Официальное, неофициальное и самое важное

Первый традиционно проводит всеохватные сезонные выставки — осеннюю и весеннюю. На прошедшей недавно весенней выставке было, как всегда, многоцветье стилей и жанров, имён и технических приёмов: от акварели до коллажа, от офорта до линогравюры. Количественно доминирует живопись, художественно — графика и скульптура (и это стало тоже традиционной иерархией видов искусства на современных обзорных выставках).

К 9 Мая здесь тоже открылась традиционная тематическая выставка. И снова собрались ветераны, в орденах, многие с палочками, но когда стали говорить — сколько ещё внутренней силы, какая любовь к жизни, какое неравнодушие ко всему, происходящему (и творящемуся) на просторах Отечества! Подумалось: вот эти наши бодрые, деятельные старики — возможно, последние пассионарии из того огнём и мечом крещённого поколения.

А на выставке — не только страшные и величественные образы войны, но и великолепные виды Петербурга, ещё не покорёженные застройкой исторического центра; и портреты участников тех с каждым годом непоправимо отдаляющихся событий, включая, например, потрясающие, несколькими линиями набросанные портреты «тегеранской тройки» и «примкнувшего к ним» де Голля.

Как сказали бы сегодня молодые: ветераны «зажигали»! Остаться безучастным, скажем, к речам народного художника России, бывшего артиллерийского разведчика Владимира Георгиевича Старова — в которых досталось всем: и власти, и телевидению, и Отделу новейших течений ГРМ, — не удалось бы никому. Ни сторонникам его академических взглядов (сам он 35 лет преподавал в Академии художеств), ни адептам contemporary art. Но всякие круглые столы, принципиальные творческие дискуссии, прямой диалог творцов со зрителем — это, увы, теперь редкость.

Тем не менее упомяну о двух состоявшихся, что называется, в виде исключения круглых столах: один был организован в Манеже во время проведения выставки «Музей Гоголя» и посвящён теме, близкой не столько фигуре создателя «Мёртвых душ», сколько идеям его позднейших толкователей наподобие Н. Бердяева: речь шла о том, умерла ли русская интеллигенция как мыслящее сословие, задавались вопросы — бродят ли по телу нашей Родины «духи русской революции», стучат ли всё ещё в сердца «думающих о России»?.. Разговор протекал в весьма относительной степени «за искусство», он был общественный, горячий и очень показательный и для современного состояния умов, и для вечного раскола внутри русских интеллигентов (или интеллектуалов — это уж «как вам понравится»). Но не вполне укладывающийся в рамки нашего повествования.

Другой круглый стол под названием: «Культурная ценность и инвестиционная значимость советского искусства в Европе» — провела известная в городе KGallery, собирающая русское искусство и старое, и новое. На этом уже чисто искусствоведческом собрании речь шла об интересе на Западе не только к русскому антиквариату или советскому/антисоветскому нонконформизму, но — к советскому искусству во всём его многообразии. Коротко суммируя, можно сказать, что под определение «советское искусство» формально могут попасть и жестоковыйные авангардисты 1920-х, и мастистые соцреалисты 1940−1950-х, и андеграунд 1960−1970-х. Ибо все творили в советскую эпоху, какой бы её сейчас ни считать: великой или ужасной. Такая вполне постмодернистская размытость критериев «развязывает руки» галеристам, давая им возможность любое художественное явление времён СССР представлять как советское.

Возглавляющая KGallery молодая и прекрасная Кристина Березовская справедливо заметила, что, несмотря на существование «двух миров — двух политик» — официального искусства и неофициального, — чёткого разделения между ними не существовало. А по словам одного из участников собрания, известного петербургского художника Анатолия Белкина: «Со стороны нонконформистов было очень много средних художников, которые могли совершенно спокойно существовать в рамках официального искусства, но они по каким-то причинам оказались с левого края. Также среди членов Союза художников были совершенно замечательные мастера». Как говорится, «тут ни убавить, ни прибавить — так это было на земле».

Добавим, что КGallery соединяет интерес к веку ХIХ — и «железному», и Серебряному; к ХХ веку, который «ещё бездомней», и, наконец, к новому веку, который пока что отметился в основном постмодернистскими культпоходами в вечность. К числу удачных примеров такого глубинного бурения веков можно отнести проведённую галереей выставку прекрасного петербургского графика и живописца Николая Цветкова. Просторные залы старинного особняка, когда-то видевшего Чайковского (в этом доме он навещал своего брата и соавтора Модеста), были заполнены изысканными поэтическими формулами: живопись в сочетании с философическими строками стихов самого художника. Герои замысловатых, пронизанных светом композиций — Сафо и Пушкин, Венера и автор Экклезиаста, безымянные королевны и современницы, «скрипка и немного нервно».

Тут пласты веков, Флоренция и древнерусские храмы, наклонённые дома и выстроенные в ряд бутылки; здесь соединяются Брак и Моранди, Матисс и Зверев, преображённые остроиндивидуальной манерой мастера.

Который всех знает, но никого не повторяет.

А вот Русский музей вновь продемонстрировал богатство своих фондов в необычной выставке «Картина, стиль, мода». В ней соединились портреты «красавиц былых времён», интерьерная живопись дворцов и поместий и, что бывает довольно редко, настоящие платья — от времён петровских до почти футуристических костюмов Татьяны Парфёновой, специально созданных для выставки. А между ними — «колокольцовские шали», «талии никак не толще бутылочной шейки» — на акварелях П. Соколова; панорамы дворцовых залов и населяющих их персонажей, настоящие ротонды (это накидки, но тоже круглые, как одноимённые храмы) времён «Госпожи Бовари» (как не вспомнить «шелковистый обхват её платьев»!) и позднее — «Анны Карениной»; кружевные зонтики и шляпки как будто из «Трёх сестёр» или из «Вишнёвого сада».

Сопровождало всё это многообразие ДПИ трёх веков, охватывающих и петербургский, и советский периоды русской истории, включая фарфор, стекло, веера, а также специально нахлобученные на головы манекенов парики. И тут же — торговый гламур афиш в духе Альфонса Мухи. И пришедший на смену ему «красный вихрь» конструктивистского массового текстиля по «дизайну» И. Чашника или О. Розановой. Их вытесняют уже одетые — то в прозодежду, то в индпошив — новые москвички, нэпманки А. Герасимова, В. Лебедева, Ю. Пименова. Потом — представленные в основном скульптурой и живописью — простые и непростые советские женщины, у которых одежда в основном отражает красоту души. В этих залах очевидно преобладание изобразительных искусств над реальным костюмом. (А всего на выставке свыше 600 экспонатов, более 300 произведений живописи и графики, около 200 — декоративно-прикладного искусства).

Нынешний этап торжества гламура отмечен экраном в последнем зале выставки — с шествующими по нему бестелесными манекенщицами (вспоминается ужасное словцо — «иконы стиля»). «От-кутюр» — это барочная причудливость «красоты по-современному» или «труп красоты», её симулякр? Право ответа остаётся за зрителем. А выставка продолжается.

В конце мая в Союз художников ворвался истинный пассионарий — Савва Ямщиков, реставратор и страстный публицист. И не один, а со своей коллекцией, названной им «Музей друзей», ибо все работы, в ней собранные, — подарки его многочисленных друзей-художников, большей частью весьма знаменитых, а иногда — открытых самим Ямщиковым. Среди них много портретов прекрасной Валентины Ганнибаловой — знаменитой балерины и жены Ямщикова, много изображений и самого Саввы Васильевича — человека колоритного во всех смыслах этого слова; работы разных техник и жанров — от пейзажей до театральных эскизов.

«Май жестокий с белыми ночами» ознаменовался и несколькими типично петербургскими событиями. В уже известном нам по прошлому аналогичному обзору «Арт-холле Монако» открылась выставка Альберта Бакуна, художника и сельского учителя в одном лице. В течение нескольких десятков лет он создаёт свои варианты эрмитажных шедевров, свою версию «аналитической живописи». «Подкубленная» кающаяся Мария Магдалина Тициана или блудный сын Рембрандта; осквернённая вандалом, со стекающей краской «Даная», с которой смотрит на нас своим усмехающимся взглядом пророка и юродивого старый голландский гений; разобранный на геометрические «кванты» Пергамский алтарь. Каждый понедельник (а это выходной для посетителей) художник по-прежнему в Эрмитаже, перед «старыми мастерами», с которыми он ведёт свою долгую беседу.

На этом причудливом фоне смешения классического и современного хочется упомянуть и о нескольких концертных событиях: например, о вечере органной музыки Микаэла Таривердиева в Капелле. Произведения, сыгранные русской и голландским исполнителями в вечернем зале, освещённом не электричеством, а светом белой ночи, а потом приглашение всем зрителям прокатиться на кораблике по рекам и каналам Северной Венеции, — можно ли представить себе что-то более постмодернистское и одновременно более петербургское?

И всё-таки даже в неславную эру заканчивающегося постмодерна в северном городе, уже век пронизанном атмосферой «чистого искусства», искусствоведу приходится быть «больше», чем искусствоведом. Искусствоведа, как и поэта, тоже порой далеко заводит речь.

В июне, накануне празднования Дня России и дня рождения небесного покровителя Северной столицы, состоялось событие уже не только петербургского — российского значения: конференция «Александр Невский — имя России». Она прошла у подножия Смольного собора, в здании правительства Ленинградской области. Одним из её организаторов стала Александро-Невская лавра, одним из ведущих конференции был наместник лавры, епископ Выборгский Назарий (Лавриненко) — иерарх нового «призыва», из числа деятельных строителей незримых, но прочных мостов между обществом и Церковью.

Выступали учёные, преподаватели, священники, члены правительства Ленобласти. Все сошлись на том, что Александр Невский — поистине объединительная историческая фигура для России. Звучали слова о важности знания истории для нынешней молодёжи и о том, в частности, что многие нынешние школьники убеждены, будто американские войска участвовали во взятии Берлина (sic!). И тут одной комиссией против фальсификации истории, наверное, не поможешь. Нужна система историко-культурного и духовно-нравственного даже не образования — просвещения. Об этом недавно на страницах «ЛГ» так страстно и блистательно напомнил Валентин Непомнящий.

Состоится ли у нас иное «племя пушкиноведов», ныне «младое и незнакомое»?

И есть ли надежда, что новые «готы» (и даже «готки») окультурятся, «христианизируются Третьим Римом» и не скажут, что опять настало «время пулям / По стенам музеев тенькать»?..

А на следующий день конференции после молебна в Александро-Невской лавре — месте упокоения святого князя — отчалил кораблик к месту его славной победы — в Усть-Ижору, где случилась Невская битва. И были колокольный звон, и хоругви, и цветы у белокаменного классического покроя храма на месте слияния речки Ижоры с полноводной Невой. И даже непривычно просияло солнце во время крестного хода, осветив целых два монумента в честь князя победы и молитвы.