ни Пётр I. Они укрепляли государство или спасали его от гибели, а Ольга создала его. Взяв после смерти Игоря всю полноту власти в свои руки, она оснастила громадный корабль Руси всем необходимым, включая дисциплинированную обученную команду, и, стоя на капитанском мостике, вывела его в открытый океан истории, придав ему верный курс — курс на христианство. Не её вина, что она так и не дожила до того великого момента, когда ковчег Руси вошёл в эти священные воды, но когда штурвал выпал из её рук, его подхватил её внук, князь Владимир, который и довершил дело своей великой бабки. В таком кратком описании это может показаться простым и естественным, на самом же деле тут разворачивалась целая историческая драма, длившаяся более тридцати лет, да ещё с такими моментами, о которых сейчас страшно даже вспомнить, ибо в случае чего весь её замысел мог сорваться.

В житийной и исторической литературе обычно подчёркивается духовная одарённость княгини Ольги: выросшая в язычестве, она, познакомившись с христианством, твёрдо решила принять крещение, что и сделала в 954 году. Этот трогательный пример обращения по зову сердца, как у св. Варвары, «вычислившей» Христа, сидя в «башне», куда заточил её отец-язычник, вне всякого сомнения, историчен. Однако летописный рассказ о совершении над княгиней Таинства Крещения в Царьграде куда сложнее и серьёзнее, чем принято об этом думать.

В самом деле, если бы это было всего лишь осуществлением личной духовной потребности, зачем бы Ольге понадобилось отправляться через Чёрное море в Константинополь в сопровождении огромной свиты, вооружённой дружины и настаивать на том, чтобы её окрестил сам византийский Патриарх Феофилакт, а крёстным отцом был Император Константин Багрянородный? Окреститься она могла в любой момент в родном Киеве, где в то время было уже множество христиан: ведь это Таинство имеет право совершить любой мiрянин. Таким способом и множились в Киевской Руси христиане, большей частью принимая Крещение тайно. А она делает всё публично, необыкновенно торжественно. Почему?

Тут надо поставить вопрос не «почему», а «зачем» Ольга предприняла экспедицию в Константинополь, — тогда многое прояснится. Это предприятие, потребовавшее огромных затрат (русская делегация пробыла в Царьграде несколько месяцев) имело целью вовсе не крещение Ольги, а Крещение Руси. Кстати, некоторые историки утверждают, что Ольга действительно тайно приняла Крещение ещё в Киеве, так что ехала в Константинополь уже христианкой (о чём, конечно, никто не должен был знать). От Императора и Патриарха по её первоначальному плану требовалось другое: дать Ольге епископа для учреждения и возглавления Русской епархии и нужное количество клириков, которые могли бы обустроить новую епархию, крестить и окормлять народ.

Можно привести два веских довода в пользу утверждения, что путешествие её было организовано именно для этого. Первый из них — психологический. Если Ольга ещё до поездки прониклась духом христианства (а с этим все авторы согласны), то в первую очередь она должна была усвоить заповедь скромности, именуемой в Евангелии смирением. Разве совместима с этим качеством та шумиха, которая была поднята во всех тогдашних хрониках вокруг Крещения княгини? Ведь это был настоящий «пиар», как сейчас принято говорить. А если предположить, что целью поездки было не Крещение Ольги, а Крещение Руси, тогда всё встаёт на свои места: вхождение огромной страны в семью христианских народов требует максимального информационного сопровождения.

Второй довод вполне вещественный — присутствие в русской делегации военной дружины. Зачем понадобился Ольге этот элемент устрашения, это бряцание оружием, на что могло быть направлено это силовое давление? Разумеется, именно на то, чтобы император отпустил на Русь епископа и священство для внедрения в ней христианской религии.

Тут необходимы разъяснения. Казалось бы, Константин Багрянородный с энтузиазмом должен был откликнуться на просьбу Ольги — ведь он христианин, а поэтому распространение веры для него радость. Но кесарь, прежде всего, политик, а потом уже всё остальное. А как политик он не мог не понимать, что принятие каким-либо государством такой просвещающей и объединяющей и дисциплинирующей религии, как христианство, во много раз усиливает это государство, делает его полноправным игроком на геополитической арене и увеличивает амбиции правителей, превращается в весьма опасного потенциального противника.

Недавний опыт Крещения болгар убедительно подтверждал это: из полудикой страны, откуда Византии грозили только разбойничьи набеги отдельных племён, Болгария превратилась в очень сильного врага, борьба с которым стоила ей огромного напряжения сил и сопровождалась большими потерями. Что происходило на «встрече в верхах» в Константинополе в 955 году, мы никогда не узнаем, но можно догадываться, какого напряжения сил стоила обеим сторонам эта «встреча в верхах».

Согласиться на просьбу Ольги о Крещение руссов для Константинополя представлялось самоубийством — ведь это уже не Болгария, а нечто более мощное! Византия прекрасно помнила о вылазках Аскольда и Олега, о всех этих «щитах на вратах Царьграда», но это были всё-таки отдельные вылазки, а теперь первый же конфликт примет форму войны!

Конечно, если сравнивать Императора Константина и княгиню Ольгу как монархов, — первый стоял намного ниже. Это был, в общем-то, заурядный кесарь, ничем вьщающимся историками не отмеченный, а Ольга была уникальной правительницей, заслуженно получила звание «премудрой». Но за Константином стояли пять столетий византийского искусства изощрённой хитрости, притворства, лицемерия и лукавства, а наша «королева» была прямой, честной и в какой-то мере простодушной. Прикидываясь её лучшим другом, затягивая под разными предлогами принятие решения, развлекая Ольгу со свитой бесконечными приёмами, осыпая её подарками, Константин в конечном счёте её переиграл. Правда, летописец уверяет нас, что это Ольга «переклюкала» его, но он говорит это не от себя, не на основе фактов, а со слов Императора. Типичная византийская дипломатия: с меня не убудет, если я объявлю, что проиграл — этим я усыплю бдительность противника, он возрадуется и не заметит, что главного не достиг. На самом деле в Царыраде «переклюкали> всё-таки Ольгу — епископа ей так и не дали. Зато с необычайным шумом подали как великую победу руссов её личное крещение.