Несколько вопросов о декоммунизации в России

Требование декоммунизации нельзя ставить в параллель с денацификацией послевоенной Германии. Немцев принудили капитулировать военными средствами. В 1945 г. в Германию с разных сторон вошли армии союзников, установили режим оккупации и демонтировали нацистский режим. Поэтому возникла дополнительная необходимость в том, чтобы немецкое общество засвидетельствовало, что нацизм и гитлеризм им отвергнуты. Что оно переосмысливает прошлое и никогда больше не примет идеологию, напоминающую ту, которая привела ко Второй Мировой войне.

СССР декоммунизировался и десоветизировался добровольно. Отказ от коммунистической идеологии не был формальным. 20 лет назад мы распустили социалистический блок, резко сократили свой военный потенциал, отказались бороться за торговые и прочие преференции в мире — вообще в одностороннем порядке отошли от модели противостояния двух полюсов. Советский Союз признали недействительным, после чего союзные республики получили возможность свободно выйти из его состава. Государственность России была переучреждена. Это произошло из-за глубокого разочарования и отторжения основы основ существования мировой социалистической системы — ее коммунистистической идеологии. Народы признали неприемлемым для себя жить в рамках того, что было создано большевиками и их наследниками после 1917 г. Роль в этом играли разные факторы: внешнего давления, экономические, политические, социально-культурные и т. п. Однако главным фактором послужила декоммунизация сознания большинства.

Демонтаж социализма не встретил внутреннего сопротивления и разделения общества, наподобие того, какое существовало, к примеру, в период Гражданской войны. Единственная попытка реставрации, предпринятая партноменклатурой в Москве в августе 1991-го, не имела поддержки и продолжения. Всё, что было связано с советским строем и влиянием Коммунистической партии, в глазах миллионов лишилось оправданий и видимости законности, стремительно делегитимировалось. Пример покаяния не словом, но делом, приведшего к историческим изменениям.

Покаяние и отрезвление от коммунистической химеры тем более ценны, что глубоко выстраданы. Они совершались в непростых исторических условиях и были для населения бывшего СССР и Восточной Европы очень болезненными. Вспыхнули кровопролитные конфликты, пришла в упадок экономика, разорвались гуманитарные связи. Потери для хозяйства и инфраструктуры бывш. СССР составили, по разным оценкам, от 50 до 70 трлн. долл. Такова фактическая цена, которую мы заплатили за выход из-под коммунизма.

Декоммунизация и десоветизация, таким образом, совершились в начале 1990-х по факту прекращения существования СССР и отстранения коммунистов от управления. Поскольку коммунистическая идеология переосмысливалась нами самостоятельно, Россия не нуждается во внешнем контроле за декоммунизацией или удостоверении кем-либо своей доброй воли.

Почему в России до сих пор сохраняются Мавзолей на Красной площади, многочисленные памятники Ленину и советизмы в топонимике?

Мавзолей, памятники Ленину и советизмы в топонимике — свидетельства равнодушия общества и властей к своему прошлому и их утилитаризма. В российской провинции на разборку памятника Ленину у городской администрации жалко выделить средства; исправление документации и почтовых отправлений, в которых значится улица Луначарского, на ее историческое название Покровская, требует также некоторых усилий и преодоления прежней привычки. Хотя, кроме бюрократических неудобств, не существует принципиальных препятствий для переименования станции метро Войковская, Ленинградской области или, к примеру, железнодорожной станции Свердловск. Тем более, что начало устранению коммунистической топонимики положено. Городам Ленинграду и Свердловску еще в 1991 г. были возвращены их исторические имена: Санкт-Петербург и Екатеринбург.

В примере с Мавзолеем мы наблюдаем нежелание первых лиц государства брать на себя решение трудного вопроса о перезахоронении тела В. Ульянова-Ленина, нежелание возбуждать дискуссии по данному поводу. Решение о закрытии доступа к телу Ленина выглядит временным компромиссным решением. Красные звезды над московским Кремлем воспринимаются в обществе уже до известной степени обособленно от коммунистической мифологии и символики.

Оскорбляют ли христианскую совесть памятники советской богоборческой эпохи и нужно ли требовать их переименования в соответствии с национальной и церковной традицией?

Нежелание видеть истуканы кумиров отжившей идеологии, ходить по улицам и площадям, которые носят имена палачей, понятно. Особенно, когда речь идет о возвращении какому-нибудь объекту его исторического имени, требование его переименования является справедливым. Борьба, тем не менее, не должна отвлекаться от конкретных требований и перетекать на политический и идеологический план. Ибо из того, что памятники советской эпохе еще сохраняются, нередко делают предвзятый вывод о том, что Россия склонна к коммунизму и недостаточно десоветизирована.

Не будем забывать, что памятники советской идеологии — это не только символы ее былого могущества, но также символы ее унижения. Большинство из них находится в небрежении и никем никогда не посещается. Бюст или статуя Ленина на растрескавшемся постаменте, с лицом, изгаженным птицами, в окружении запущенного сквера — картина, которая зачастую предстает взору бегущих мимо прохожих. Понятно, что такое «увековечение» совсем не подразумевалось строителями монументов.

Что до церковной традиции, то в ней отсутствует мстительность, так или иначе сопровождающая попытки изгладить из памяти имена своих поверженных противников. Одержав победу над язычниками и установив власть христианских базилевсов в империи, древние христиане оставили в употреблении большинство из античных названий, а многие христианские имена по своему происхождению восходят к древним божествам, как например Дионисий или Димитрий.

Образно, следы коммунистического прошлого похожи на татуировки на теле раскаявшегося уголовника. Жизнь и интересы его давно переменились, но напоминания о былых увлечениях остаются. Тот, кому принадлежат эти глупые и бессмысленные картины и надписи, желал бы от них избавиться, но по объективным причинам не всегда может это сделать.

Почему имя Сталина было одним из главных на конкурсе «Имя России»?

Конкурс устраивался так, что зрительское голосование больше напоминало игру, нежели настоящее вотирование. Если бы вопросы касались конкретных черт сталинского режима, симпатии зрителей были иными.

Кроме того, Россия под властью коммунистов провела большую часть ХХ в. Крупнейшие события ХХ в. пришлись на данный период. Частое упоминание имен Ленина и Сталина связано с тем, что безотносительно к вопросу о заслугах, правоте или неправоте коммунистов, нет никого, кто в недавнем прошлом оказал бы большее влияние на судьбы страны.

Эпоху правления Сталина часто связывают с расцветом государственности и мощи. Стремление к возрождению государственности и наведению порядка — насколько оно может способствовать реставрации в России начала XXI в. авторитарного режима, аналогичного сталинскому?

Сталинизм — это исторически краткосрочный аффект, связанный с особенностями времени, называемого «модерном», и уже во вторую очередь с особенностями страны и конкретной личности. С конца XIX в. крупнейшие мировые страны были увлечены тоталитарными опытами — построением совершенных государственных машин, планами имперской экспансии и формированием соответствующих идеологий. Для Англии это идеи колониального господства и тайной политики, для США — захвата рынков и торгово-финансовой экспансии, для Германии — возвышения нации, для большевистского СССР — нового антибуржуазного уравнительного строя, отвечающего представлениям о социальной справедливости. Государственность в это время рассматривалась как средоточие прогресса. Она аккумулировала в себе энергию и воодушевление огромных масс. Единство и слаженность в составе государственного целого, как в составе часового механизма, рассматривалась как наивысшее достижение. Марши вышколенных армий, успехи науки, техники, медицины рождали необыкновенный порыв, ощущение безграничных возможностей и жизни, которая на глазах меняется и совершенствуется.

В разных странах государственная бюрократия имела разные черты, в одних будучи авторитарной, в других, разделяя власть среди правящего слоя. В СССР 1930−1940-х общественная мифология основывалась на требовании личной преданности вождю, Иосифу Виссарионовичу Сталину. Обязательным элементом советской действительности были здравицы, изъявления любви и благодарности «отцу народов» на всех уровнях. Из этого выросло преувеличенное представление о сталинизме как порождении Сталина. В действительности, требование «жесткой руки» было требованием сверхгосударственности. Единодержавие советского образца давало руководителю компартии больше возможностей в сравнении с политическими лидерами, например, Соединенных Штатов или Великобритании. Однако сам «вождь» был в значительной мере связан общими требованиями обеспечения деятельности государственного механизма.

Положение стало меняться к концу ХХ в., когда государственное строительство перестало быть пафосным. События Второй Мировой, колониальных войн, противостояние СССР и США способствовали упадку идеологий и перерастанию «модерна» в т. н. «постмодерн». На сегодняшний день государственная власть утратила многие из своих прежних централизованных полномочий. Для начала XXI в. характерна своя логика, тоталитарность же проявляет себя рядом процессов в сферах культуры, общественных отношений, частной жизни и индивидуального потребления.

При этом многие выражают тоску по «сильной руке», не только у нас, а в разных странах. Такова форма критики современности, в сравнении с которой предшествующая эпоха твердого порядка кажется более благополучной. Необходимо понимать, что не существует способов вернуть к жизни идею о сверхгосударственности, поскольку общество «постмодерна» для этого слишком рыхло. Тем более в России, испытавшей в недавнем прошлом болезненное крушение социализма, общество менее всего воодушевится идеей коммунистической реставрации.

Более актуальна для нашего времени тема «нового тоталитаризма» — контроля над личностью при помощи технических средств и управления сознанием посредством индустрии медиа. Концепт «сильной руки» на практике ассоциируется сегодня, скорее, с «Большим Братом», нежели с ужасами восстановленной коммунистической тирании.

Требуют ли осуждения исторические злодеяния сталинизма?

Критического переосмысления требует весь или почти весь опыт человечества в ХХ в., включая коммунизм, нацизм, сионизм, военные перевороты и хунты, террор, колониализм, капитализм ТНК, либеральные стандарты т. н. «американского образа жизни» и пр. Если мы хотим наладить общественную жизнь на нравственных началах, мы должны понимать, что было ошибочного в предыдущем опыте. Для России особенно важным является осуждение коммунистического правления и иллюзий построения рая без Бога на земле. Убийство миллионов безвинных жертв, уничтожение целых сословий должны стать уроком, предупреждением о том, какие тяжелые последствия влечет за собой тоталитаризм любого толка.

Но если коммунизм должен быть осужден, то необходимо воздать должное народу, который победил в войне, создал передовые промышленность и науку, покончил с голодом, создал условия для развития национальных окраин, способствовал многим позитивным изменениям в мире. Ибо тоталитаризм — общая беда, что же до вклада разных народов в историю ХХ в., то этот вклад неодинаков. Один испанский профессор сказал мне как-то в частной беседе, в кулуарах конференции: «Amigo, Вам незачем расстраиваться! Если отбросить риторику и споры идеологий, Европе не за что обижаться на русских! Русские дважды приходили к нам устраивать европейский мир. И те жертвы, которые случились после войны в странах восточного блока, не похожи на тиранию. Это жертвы борьбы двух систем, а не следствие злой воли русских».

Итак, антикоммунизм и антисоветизм не имеют ничего общего с антипатриотической позицией. Критика большевизма и сталинизма не должна приводить к спекуляциям на тему «империи зла», которая якобы только меняет свои исторические формы. Тяжесть испытаний в ХХ в., включающих четыре войны, революции, репрессии, трехкратную смену общественного строя, свидетельствует, что Россия движется своим особым путем, и Бог верит в нашу силу.

Почему декоммунизация имела место в Восточной Европе и не происходила у нас?

Отказ от коммунистической идеологии в Восточной Европе и СССР, как уже говорилось, произошел в конце 1980 — начале 1990-х. Процессы в странах Восточной Европы, носившие в более поздние годы название «декоммунизации», — это ряд разнородных явлений, протекавших post factum и имевших целью утверждение другой идеологии: т. н. «реальной политики» в интересах, как правило, Соединенных Штатов. Обычно в связи с «декоммунизацией» говорят о трех вещах:

Люстрациях — запрете на общественную деятельность для лиц, связанных с прежним режимом.

Реституции — возврате собственности ее исходным владельцам.

Конфискации счетов и собственности, принадлежащих Коммунистическим партиям.

Поскольку падение коммунизма было одномоментным, а его сторонники не предприняли попыток политического выживания и борьбы за власть, то люстрации в странах Восточной Европы не отстранили от общественной деятельности никого, кто проповедовал бы собственно коммунизм. Они имели вид идеологических чисток, иногда превращаясь в средство шантажа и сведения счетов с политическими оппонентами. Реституция в Восточной Европе происходила выборочно и в экономически незначительном масштабе. Реституции в Российской Федерации в общепринятом смысле не проводилось, хотя в отдельных случаях, например, Русской Православной Церкви, часть собственности (в основном, храмовые здания) возвращалась. Причинами отказа от реституции у нас послужили более длительный перерыв в правонаследовании (70 лет против 40−45 в Восточной Европе), возникновение конфликтов с последними владельцами, большой масштаб разрушений в ходе войны и пр. Имущество, здания и банковские счета КПСС были конфискованы в пользу Российской Федерации указом Б. Ельцина от 6 ноября 1991 г. В настоящее время КПРФ — партия, объявляющая себя преемницей КПСС, — не располагает крупной собственностью и богатым финансовым обеспечением.

Очищение от наследия коммунистической эпохи может ли положительно повлиять на определение политического будущего России?

Подобное очищение необходимо. По мере того, как наши сограждане меньше терзаются ностальгией и комплексами «постсоветского» человека, появляется возможность для построения России, идущей вперед на национальных началах. Важно, чтобы политический выбор не был подавлен другой идеологией, например, либеральной. С некоторых пор тезисы о «вековом рабстве» русских и растущей опасности сталинизма используются для идеологического подлога и спекуляции, как узда, набрасываемая на патриотическое сознание. Любая попытка проводить в России самостоятельный курс истолковывается как попытка отката к прошлому и проявление тоталитарных тенденций. «Декоммунизация» выступает синонимом отказа от самостоятельного мышления и творчества, сложения оружия перед либеральной идеологией Запада. Постоянные напоминания о проблемных страницах отечественного прошлого преследуют цель подпитать комплекс вины.

Следует иметь ввиду, что угроза реставрации страшна не только в отношении коммунизма. «Реставрация» может касаться возобновления либерального и олигархического произвола 1990-х. Вероятность этого, к сожалению, велика. Тень «узника совести» Ходорковского нависает сегодня над Россией с большей отчетливостью, чем тень Сталина. И, следовательно, важное условие поисков исторической правды состоит в том, что разговоры о тоталитаризме и сталинских репрессиях должны вестись так, чтобы пользу от них получали консервативные и патриотические силы, а не их недруги.

Очищение от пережитков коммунизма — да! Но не ценою потери себя, новых «шоковых» реформ и очередного передела власти и собственности. Последствия «либерального поворота» для России сегодня, в условиях кризиса были бы трагическими. Поэтому в глазах православного патриота критика прошлого получает ценность тогда, когда русский народ, а не только компартия и совправительство, рассматривается субъектом истории; строгий же нравственный суд выносится не одним коммунистам, но и либералам, повинным в разграблении и развращении страны, в новом идеологическом диктате. Который при нашем небрежении и чрезмерной доверчивости, не приведи Бог, может вернуться.