Мариана Гонич — забытое имя советской разведки

Резидент Лев Василевский («Дик») писал в Центр: «Если франкистская контрразведка заинтересуется Гонич, то ничего компрометирующего на неё не раскопает». Действительно, в её биографии не было ничего подозрительного. Мариана была русской эмигранткой. Она родилась в 1900 году в Петербурге. Её отец был директором Невских судостроительных заводов, умер после Октябрьской революции. Вскоре мать и сестра уехали в Париж. А Мариана осталась. Она мечтала об оперной сцене, и в Советской России у неё успешно начиналась артистическая карьера. В 1923 году мать тяжело заболела, боялась, что умрёт, не простившись с Марианой. Пришлось срочно выехать в Париж. Страхи матери оказались напрасными, она выздоровела и не отпустила дочь назад. Потом Мариана не раз сетовала на то, что её «сорвали» из Советской России, где она могла бы стать знаменитой.

Однако и на европейской сцене, благодаря своему упорству и трудолюбию, Гонич сумела заявить о себе. Она совершенствовала певческую технику у лучшего преподавателя вокала итальянца Чезаре Стурани. Её французский репертуар поставил Поль Лери, а немецкий — Элизабет Кучерра. Мариана подписала контракт с Театром Елисейских полей. Её исполнение партии Анны в опере «Дон Жуан» было встречено публикой с восторгом. «Восходящая оперная звезда, лучшее сопрано Европы» — писали о ней критики. Подтверждением её «звёздности» стало приглашение на роль Маргариты в опере «Фауст». Ещё бы, партнёром был сам Фёдор Шаляпин, который, по словам Марианы, отверг не менее «двух десятков певиц», пока не прослушал её. Уже во второй половине 20-х годов имя Марианы Гонич стали включать в музыкальные энциклопедии.

В 1933 году Мариана вышла замуж за кубинского музыканта и композитора Педро Гида. Он зарабатывал на жизнь игрой на саксофоне в монмартрских кабаре, не отличался практичностью, и потому главным кормильцем и лидером в семье была Мариана.

***

Агент «Ася» хорошо знала Испанию, где не раз выступала с гастролями. Ей было поручено внимательно смотреть и слушать, изучать обстановку в стране, проверить несколько адресов, чтобы выяснить судьбу некоторых испанцев, помогавших ИНО НКВД в период гражданской войны. Как артистке ей было рекомендовано устраивать концерты в пользу фаланги и армии, чтобы максимально расширить связи и зарекомендовать себя сторонником фашистского режима. Гонич имела все шансы на успех, ведь в Мадриде у неё был очень влиятельный друг — Мигель Примо де Ривера1, младший брат Хосе Антонио Примо де Ривера2, основателя партии Испанская фаланга. С Мигелем Мариана познакомилась в августе 1928 года в Париже, и вскоре вновь встретилась с ним в Нью-Йорке. В то время Мигель больше увлекался живописью и игрой в поло, чем политикой. Он просил Мариану позировать, и она согласилась. Так начался их недолгий, но пылкий роман. Они расстались, потому что испанец не мог оставаться в стороне от политических событий на родине, а её ждал ангажемент во Франции. Но дружеские отношения между ними не прервались. Вот и на этот раз, — в телефонном разговоре, содержание которого Мариана пересказала резиденту, — Мигель обещал ей помочь с устройством дел в Испании.

«Дик» условился с «Асей», что она будет отчитываться во время приездов в Париж, т. е. раз в два-три месяца. Договорились также о том, что она будет ежемесячно посылать почтовые открытки нейтрального содержания на обусловленный адрес в Париже. Это будет сигналом, что у неё всё в порядке.

***

Первые впечатления об Испании Мариана изложила в отчёте, который вручила «Дику» на конспиративной квартире в Париже:

«На пограничной станции в Ируне охрану несут части «рекетэ». Всех въезжающих в Испанию направляют в комендатуру и тщательно опрашивают. При малейшем подозрении подвергают обыску: не пропускаются никакие лекарства, печатные издания, личные письма, иностранная валюта. Обмен её производится по принудительному курсу: иностранцу за доллар дают 12 песет, испанцу — 9. Для передвижения по Испании требуется «salvoconducto» — специальный пропуск. Впрочем, его редко спрашивают, если у тебя не пролетарский вид.

В мадридских кварталах, подвергавшихся бомбежкам и артобстрелам, идет расчистка улиц, разбираются разрушенные здания. По ночам улицы погружены во тьму: для немногих уцелевших электростанций не хватает топлива. Введены продовольственные карточки. После французского изобилия поражает скудный выбор товаров в магазинах, заоблачные цены на «чёрном рынке». Немецкая речь звучит в правительственных учреждениях, в публичных местах, в курортных городах. Немцы вездесущи, ведут себя как хозяева положения. Их совершенно не беспокоит полиция. Страна фактически оккупирована Третьим рейхом, который стал победителем в гражданской войне. Диктатура Франко распространилась на все стороны жизни, установлен жесточайший контроль над умами и личной жизнью испанцев, финансами и экономикой страны. Власти объясняют это задачами восстановления Испании и войной в Европе: ждать помощи со стороны не приходится. Надо рассчитывать только на собственные силы".

***

Ставка на Мигеля оказалась верной. Он помнил об их беззаботных и счастливых днях в Америке и, конечно, помог бывшей возлюбленной. «Буквально в один день он все устроил, — написала она в отчёте. — Мне продлили визу, выдали разрешение на постоянное проживание и работу в испанских театрах, хотя обычно преодолеть их дремучие бюрократические формальности очень сложно. Мигель способствовал заключению моего контракта с Мадридской оперой».

Характеристика, которую «Ася» дала своему покровителю, была сухой, лишенной каких-либо личностных нюансов:

«Он является национальным советником и членом хунты (Высший политический совет), которую в качестве председателя возглавляет Серрано Суньер. Мигель входит в ядро немногих „идейных“, группирующихся вокруг него. По личным заданиям Суньера он разъезжает по Испании, занимаясь партийными делами. Сейчас Мигель — стопроцентный националист, проникнутый великодержавным духом. Мигель фанатично верит в будущее фаланги в Испании и за её пределами (в Латинской Америке), не допускает и мысли, что его страна может стать чьим-то сателлитом. Несколько раз он намекнул на то, что после объявленного Франко слияния всех реакционных партий в единую — Испанскую традиционалистскую фалангу и ХОНС — в руководящих кругах страны существуют (и развиваются) серьёзные внутренние конфликты».

Мигель Примо де Ривера был человеком занятым, но выполнил всё, что обещал: по его рекомендации Генералиссимус Франко с супругой удостоили своим присутствием премьеры опер «Аида» и «Тоска», аплодировали её пению. Гонич стали приглашать на частные концерты в аристократических семьях. Проявили к ней интерес русские эмигранты. Первым дал о себе знать полковник Николай Болтин, с которым Гонич была знакома ещё по Парижу. Полковник сражался на стороне Франко и после победы, как многие другие русские добровольцы, получил испанское подданство. Некоторые из его соратников пошли служить в Иностранный легион. Сам Болтин предпочёл военной рутине должность в отделе тайной полиции, занимавшемся «красными». Он женился на испанке, и Гонич часто бывала у них дома. Специфика новых профессиональных обязанностей сказалась на Болтине не лучшим образом. Он страдал шпиономанией и время от времени «проверял» Мариану, причем самыми «дурацкими», по ее мнению, способами:

«Как-то я была у них в гостях и пила чай. Вдруг позвонили по телефону. Болтин долго говорил с кем-то, а потом, глядя на меня в упор, сказал:

«Мне только что сообщили, что в нашей русской колонии есть красный агент».

Я спокойно ответила:

«Неужели? Что за чепуха, откуда ему быть в стране, где такой строгий контроль?»

«Ходят слухи, что вы были подругой Плевицкой, жены генерала-предателя Скоблина».

«Проверяйте, мне будет интересно самой узнать, так ли это».

Больше он эту тему не затрагивал. Но как-то не удержался, спросил, кому я пишу по-русски в Париж? «Только маме», — ответила я. Тогда он пояснил: «Значит, я был прав, а то, знаете ли, меня спросили в цензуре, хорошо ли я вас знаю, и кому конкретно вы пишете? Я поручился за вас, сказав, что мы знакомы с давних времён и что ваше прошлое политически безупречно».

Как-то после очередного выступления в Мадридской опере ей представили симпатичного блондина — немца Отто Мюллера, лет 30-ти, с явной военной выправкой. Мариана так описала ситуацию:

«Немцы, вероятно, рассчитывали, что я очаруюсь им, и тогда они смогут вить из меня верёвки. Они вынашивали в отношении меня какие-то тёмные планы. Не напрасно Отто настойчиво советовал мне сменить французский паспорт на кубинский, дескать, с ним будет легче путешествовать в военное время. Немцем я не „очаровалась“, а он в мои сети попал, стал настаивать, чтобы я развелась с мужем и вышла за него. Отто словно забыл, что в Германии его ждала невеста. Он умолял меня провести с ним двухнедельный отпуск в любом месте в Испании, и я, чтобы проверить его, предложила Аликанте. Он два-три раза упоминал этот город в разговорах. Я знала, что в этом городе находится база немецких подводных лодок и расположена мощная радиостанция. Отто смутился и сказал: „Только не там, хозяйка гостиницы слишком хорошо меня знает“. Судя по всему, он бывает в тех местах по служебным делам как сотрудник абвера. Слабость Отто ко мне его начальники не могли не заметить. Во время нашей последней встречи он признался, что ему запретили встречаться со мной».

История с Отто Мюллером насторожила резидента. Почему их заинтересовала «Ася»? Допустила какую-то ошибку? Вели изучение, чтобы завербовать и направить в Латинскую Америку? Василевский посоветовал Мариане придерживаться прежней линии поведения.

В Москву он писал: «Из-за войны „Ася“ считает работу рискованной. Она хорошо помнит о судьбе Мата Хари. В период первой империалистической войны в Испании тоже работало много женщин-агентов, и контрразведка стала „опытной“ в этом отношении. „Асю“ надо беречь, если её разоблачат, то, безусловно, расстреляют, никакие связи не помогут».

В 1940 году Гонич с театром Мадридской оперы ездила с гастролями по Испании. Она воспользовалась этим, чтобы проверить адреса, полученные от «Дика». Никого из ранее проживавших там людей найти не удалось: «Умер, убит, пропал без вести».

***

«Дик» предупреждал Мариану, что из-за сложностей военного времени связь между ними может прерываться. Так и случилось. Шли недели, а никаких вестей от «Дика» не поступало. О том, что советская разведка о ней не забыла, «Ася» поняла по денежному переводу, пришедшему из Нью-Йорка.

Вермахт нанес свой решающий удар на западе, Франция капитулировала. Казалось, что нет силы, способной остановить Гитлера. Жизнь в Испании становилась всё более тяжёлой, карточная система невыносимой, полицейский контроль казался вездесущим. Мариана с мужем решили перебраться на Кубу — подальше от европейской войны! Первым уехал Педро. Вскоре прислал письмо: «Работа для тебя здесь найдётся». Чтобы купить билет на пароход и располагать деньгами на текущие расходы, Мариана продала шубу и жемчужное ожерелье, подаренное ей Мигелем.

***

Куба поразила жарой, весёлой суетой гаванских улиц, улыбчивостью и общительностью людей. Поначалу казалось, что везение было на стороне Марианы. В Гавану прибыл на гастроли театр Метрополитэн из Нью-Йорка, и Гонич на время взяли в труппу. Но гастроли театра кончились, и с работой стало туго. Приходилось соглашаться на всё, что подворачивалось: она выступала на радио, устраивала концерты в пользу Красного креста, вела класс вокала в Гаванской консерватории. Гонич назвала 1941 год самым тяжёлым в своей жизни: он был безрадостным, безденежным, без перспективы возвращения на большую сцену. «Мне было очень плохо морально: сказывалась отрезанность от всего русского, близкого и родного». Следуя парижским инструкциям «Дика», она регулярно помещала объявления в гаванских газетах от имени «Берты Густавы», но ответа на свои призывы «в пустоту» так и не получила.

Узнав о нападении Германии на СССР, Гонич направила письмо со словами солидарности в советское посольство в Вашингтоне. Ответ с благодарностью за поддержку пришёл быстро, но без конкретных предложений. Мариана была в отчаянии: её страна воюет, а она ничем не может помочь!

Жизнь снова приобрела смысл после знакомства с Офелией Домингес Наварро, директором отдела военной пропаганды Министерства обороны Кубы. Эта пятидесятилетняя женщина поддерживала тесные связи с кубинскими коммунистами, приобрела известность как последовательная защитница прав женщин. Ёе жизненная позиция была чёткой: быть на стороне тех, кто оказался в беде.

С помощью Офелии Гонич получила постоянную работу на радио, стала составлять литературно-музыкальные пропагандистские программы в поддержку союзников. За необходимыми материалами она обращалась в посольства США и Англии. «Я полгода писала сценарии, — вспоминала Гонич, — не получая поначалу ни копейки денег. Но не переживала, эта работа приносила пользу моей родине. Я стремилась к тому, чтобы внушить кубинцам: необходимо делать всё, что возможно, для победы над фашистами. Надеюсь, что мой личный вклад тоже был полезен, чтобы переломить негативное отношение к Советскому Союзу, укоренявшееся на острове американцами».

Гонич стала принимать участие в работе Антифашистского комитета, которым негласно руководили кубинские коммунисты. Но серьёзных поручений ей не доверяли: мол, приехала из франкистской Испании, не шпионка ли? Мариана вновь написала в советское посольство в Вашингтоне, и стала получать оттуда фотографии и плакаты на тему Великой Отечественной войны. Организованная Гонич выставка «Красная армия бьёт фашистов» имела большой успех у кубинцев.

В начале мая 1943 года в Гавану приехал из Вашингтона вице-консул Дмитрий Заикин. Он должен был подготовить всё необходимое для открытия дипломатической миссии на Кубе. Под предлогом приглашения на выставку Гонич разыскала Заикина и доверительно сообщила ему о своей связи с советской разведкой и желании продолжать работу. Вернувшись в Вашингтон, Заикин рассказал об этой беседе резиденту легальной разведки «Максиму» — Василию Михайловичу Зарубину. Тот проинформировал Москву. Вскоре П. Пастельняк («Лука»), работавший в Нью-Йорке, получил указание вызвать «Асю» на контрольную встречу.

В конце августа свидание состоялось. «Лука» написал в Центр: «Ася» произвела хорошее впечатление, это умный и способный стажёр. В будущем целесообразно решить вопрос о переезде «Аси» в США, это совпадает с её (и мужа) планами".

«Лука» предупредил Гонич, что до конца года в Гаване с нею свяжется «наш товарищ». Были отработаны условия связи. Один из вариантов: человек позвонит ей на домашний телефон с 8 до 9 часов утра и, представившись как Перес, скажет: «Видел Луису, она передала вам привет». На следующий день «Ася» должна придти в кинотеатр «Америка» в 16.00. со своей собачкой. Пароль для связи: «Простите, вашу собачку зовут Рики?». — «Нет, ее кличка Юки». — «Это фокстерьер?». — «Нет, это пинчер из Парижа».

Связь была восстановлена 2 декабря. Резиденту «Сонгу» для соблюдения легенды пришлось высидеть весь киносеанс с непоседливой Юки на коленях. Потом они отправились в ближайшее кафе. «Ася» была рада возможности высказаться, поделиться наболевшим:

«Вы меня упрекнули за то, что я проявила свои симпатии работой по оказанию помощи Советскому Союзу. Когда Родина воюет, и ты долгое время не имеешь связи, и почти потеряла на неё надежду, трудно сидеть, сложа руки. У меня сердце обливалось кровью при мысли, что немцы разоряют нашу землю, мучают и убивают родных мне людей. Поэтому я помогала Красной армии, как могла, проводила кампании по сбору средств на приобретение медикаментов и продовольствия. Теперь на Кубе больше знают о страданиях русского народа и его борьбе с фашистскими варварами. Простите меня, если это повредило нашей работе. Но поверьте: всё это легко поправимо. Я отошла от всех коммунистических организаций. Осталась только в тех, которые занимаются оказанием помощи союзникам. По работе в отделе военной пропаганды я гораздо чаще соприкасаюсь с американцами и англичанами, чем с советскими представителями. Я очень переживала, когда не получила приглашения на официальный приём 7 ноября. Все знакомые спрашивали о причинах. Пришлось говорить, что была больна, хотя этому мало кто поверил. Для многих это стало подтверждением того, что советские товарищи мне не доверяют. Стали распространяться фантастические слухи о том, что я была направлена «шпионить» в Гавану по личному указанию Франко. Сами понимаете, что с такой пугающей этикеткой меня трудно представить в роли «красного агента».

«Ася» стала для «Сонга» надёжным источником информации. В числе её связей был заместитель начальника столичной полиции полковник Антонио Брито, который, несмотря на свою внешнюю строгость и формализм поведения, увлёкся русской певицей, оказывал ей знаки внимания, попутно давая дельные советы по «акклиматизации» на Кубе. Его меткие характеристики на персонажей кубинской политической элиты резидент «Сонг» нередко использовал в своих информационных сообщениях в Центр. О том, что происходило в ближайшем окружении президента Фульхенсио Батисты, «Ася» узнавала от его адъютантов — капитана Гонсалеса Кобо и капитана Луиса Рамоса. Оба слыли меломанами, коллекционировали пластинки с классикой, дорожили общением с прославленной оперной дивой и потому охотно посещали её домашние музыкальные вечера, которые из кассы резидентуры финансировал «Сонг».

В президентском дворце у «Аси» был ещё один полезный источник — сотрудница администрации Гильермина Фольо. Она была посвящена во многие теневые стороны жизни Батисты, но воспринимала их с пониманием, «поскольку (по её словам) лучшего, чем он, политика на Кубе не родилось». Тогда Батиста слыл за демократического деятеля, почти либерала, и в этом качестве пользовался популярностью в странах Латинской Америки. Среди подруг Гонич была Сара Перес Рейес, работавшая в центре по слежению за содержанием передач радиостанций. По мнению «Аси», Сара была информатором американского представительства ФБР в Гаване. Разумеется, «Сонг» советовал «Асе» быть предельно осторожной в контактах с Сарой, не посвящать её в свои планы и скрывать «советские симпатии».

Следуя советам резидента, Гонич при содействии капитана Кобо, который был не только адъютантом Батисты, но и директором президентской радиостанции, стала активно участвовать в подготовке программ, восхваляющих вклад кубинского президента в борьбу против фашистов. Её старания были замечены и, по словам Кобо, «высочайше» одобрены: «Мариана, президент просил выразить тебе свою благодарность. Отныне радиостанция в твоём полном распоряжении». Чтобы развить успех, Гонич передала Батисте через Кобо в подарок несколько пластинок с записями оперных арий в своём исполнении. Результат не заставил себя ждать: её стали чаще приглашать на правительственные мероприятия, дипломатические приёмы, включать в концертные программы по торжественным поводам.

В Москве считали, что «провинциальные» кубинские условия не соответствовали разведывательным возможностям «Аси». «Сонг» получил указание Центра предпринять меры для её переброски в США. Но все хлопоты оказались напрасными. Американское консульство отказало Мариане Гонич в визе, несмотря на «железную» легенду её обращения: проведение концертного турне. Центр забил тревогу: надо выяснить причины!

***

Как и Антифашистскому комитету, «испанский период» в биографии Гонич показался весьма подозрительным Секретной разведывательной службе (СРС) США, то есть представительству ФБР, на Кубе. В 1942 году людям Гувера и кубинской полиции удалось арестовать агента абвера Хейнца Лунинга. Его обвинили в том, что он «наводил» германские подводные лодки на транспортные суда союзников и потому стал виновником гибели многих людей. Осталось за скобками то, что свою нелегальную радиостанцию Лунинг не смог наладить, а его сообщения тайнописью шли так долго на почтовый ящик абвера в Испании, что оказывались бесполезными. После следствия, разоблачительных публикаций и скороспелого судебного процесса Лунинга расстреляли в назидание другим нацистским шпионам в Латинской Америке и странах Карибского бассейна.

Американские контрразведчики не исключали, что Лунинг был второстепенной фигурой, которой пожертвовали, чтобы прикрыть других, куда более опасных агентов. Чтобы подстраховаться, Гувер направил в резидентуру СРС в Гаване дополнительных сотрудников. Однако разветвлённого наци-фашистского подполья и, тем более, разведывательных сетей Третьего рейха на острове они так и не обнаружили. Чтобы загрузить работой вновь прибывшие кадры, их нацелили на потенциальных «противников» Соединённых Штатов — коммунистов и связанные с ними организации. Не стала исключением и советская миссия.

Гонич попала под подозрение СРС и как потенциальная «шпионка» Франко — Гитлера, и как возможный советский агент. На встрече с «Сонгом» Мариана сообщила, что заметила за собой наружное наблюдение — «весьма грубое, почти демонстративное». Решили обратиться за помощью к полицейскому поклоннику Марианы, полковнику Брито, который выделил для её сопровождения сотрудника. Вскоре Брито рассказал Мариане, что слежка, действительно, велась, но «агентами другого отдела», причём «по ошибке», они «должны были наблюдать за «другой иностранкой». Брито заверил: «Больше они беспокоить тебя не будут».

Но интерес американцев (и подопечной им кубинской полиции) к личности Гонич не затухал. В середине марта 1944 года в советскую миссию наведался некий Альферо, который представился работником бюро расследований Кубы. Его интересовало: является ли Гонич советской гражданкой? поддерживает ли она какие-либо связи с миссией? Ответы были даны отрицательные: гражданкой не является, а миссию посетила только раз, предлагая свои услуги по музыке, от которых отказались. Прощаясь, Альферо сказал, что в бюро считают Гонич подозрительной, что у неё «франкистское прошлое». Примерно в это же время советскую миссию посетила Сара Перес, та самая «подруга», которую Гонич подозревала в связях с американской разведкой. Посетительница заявила, что она является другом Советского Союза, восхищается героизмом Красной армии, критиковала задержку со вторым фронтом в Европе, назвав западных союзников России «слишком медлительными». Гостья даже пошутила: «Если они не выйдут из спячки, то Сталин встретится с Гитлером в Берлине без их помощи». Как бы между делом Сара спросила принимавшую её сотрудницу, знакома ли она с Марианой Гонич?

В Центре поняли, что американцы не оставят «Асю» в покое. В августе 1944 года работу с «Асей» законсервировали на неопределённое время. Объясняя ей ситуацию, «Сонг» сказал: «Сегодня американцы наши союзники, но после разгрома Германии всё переменится. Соединённые Штаты будут бороться за мировое господство. Тем, кто на стороне России, придётся трудно. Ты слишком заметна, и в Гаване трудно спрятаться. Мы не хотим подвергать тебя ненужной опасности».

***

В начале 1945 года «Сонг» был направлен в другую страну, и резидентура НКВД в Гаване фактически прекратила своё существование. В апреле 1952 года Батиста разорвал дипломатические отношения с Советским Союзом.

Мариана Гонич преодолела годы кровавых репрессий, которые были развязаны Батистой против всех инакомыслящих. Наверное, она не раз вспоминала прощальные слова резидента «Сонга». Точка в её разведывательной карьере была поставлена вовремя.

В январе 1959 года Гонич приняла участие в Гала-концерте в Посольском салоне отеля Гавана-либре. Среди тех, кто аплодировал ей, был Фидель Кастро. Так начался новый этап её жизни в стране, которую Мариана называла своей второй родиной. Она добилась всего, чего хотела, о чём мечтала когда-то в России: успешной карьеры, народной любви, всех премий и наград, которыми поощряет социалистическая Куба деятелей культуры и искусства. У неё было множество учеников, которые обязаны ей своим творческим становлением. По их инициативе на Кубе для талантливых вокалистов ежегодно проводится престижный конкурс имени Марианы Гонич.

Она ушла из жизни 14 января 1993 года и была похоронена на кладбище Колумба. Для Гаваны это то же самое, что для Москвы — Новодевичье.

_____________________

1 Примо де Ривера, Мигель — род. в 1904 г. — умер в 1968 г. В годы гражданской войны в Испании попал в плен к республиканцам. Его обменяли на «красного», захваченного франкистами.