Отрок.ua | Ольга Горбатенко | 11.07.2009 |
Вообще, что такое смех? Самый понятный ответ: это наша реакция на смешное. Однако смех может быть проявлением как дружелюбия, так и агрессии, а может быть и признаком психического расстройства, — и это нужно понимать и различать. Хороший ответ на свои вопросы я нашла у Ф. М. Достоевского в романе «Подросток». Устами своего героя писатель-психолог рассуждает: «Я так думаю, что когда смеётся человек, то в большинстве случаев на него становится противно смотреть. Чаще всего в смехе людей обнаруживается нечто пошлое, нечто как бы унижающее смеющегося, хотя сам смеющийся почти всегда ничего не знает о впечатлении, которое производит… Чрезвычайное множество людей не умеют совсем смеяться. Впрочем, тут уметь нечего: это — дар, и его не выделаешь. Выделаешь разве что тем, что перевоспитаешь себя, разовьёшь себя к лучшему. Смехом иной человек себя совсем выдаёт, и вы вдруг узнаёте всю его подноготную. Даже бесспорно умный смех бывает иногда отвратителен. Смех требует прежде всего искренности, а где в людях искренность? Смех требует беззлобия, а люди всего чаще смеются злобно. Искренний и беззлобный смех — это весёлость, а где в людях в наш век весёлость, и умеют ли люди веселиться? Весёлость человека — это самая выдающая человека черта, с ногами и руками. Иной характер долго не раскусите, а рассмеётся человек как-нибудь очень искренно, и весь характер его вдруг окажется как на ладони… Смех есть самая верная проба души. Взгляните на ребёнка: одни дети умеют смеяться в совершенстве хорошо… Плачущий ребёнок для меня отвратителен, а смеющийся и веселящийся — это луч из рая, это откровение из будущего, когда человек станет наконец так же чист и простодушен, как дитя…»
Этот отрывок вызвал у меня желание обратиться к статьям и заметкам о смехе других людей, чей опыт и наблюдения также позволили мне составить представление об этом явлении.
Мыслители древности неоднозначно относились к смеху. Например, Гиппократ считал смех живительной силой и говорил, что остроумный врач лечит лучше неостроумного. А вот Платон видел в нём больше отрицательных черт. По его мнению, чувство юмора основано на злобе и зависти, а смех — это реакция на несчастье или неудачи других. Как известно, Платон высказывал идеи идеального государства, которое является олицетворением справедливости, и поэтому в своих трудах рассматривал смех с точки зрения политики. Он понимал смех как зло, насмешки, которые могут быть направлены против государства и нести разрушительные последствия. Действительно, памфлеты, карикатуры, целые литературные произведения, которые вызывали насмешки, использовались в политической борьбе. И сегодня, включив телевизор, можно заметить, что в дебатах побеждает более остроумный собеседник (даже если он не прав): аудитория, не вникая в суть вопроса, отдаёт предпочтение внешним признакам превосходства. Из этого следует, что остроумие, способность быть обаятельным — это превосходство, которое воздействует на окружающих и на их мнение.
В отличие от Платона, Аристотель допускал, что в умеренных количествах юмор может быть полезным. А тех, кто никогда не шутит или кому неприятны шутки других, он считал дикарями. Однако Аристотель признавал, что в смехе должна быть сдержанность. Древнегреческий философ отмечал: «В развлечениях держащийся середины — остроумный», — а от избытка остроумия наступает шутовство.
Немецкий философ Артур Шопенгауэр рассматривал смешное как интеллектуальное порождение. По его мнению, причина смешного в успешном распознавании абсурда. Иммануил Кант относил шутку скорее к приятному, нежели к прекрасному, а всё, что вызывает весёлый неудержимый смех, считал чем-то бессмысленным. В XX веке писатель Умберто Эко иронично отмечал, что поскольку прошлое нельзя изменить, то над ним можно хотя бы посмеяться.
С точки зрения психологии, юмор полезен, когда он направлен на объект, который до этого вызывал тревогу или страх (война, бедствия). Он придаёт человеку уверенность в себе и оптимизм. Смех объединяет людей, раскрепощая их и углубляя отношения между ними. Юмор и смех рождают в людях надежду. Если мы способны смеяться над своими проблемами, то маловероятно, что нас одолеют беспокойство, страх, гнев, депрессия. Смех помогает избавиться от бесчисленного количества вредных эмоций.
Чувство юмора есть у каждого человека, но оно у всех разное и по разному развито. Каждый из нас, наверное, знает людей, с которыми ему весело, и людей, чьи шутки, напротив, вводят его в недоумение. Чувство юмора, или остроумие — это способность видеть, создавать и понимать смешное. Механизм таков: остроумие создаёт смешное, а чувство юмора его распознаёт. Нормальным, здоровым проявлением чувства юмора являются шутки в адрес близких друзей, которые воспринимаются как проявление доверия к ним самим, как возможность увидеть друг друга со стороны в критическом свете, выявить в себе незаметные до этого недостатки, чтобы их исправить. О пошлом юморе скажу лишь, что, по учению святых отцов, это признак сластолюбивого сердца, слабой и немужественной души.
Смех нужен человеку для того, чтобы выстоять, не отчаяться в этом мире. В тяжёлые периоды жизни он может наполнить смыслом наше существование, позволив взглянуть на проблемы в новом свете. Слишком «серьёзная» жизненная позиция может привести к видению мира сквозь серые очки, и тогда мир покажется безрадостным. К примеру, один из персонажей сказки «Любовь к трём апельсинам», Панталоне, рассуждает о том, какое место занимает смех в жизни людей:
Ну можно ли представить мир без шуток?!
Да он без шуток был бы просто жуток!..
Когда на сердце холод, страх и тьма,
Лишь юмор не даёт сойти с ума!..
Судьба играет с нами в «чёт» и «нечет»,
Уныние казнит, а юмор лечит.
Хвала шутам, что вовремя смогли
Нас удержать от яда и петли!..
Иногда мы сталкиваемся с таким мнением, что в церковной среде, а тем более среди аскетов, смех является чем-то исключительно греховным. В качестве контраргумента хочу процитировать отрывок из жития преподобного Антония Великого из «Древнего патерика». «Некто, ловя в пустыне диких зверей, увидал, что авва Антоний шутливо обращается с братиями, и соблазнился. Старец, желая уверить его, что иногда бывает нужно давать послабление братиям, говорит ему: „Положи стрелу на лук свой, и натяни его“. Он сделал так. Старец опять говорит ему: „Ещё натяни“. Тот ещё натянул. Старец опять говорит: „Ещё тяни“. Ловец отвечает ему: „Если я сверх меры буду натягивать, то переломится лук“. Тогда авва Антоний говорит ему: „Так и в деле Божием, — если мы сверх меры будем налегать на братию, то от приражения они скоро сокрушатся. Посему необходимо иногда давать хотя некоторое послабление братии“. Выслушав это, ловец был сильно тронут и, получив великую пользу, ушёл от старца. И братия, утвердившись, возвратились в своё место».
Действительно, смех может открывать как положительные, так и отрицательные стороны характера, в нём проявляется наша двойственная природа. Смех — это не свобода. В греческом языке состояние смеющегося описывается не как его действие, а как действие, совершаемое над ним. Негативную сторону смеха С. Аверинцев охарактеризовал как акт отказа от стыда, жалости и совести. Осмеяние чужого горя, или добра, или красоты — это случаи внутреннего опустошения. Мы по опыту знаем, что иногда во время смеха совесть ловила нас на незаметном отступничестве и мгновенном сдвиге духовной позиции, которые именно смех делал возможным.
Однако Православие не порицает, а приветствует смех, если он добрый. В смехе надо быть осторожным, но не всегда осторожность предполагает полный отказ. Как и все качества человеческой природы, он — дар от Бога. Красивый смех отображает внутреннюю красоту. Например, у Гоголя в «Тарасе Бульбе» Андрей услышал «самый звонкий и гармоничный смех», заставивший его повернуться и уже затем увидеть красоту не только душевную, но и внешнюю.
Вот над чем действительно можно посмеяться, так это над злом. «Ад всесмехливый», о котором повествует нам канон на Пятидесятницу, — это, в переводе с греческого на русский, «ад всеосмеянный». Смешной в своей напыщенности, диавол бессилен в своей злобе и бездарен в своей пустоте.
Есть время для плача, есть и для веселья. Есть время сетовать, и есть время плясать (Еккл. 3, 4). Нужно лишь научиться различать.