«Кийждо в звании, в немже призван бысть, в том да пребывает..»

из Соборного послания св. апостола Павла (1 Коринф. 7, 20−24)

Фольклорное движение, охватившее нашу страну в последние десятилетия, претерпело за годы своего развития значительные изменения. Вызванное поначалу неудержимым желанием молодых музыкантов попробовать свои силы в новой сфере исполнительства, движимое азартом, «а смогу ли я сам, с музыкальным образованием, петь так, как поют деревенские бабушки», это движение переросло простое увлечение народной песней. Для сотен музыкантов-любителей и специалистов в области «народоведения», как называли более ста лет назад совокупность предметов этнографии, этномузыковедения, диалектологии и др., изучение и освоение народных песенных традиций стало делом всей жизни.

Восстановление Православной Церкви и полноценной церковной жизни в 80−90-е гг. прошлого века коснулось самых разных сторон культурной жизни России. В возрождающиеся храмы хлынула молодёжь, люди среднего возраста, имеющие достаточно высокий социальный статус: студенчество, научные работники, творческая интеллигенция. На место «бабушек в платочках» — основного контингента прихожан в советский период — пришёл пытливый, требовательный к знанию прихожанин. Этот прихожанин «хотел всё знать», «здесь и сейчас»; он задавал вопросы, подчас очень непростые, неудобные. Эти новые активные прихожане, «прилепляясь к храму», образовывали костяк прихода, молодые семьи приводили на богослужения своих детей, воспитанных в атеистической системе родителей.

Для решения вставших перед Церковью задач, налаживания приходской жизни требовалась серьёзная работа и новые, нестандартные подходы. Наше православное церковноначалие, понимая, что одной церковной проповеди для катехизации вновь открытых приходов и их прихожан явно недостаточно, нашло простое и верное решение: открытие воскресных школ для взрослых и детей, лекториев, катехизаторских курсов и т. п. Широкие возможности предоставлял опыт прошлых, дореволюционных лет в области церковного образования и просвещения, деятельности разнообразных просветительских учреждений. Приведём в пример так называемые «школы матерей-работниц», открытые в начале XX-го в. в рабочих кварталах Санкт-Петербурга и Москвы по инициативе РПЦ, общественных организаций; знаменитый «Дом трудолюбия» св. праведного отца Иоанна Кронштадтского и мн. др.

Однако тесное, неформальное общение прихожан за стенами храма, которое св. прав. Иоанн Кронштадтский называл «литургией после литургии», выявило некое недостающее звено. Этим звеном, объединяющим собравшихся на богослужение людей помимо общей конфессиональной принадлежности, когда-то служила единая традиция. Мы утратили культуру совместного празднования или веселых посиделок за общей работой. Вспоминается рассказ знакомой, побывавшей на свадьбе, где молодожёнами были руководители православного скаутского движения. Грустное зрелище представляла собой свадьба, на которой после двух-трёх тостов люди не знали, о чём говорить и что делать. Спасли положение скромные деревенские бабушки, запевшие лирические песни своей молодости.

Чтобы понять, в чём корень настоящей проблемы, нашего теперешнего разъединения, необходимо некоторое отступление.

Каждый новообращённый человек, особенно пришедший к вере в зрелые годы, очевидно, хотя бы однажды переживал моменты кризиса, искал ответы на «проклятые» вопросы: что делать, как жить дальше? Бросить работу музыканта, художника или врача, инженера, мешающую (якобы) выполнению христианского долга, и пойти, к примеру, мыть полы в храме?.. Вся предшествующая жизнь враз поделена на «до и после»: всё, что позади, до «воцерковления», неправильно, неправославно, впереди же ожидают кардинальные перемены, духовный подвиг.

И нужно признать, что далеко не всегда русский человек оказывается способным к трезвым, взвешенным решениям. Так среди новых православных христиан распространилось явление, принявшее в 90-е годы массовый характер: отказ от работы по специальности, от знаний, полученных в светских учебных заведениях, от карьеры в истинном смысле этого слова. «Единое на потребу» — служение Богу и Церкви — понимается буквально: любая, самая низшая должность в храме лучше работы в миру. Как следствие — люмпенизация хороших работников, хороших профессионалов, развал семей.

Мне пришлось быть свидетелем драматического развития событий в жизни людей, ушедших — в «подражание» подвигам первых христиан — от обычных семейных и общественно-трудовых обязанностей. Не могу не рассказать одну из самых печальных историй — историю жизни и кончины Н., выпускницы СПбГУКИ. С благословения священника, грозившего ей епитимьей, а в случае ослушания — и полной погибелью души, она оставила любимую работу руководителя детского хореографического ансамбля. Вместе с работой Н. потеряла и жильё, служебную комнату в коммуналке. Скитаясь по знакомым, с квартиры на квартиру, без работы и «разрешенного» заработка, Н. получила благословение на венчание с «воцерковленным» человеком, который нигде не работал, пил, регулярно и жестоко избивал её. Потеряв надежду найти работу и какое-либо сносное жильё за те гроши, которые приносило скромное ремесло (плетение верёвочек для крестиков), скрываясь от смертных побоев мужа, Н., и без того слабая здоровьем, уехала в заброшенную деревню К-ой области. После одной из поездок в С.-Петербург (её «верёвочки» и сейчас можно купить в петербургских храмах) Н. не стало. Она умерла в больнице от молниеносной пневмонии. Несколько дней её не могли похоронить, так как паспорт, с благословения того же священника, оказался старым, просроченным. Другая история — выпускницы библиотечного факультета, через несколько лет после воцерковления топившей книгами (литературной классикой) печь, много лет проведшей в психоневрологической клинике, — к счастью, завершилась исцелением душевным и физическим, а бывший «садовник» при храме вновь работает в сельской библиотеке.

Волна глобальной переоценки ценностей, захлестнувшая умы «ревностных не по разуму» новообращённых, вплоть до полного отрицания лучших достижений человеческой культуры коснулась и классической музыки, литературы, театра, кинематографа. (Как это напоминает крикливые манифестации футуристов 20−30-х годов прошлого века с их лозунгами «сбросить Пушкина с корабля современности»!..) Подобные крайности, в которые впадают некоторые православные люди, обусловлены, помимо субъективных, личностных факторов, и причинами объективного характера — предшествующей оторванностью нескольких поколений от церковных и народных традиций, от традиционного уклада жизни, где был достигнут необходимый баланс между духовным и светским воспитанием и образованием, светской и духовной культурой. Замечательно писал о былой «симфонии», соработничестве всех созидательных национальных сил ученик и сподвижник П. Б. Струве, доктор политэкономии и богослов архимандрит Константин (Зайцев) в книге «Чудо русской истории»:

«Симфония», которая Царя и Церковь сливала в гармоническое единство, распространялась на все народно-государственное бытие, делая, тем самым, всю совокупность повинностных обязанностей, охватывавших население, системой послушаний, поддающихся пониманию в своей истинной сущности в свете только одного сопоставления: с монастырем! Нес ли кто тягло, нес ли кто службу, то есть выполнял ли кто повинность чисто исполнительного характера, или получал задание проявлять ту или иную форму власти, все едино: пред Богом и Царем выполнял каждый безответно свое всежизненное «послушание», будучи движим сознанием чего-то неизмеримо большего, чем все то, что может быть выражено в терминах общественно-государственных и даже семейно-патриархальных".

Примером такого христианского послушания своему жизненному предназначению, единства «слова и дела» некогда служил традиционный крестьянский бытовой уклад. «Изучение русского быта стало общею задачею как литературы, так и всех людей мыслящих», — в решении этой задачи видел залог успешности «народного дела» один из авторов журнала «Русская беседа» за 1856 год. Много усилий приложили русские литераторы, почитатели народной культуры, пытаясь понять её, открыть тайну её неувядающей красоты и поэзии.

«А тайна эта поистине огромная и, думаю я, заключается в том, что огромнейшая масса русского народа до тех пор и терпелива и могуча в несчастиях, до тех пор молода душою, мужественно-сильна и детски кротка — словом, народ, который держит на своих плечах всех и вся, — народ, который мы любим, к которому идём за исцелением душевных мук, — до тех пор сохраняет свой могучий и кроткий тип, покуда над ним царит власть земли, покуда в самом корне его существования лежит невозможность ослушания ее повелений, покуда они властвуют над его умом, совестью, покуда они наполняют всё его существование», — писал тончайший психолог и исследователь «аристократически-крестьянской души» и крестьянского быта Г. И. Успенский (из цикла «Власть земли»).

Столетие спустя С. В. Кузнецов в статье «Религиозно-этические взгляды крестьян на землю и труд», развивая мысль Г. И. Успенского, позднейших трудов М. М. Громыко («Мир русской деревни», «Воззрения русского народа» и др.), Н. А. Миненко («Культура русских крестьян Зауралья») и других ученых, так подытоживает свое исследование о «литургическом смысле народной традиции»: «Вера русского крестьянина в Богосотворённость мира, в то, что все происходящее осуществляется по воле Божией, но не помимо человека, сформировала его как человека, нашедшего в христианстве нравственную опору своей хозяйственной деятельности» (см. «Русские», — М.: Наука, 1999).

Участники фольклорных коллективов, пришедшие к истине православия через школу фольклорных экспедиций, опытно познавшие всю глубину христианского миросозерцания подлинных носителей фольклорных традиций, оказались перед трудным выбором. С одной стороны, как и большинству неофитов, наши знания в области фольклора стали казаться нам никому не нужным и даже душевредным отступлением. С другой стороны, совесть христианина, совесть исследователя и гражданина, наконец, требовала свидетельствовать во всеуслышание об открытой нами «правде и истине». Непростой путь воцерковления, человеческого и духовного взросления не только по-разному сказался на личных судьбах, но и неизбежно привёл к переосмыслению собственного опыта общения с народной культурой. Многие из первого поколения фольклорного движения, став уже певчими, регентами церковных хоров, приняв священство, с благодарностью и трепетом вспоминают своё фольклорное прошлое.

Однако именно народная культура в наибольшей степени пострадала и страдает от несправедливых упрёков и нападок. Устная, бесписьменная крестьянская культура и ранее воспринималась частью образованного общества как низшая по отношению к культуре письменной, «ученой». Один уважаемый фольклорист как-то признался мне, что «ненавидит записывать ..неграмотных старух»!

Отсутствие знаний в области традиционной культуры, неприятие и непонимание её сегодня не только не осуждается, но даже приветствуется. «Мы же, православные, не будем хороводы водить в святки, как делают язычники», — вещает от лица Церкви диктор радио. Или некий батюшка запрещает с амвона читать детям на ночь русские народные сказки, зато досужие литературные редакторы православного радио предлагают детям сказочки о «Кабачатах» и т. п. собственного изготовления!

Не обоснованные знанием конкретных фактов культуры (артефактов) утверждения типа «народная песня это хорошо, а фольклор — это язычество» (с их явной тавтологией!) рассчитывают отпугнуть бедного, вконец растерянного неофита. Подобные, простите, православные «слоганы» в адрес народных традиций наводнили всяческие «церковные листки», «ведомости», теле- и радио-эфир. Это невежество, вполне извинительное, не будучи навязываемым неподготовленному зрителю/слушателю, становится настоящим бедствием при попытке ориентировать его (а по сути — дезориентировать) в сложных и неоднозначных культурных явлениях, лишает последнего мужества для формирования собственного мнения. Подозрительность ко всему новому приводит к тому, что тысячелетняя культура крещеного православного народа, вводимая в культурное пространство наших современников, ничтоже сумняшеся выдаётся за собрание суеверий дикой необразованной «массы». (Чем мы лучше «классиков марксизма» — мастеров по части вешать ярлыки-страшилки!..)

У философа Мераба Мамардашвили есть сходная мысль, высказанная им в беседе «Если осмелиться быть»: «Самое парадоксальное, что именно с этого и начинается иной раз разрушение личности. На пути неуважения себя. Идеалы далеки, а я ничего не стою, и дело моё ничего не стоит. Сегодня мы часто сталкиваемся с людьми, дезорганизованными в своём сознании, с разрушенной памятью и безродно мечущейся тотальной завистью. Они не знают, чьи они, из какого рода, как жили их предки, по каким законам, какая живая сила воодушевляла то, что они делали. Они ждут. только приказа. [И верят], что если приказано, значит, возникнет, сделается, чуть ли не «по щучьему велению, по моему хотению». По словам философа, «мыслить, знать — значит поставить себя во все-связь, в традицию. Человек без неё гол. А голенький он нужен утопистам-экспериментаторам..» (из книги «Сознание и цивилизация»).

Как-то одна из прихожанок, интересуясь репертуаром ансамбля «Домострой», спросила меня: «А духовное вы поёте?» — «Да, конечно, духовные стихи, былины поём», — ответила я. «Нет, а духовное?..» — вновь мечтательно прозвучал вопрос. Ну что было ответить?! — напомнить, что «Богу — богово, а кесарю — кесарево» или поговорку о «яичнице».. Этот досадный разрыв в сознании вызвал уже заметный кризис и с русским песенно-хоровым репертуаром. Не более чем курьёзом представляется певческий репертуар одной из православных школ, где под рубрикой «народные песни» значится лишь одна, да и то авторская, песня «Ой, мороз-мороз»!

Наше вольное и невольное безразличие к национальному творческому наследию, безучастие к тому, что «дом наш останется пуст», поражает представителей иных культур. Книга американской журналистки Сюзанны Масси «Земля Жар-птицы», изумительная по пронзительному чувству любви к России и русскому искусству, должна бы стать настольной книгой в каждом русском доме, однако много лет пылится она на полках книжных магазинов.

Для многих представителей западной интеллигенции русская народная песня является спасением от наступающей под давлением технократической цивилизации нравственной и культурной деградации. Об этом говорит огромная популярность во всем мире хоров русской песни — вспомним недавние гастроли в С.-Петербурге «русского народного хора» из ..Кореи, участники которого с удовольствием выступали в русских косоворотках и кокошниках. Мне близки слова признания и надежды, высказанные в интервью журналу «Виноград» (N 4, 2006) исполнительницей русских и казачьих песен француженкой Лоранс Гийом, уже около 15 лет проживающей в России и принявшей православие: «В русском человеке все же живет потребность в духовной пище, в самой его природе присутствует стремление к напряженному поиску Высшего смысла. И это — при всеобщем засилии пошлости, фальши и бескультурия. В том окарикатуривании жизни, которое происходит вокруг нас, я вижу знак сатаны, всегда искажающего истину, в жалкой насмешке над подлинными ценностями. Именно спасаясь от этого искажения, халтуры и фальши, я стала искать традицию, в которой растворены и подлинное искусство, и истинная духовность, и насыщенный смысл бытия. Так я пришла к [русскому] фольклору».

Увы, не только рядовые «россияне», прихожане православных храмов, но и мы сами, специалисты по фольклору, приложили руку к шельмованию нашего национального наследия. Из издания в издание кочуют цитаты о «двоеверии» народа, о «язычестве Древней Руси» (одноимённая книга Б. А. Рыбакова), где авторы не озабочены корректными научными формулировками не только в отношении культурных явлений дохристианской эпохи, но и ближайшего к нам, мученического для Святой Руси, прошлого. Как будто кто-то злонамеренный решил не оставить во что бы то ни стало камня на камне от уходящей и без того народной традиции.

Но к счастью для всех нас, этот досадный разрыв (если не сказать, раскол) между светской и церковной культурой при поддержке Церкви, наших «умных сердцем» батюшек постепенно преодолевается. Последние годы принесли не виданные доселе формы представления / бытования народных традиций: с благословения православного духовенства проводятся фольклорные праздники для прихожан, молодежные танцевально-игровые вечерки при Храме Христа-Спасителя, фольклорные фестивали и праздники в Александро-Невской и Троице-Сергиевой лаврах, в рамках культурных программ Всероссийской выставки «Православная Русь», «Пасхальный фестиваль» и мн. др. Работают кружки народного пения в воскресных школах. Православные школы, молодежные и патриотические объединения, клубы, занимающиеся исторической реконструкцией, пополняются, помимо законоучителей, организаторами, обладающими достаточными знаниями и опытом работы в области народной культуры.

Неизменный интерес вызывают публикации материалов, связанных с народным православием. Достойную объективную оценку получает, наконец, фольклор и фольклорное движение со стороны иерархов Церкви и священства, что отражено в работе секции фольклора Рождественских религиозно-образовательных чтений Московского Патриархата. Как отметил на Историко-филологическом семинаре «Православие и фольклор», состоявшемся в ноябре 2005 г. в МПГУ, протоиерей Георгий Студенов (г. Москва), «в современных условиях иногда через фольклорные представления и традиции люди открывают для себя забытый культурный мир, сформированный на православной основе». С одобрением отзывался о «кружковой работе», в т. ч. фольклорной, и о особом месте её в сфере религиозного образования святейший патриарх Алексий II в докладе на Ежегодном епархиальном собрании города Москвы, проходившем в декабре 2004 года.

Нужно признать, что отношения сотрудничества, складывающиеся между РПЦ и фольклорным движением, не всеми воспринимаются однозначно позитивно. Недавно я натолкнулась на интернет-форум «Опасность фольклорного православия», где, как не раз уже было в нашей истории, вновь происходит подмена понятий и всерьёз обсуждается опасность .."фольклоризации Церкви". Хочется ответить участникам этого форума от лица великого множества православных фольклористов, что посягательство на чистоту православия на Руси всегда почиталось тяжким грехом. И потому, по словам настоятеля одного из монастырей, видящего результаты творческой и просветительской деятельности российских фольклорных коллективов, «мы изучаем и пропагандируем православный фольклор», в иерархии которого православная вера, Православная Церковь всегда были на вершине пирамиды, а в основании — весь православный мир с его исторически сложившимися представлениями о Боге и Его мире.

Нина Николаевна Артеменко старший преподаватель факультета музыки РГПУ им. А. И. Герцена, художественный руководитель народного коллектива, фольклорного ансамбля «Домострой»