Вступление в монашество и выход из него. Часть 7

Перед революцией

Всероссийский монашеский съезд 1909 года

В меняющемся мире менялись и представления о монашеском служении. После революционных событий 1905 года стали появляться материалы, призывающие монастыри к внешней деятельности, к обширной благотворительности. В печати развязалась полемика, в которой приняли участие разные слои населения. Консервативное крыло монашества во главе с архиепископом Никоном (Рождественским), считало, что «внешняя деятельность и благотворительность погубит монастыри», а прогрессивно мыслящая интеллигенция, напротив, считала, что монастыри «должны выйти на службу миру».

В июле 1909 года в Троице-Сергиевой лавре открылся монашеский съезд, на котором присутствовало около 100 делегатов от монашествующих из разных епархий РПЦ. На съезде поднимались самые наболевшие вопросы монастырской жизни, в том числе и вопросы приема в монашество и выхода из него.

С докладом «Нужды современного русского монашества» на съезде выступил архиепископ Никон (Рождественский). В докладе владыка говорил: «Между тем с глубокою скорбию приходится наблюдать, что монашество наше в духовном отношении все более и более опускается. Духовная жизнь гаснет в нем, а без нее и самое монашество теряет смысл"[1]. Анализируя болезни современного ему иночества, архиепископ Никон выделил несколько существеннейших явлений, без исправления которых, по его твердому убеждению, монашество российское ждут очень тяжелые времена.

Главная причина — ослабление внутримонастырской дисциплины: «Дисциплина — душа порядка, а порядок — необходимое условие монастырского благоустройства"[2]. Для достижения порядка, как предлагал архиепископ Никон, необходимо вводить в монастыри общежитие как самый благоприятный порядок в достижении монашеских идеалов. Кроме того, одной из тяжелейших болезней в монашестве, считал владыка Никон, является назначение на вакантные должности людей, совершенно не знакомых с монастырской жизнью — так называемых почетных настоятелей и архиереев, которые о нуждах монастыря не знают ни слухом, ни духом и сами не прошли искуса послушнического. «Настоятель в обители — это должен быть питомец монастыря, монах в душе и по призванию"[3].

Второе, что нужно было сделать, — это восстановление старчества и правильного руководства в духовной жизни. «Старчество есть самый жизненный нерв истинного православного монашества. Без него невозможно постоянное воспитание духа путем совершенного отсечения своего смышления. При самом идеальном настоятеле нужен, по немощам нашего времени, старец в каждой обители"[4]. И только скорейшее разрешение этих двух проблем приведет к восстановлению духа монашеского, к притоку здоровых кадров в монастыри, считал архиепископ Никон.

Еще одна важная причина упадка монастырской жизни тогдашней России, подчеркивал святитель, это толпы бродяг, наемных певчих и регентов самого зазорного и сомнительного поведения, ходящих по всей России в поисках прокорма себе. Для решения этой проблемы предлагалось, чтобы все настоятели монастырей согласились «не принимать в монастырь в число братии лиц, уже поживших в другой обители и самовольно из нее вышедших, не говорим уже о тех, которые изгнаны за какой-либо порок"[5]. Но, к сожалению, к началу революционных перемен данная проблема осталась не решенной.

Для справки следует сказать вот что: к концу XIX века в монашеской среде получили распространение частые переходы из одного монастыря в другой. Как ни странно, но препятствий к этому не чинилось ни в выходе из одного монастыря, ни в месте приема в другие монастыри. Обер-прокурор Синода К.П. Победоносцев обращал внимание епархиальных архиереев на это явление, а также на распущенность монашествующих и ослабление в монастырях дисциплины[6]. Статистические данные по XIX веку говорят об общем росте народной религиозности, но одновременно они свидетельствуют о падении авторитета к монашеству в простом народе.

В среде студентов духовных академий в то время очень мало было желающих принимать постриг. Были попытки искусственно переломить данную ситуацию. Так, в воспоминаниях митрополита Евлогия (Георгиевского) описывается такой случай, когда молодой ректор МДА архимандрит Антоний (Храповицкий) пытался форсировать привлечение молодых кадров к принятию монашества. Он всячески уговаривал и тянул в монашество, обещая быстрый карьерный рост и привилегии. Но такой искусственный набор кадров в монашеские ряды не имел успеха. Действительность быстро остужала горячие головы многих доверившихся архимандриту Антонию, но пути назад, из монашества, уже не было. «Архимандрит Антоний постригал неразборчиво и исковеркал не одну судьбу и душу, — вспоминал митрополит Евлогий. — Некоторые из его пострижеников потом спились"[7].

В своем докладе архиепископ Никон поднимал вопрос о повышении умственно-религиозного развития иноков. Для этого он предлагал следующее.

Прежде чем зачислять в послушники, следует кандидатов подвергать экзаменам на знание закона Божия, краткого катехизиса, учения о богослужении, устава церковного, учения о монашестве и краткой его истории.

Чтобы дать им возможность подготовиться к такому экзамену, надо устраивать в монастырях беседы, курсы, школы.

Иметь в монастырях подходящие библиотеки.

Привлекать в состав братии лиц, способных руководить сим делом.

В местах, пораженных расколом, готовить кадры иноков для ведения полемики с сектантами.

Перед пострижением необходимо послушников подвергать повторному подробному экзамену с присоединением некоторых сведений по истории иночества и православной аскетики или учения святых отцов о борьбе со страстями[8].

Отдельно святитель Никон остановился на проблеме таких монашествующих, которые, поправ обеты, являются соблазном для окружающих и вовсе не помышляют об исправлении. «Они составляют тяжкое бремя для всего монашества. Что же делать с такими неисправными иноками?» — вопрошает святитель. Он дает категоричный ответ: «Думаю, что им следовало бы объявить, что так как они давно уже перестали и не хотят быть добрыми иноками, то они лишаются и права жить в обители: пусть снимают с себя монашеские одежды и возвращаются в мир"[9]. Лишение иночества является тяжким наказанием, считал святитель, страх пред которым еще внушал надежду на исправление.

«Удаление таковых должно быть более упрощенным способом, чем ныне, через увещания и уговоры и через формальный суд консисторий, потому что эти люди сами не хотят оставить теплого места, где у них есть и стол, и кров"[10]. Съезд сделал заключение относительно неисправимых иноков: «Доносить на них сначала благочинному монастырей епархии, а он доносит епархиальному архиерею, и после произведенного следствия архиерей своею властью, помимо Синода, лишает монашеского звания и переводит в первобытное состояние"[11].

Съезд постановил, что монахам, порочащим свое звание и желающим убежать из монастыря, «не давать билетов для приискания мест в других обителях, а настоятелям принимать бы меры исправления в своей обители, а если кто будет неисправим, то поступать как указано в постановлении по 10-му вопросу».

Съезд ходатайствовал перед правительством в том, чтобы особым законом запретить ношение послушнической и монашеской одежды лицам, не живущим в монастырях. Это же касалось и ношения длинных волос. «Вменить настоятелям в строгую обязанность отпускать из монастыря увольняемых ими по своей воле уходящих послушников в вольной одежде и с остриженными волосами"[12]. Съезд рекомендовал привлекать к иночеству только тех вдовых священнослужителей, которые имеют склонность к монашеству. Без искреннего призвания пользы от таковых в монастырях не будет.

Чтобы предотвратить такое паразитирующее явление, как толпы бродячих послушников сомнительного поведения, ходящих по монастырям, съездом было рекомендовано создать единый орган при Святейшем Синоде по типу афонского Протата, где целесообразным считалось создать картотеку на всех бродячих послушников, для того чтобы можно было сообщать в обители о всех самовольно ушедших и выгнанных из монастырей[13].

Для усиления борьбы с пьянством в монастырях съездом было рекомендовано «под страхом строжайшей ответственности обязать всех монашествующих, начиная с настоятеля и до послушника, к полнейшему воздержанию от вина и вообще спиртных напитков», а тех, кто ведет жизнь нетрезвую, не постригать в монашество[14].

Съездом было принято решение просить правительство законодательно утвердить освобождение послушников, желающих иноческой жизни от воинской службы. Тех, которые проявят твердую решимость служить Богу в иноческом чине, освобождать от службы в армии, а если они раздумают принимать монашество, то отдавать их в рекруты. Так же рекомендовано поступать с выгнанными и самовольно ушедшими иноками[15].

Обращаясь к ученому монашеству, святитель Никон настоятельно советует: «Не следует постригать на академической скамье. Пусть юноша кончит учение, выйдет из школы. Пусть затем, если ищет иночества, идет в благоустроенную обитель, вроде Оптиной пустыни или Валаама. Пусть сам испытает себя хотя бы в продолжение года, прежде чем полагать обеты иночества. Пусть пройдет некий искус, наравне с простыми послушниками, в подчинении старцу и всем порядкам монастырским. Пусть хоть малым опытом познает, что такое монастырская жизнь, послушание, старчество, отречение воли"[16]. Такое испытание крайне полезно для будущего архиерея, такой опыт жизни есть будущая закваска, могущая принести гораздо больше пользы для монашества и для Церкви, чем существующая на данный день практика, считал архиепископ Никон.

Съездом были выработаны и утверждены несколько положений относительно ученого монашества.

Студентам, пожелавшим принять монашеский постриг, рекомендовано все каникулярное время проводить в стенах монастыря, где и нести все возлагаемые на них послушания от настоятеля или от старца.

По окончании учебы они должны прожить в монастыре не менее двух лет.

Постриг и рукоположение принимаются по усмотрению настоятеля.

Тех иеромонахов, которых по послушанию отсылают в дальние места для прохождения там какого-либо служения, все же считать в братии того монастыря, где принят постриг.

Постриженных уже на духовно-учебной службе приписывать к братству какого-либо монастыря.

Ученые иноки, уже постриженные, должны быть приписаны к любому монастырю по их выбору или по указанию архиерея.

Хотя по некоторым вопросам мнения участников разделились, но результатами съезда были абсолютно все довольны и высказали желание собираться чаще. Но увы! Этим надеждам не удалось сбыться.

Следующим важнейшим событием в жизни монастырей был созыв Поместного Собора Русской Православной Церкви 1917−1918 годов, где также разбирались некоторые вопросы, касающиеся монашеской жизни.

Священный Собор 1917−1918 годов

«Открывшийся в день Успения Богородицы (15 августа 1917 г.) в Успенском соборе Московского Кремля Поместный Собор Русской Православной Церкви был первым и основополагающим актом самоопределения и самоуправления Церкви, которая, как тогда казалось, избавилась от жесткого контроля со стороны государства. Вскоре Собору и Церкви пришлось вступить в борьбу не только за полученную автономию, но и за само существование"[17]. Собор рассматривал разные вопросы церковной жизни. Вопросы, касающиеся монашества, рассматривались на 136−141 заседаниях 3-й сессии, открывшейся 19 июня/2 июля 1918 года. В прениях Собора разбирались положения доклада «Об общем положении для монастырей и монашествующих». Рассматривались вопросы внешней деятельности монастырей и внутримонастырской жизни.

Прежде всего, Собор высказался против введения широкого выборного начала в монастырях. Решено было, что общим собранием братии выбирается только настоятель монастыря, а остальные должностные лица назначаются по его усмотрению. Духовный Собор монастыря должен иметь только совещательный голос, чтобы не вводить анархию и безначалие. В состав Духовного Собора должны входить: благочинный, ризничий, казначей и эконом монастыря. Братский духовник также должен выбираться братией монастыря, а утверждаться епархиальным архиереем. Настоятели не должны отделяться от братии, и им запрещено было иметь отдельную трапезу. Собор высказался за введение старчества в монастырях и за скорейшее введение во всех российских монастырях общежития. Приоритетным направлением деятельности монастырей должно быть уставное богослужение, совершаемое по Типикону, без всяких нововведений.

Провинившимся монахам должно делать от лица Духовного Собора увещание. Если оно не помогает, Духовный Собор налагает на таковых наказание, сообразное с их проступками. В случае упорного неисправления о таких иноках должно сообщаться епархиальному монашескому совету. Решения совета должны утверждаться епархиальным архиереем. Епархиальный монашеский совет — это монашеский суд в последней инстанции. Собор рекомендовал организовать такой совет во всех епархиях. В него входили по одному представителю от каждого монастыря епархии. «Монашествующие, совершенно неисправимые в своей жизни, подлежат извержению из иночества, причем необходимо предпринимать всевозможные меры к тому, чтоб эти лица, по извержении из иночества, а равно и послушники, оставившие обитель, не носили духовное одеяние"[18].

С принятием новых законов процедура выхода из монашества значительно упрощалась, так как государством в лице Временного правительства были отменены сословные преграды. Провозгласив политические и гражданские свободы, правительство ужесточило давление на Церковь."20 марта 1917 года вышел закон об отмене ограничений в правах, связанных с религиозной и национальной принадлежностью"[19].

Собор, озабоченный малограмотностью монашествующих, рекомендовал: а) еженедельно вести, при помощи сведущих лиц, религиозно-нравственные и богословские беседы для всех насельников, б) учредить в лаврах и больших монастырях особые общеобразовательные школы для продолжения образования иноков и послушников, в) устроить там же школы для монахов и иеродиаконов, готовящихся к рукоположению в священные степени. Об организации таких школ должен заботиться епархиальный монашеский совет[20]. Рекомендовалось монастырям обязательно иметь библиотеки духовной литературы, а заведывание библиотеками должны вести образованные монахи. Рекомендовалось в монастырях устраивать кружки проповедников, которые могли бы преподать живое слово народу в проповедях и собеседованиях. При монастырях должны устраиваться типографии.

Самым острым вопросом на Соборе, вызвавшем полемику среди присутствующих, был вопрос о благотворительности и социальной деятельности монастырей. Миряне по большей части предлагали нагрузить монастыри социальной и экономической деятельностью. Проектам не было конца, так что даже сами монашествующие умоляли Собор о пощаде. В частности, епископ Тихон Уральский с горечью говорил: «Каждый из нас старается возложить на монастырь ту или другую тяготу. Есть у нас и просветительные учреждения, и благотворительные, и воспитательные, но монастырей у нас нет. Нами воздвигается новое гонение на святые обители. Люди, незнакомые с этой жизнью, — миряне и белое духовенство — решают вопросы, касающиеся иноческой жизни, а вас, сонма монашествующих, здесь нет"[21]. Миряне пытались навязать монашествующим чисто светскую благотворительность, особенно старался граф Олсуфьев, но Собор не стал обязывать монастыри к широкой внешней деятельности и остановился на формулировке «о желательности различных формблаготворительности», принимая во внимание крайне трудное положение монастырей в сложившейся революционной обстановке.

Полемика на Соборе возникла и вокруг вопроса о пострижении монашествующих в стенах академий. Мнения разделились. Одни говорили, что пострижение во время учебы — дело неправильное, другие, напротив, настаивали на том, что Церкви нужны ученые монашеские кадры. Некоторые даже хотели выделить ученое монашество в отдельный разряд. Потому что, говорили они, из-за специфики деятельности ученых монахов им все равно почти невозможно хранить обеты. Собор в конце концов разрешил принимать монашество в духовных академиях и пастырских школах всем желающим по достижении 25 лет. Одним из условий такого пострижения поставили то, чтобы кандидаты в монахи приискивали себе духовников и жили бы в послушании к ним. «Пострижение в монашество совершается с благословения старца, по представлению ректора академии или начальника пастырской школы и с разрешения епархиального архиерея», — таково было резюме Собора[22].

Также на Соборе было высказано желание о создании в России иноческого церковно-просветительского братства для подготовки ученых монахов, но эту идею оставили на будущее, до лучших времен.

Поместный Собор явился событием крайней важности, особенно перед эпохой лютых испытаний, постигших Русскую Православную Церковь. Он упразднил синодальную систему и установил канонически правильное патриаршество. Для русского монашества решения Собора имели колоссальное оздоравливающее значение, ибо они заложили основу его будущего духовного возрождения.

(Продолжение следует.)

_____________________________

[1] Серафим (Кузнецов), иером. I Всероссийский съезд монашествующих 1909 года: Воспоминания участника. М., 1999. С. 49.

[2] Там же. С. 57.

[3] Там же. С. 62.

[4] Там же. С. 84.

[5] Там же. С. 70.

[6] Там же. С. 160.

[7] Зырянов П.Н. Русские монастыри и монашество в XIX и начале XX века. М., 1999. С. 161.

[8] Серафим (Кузнецов), иером. I Всероссийский съезд монашествующих 1909 года. С. 80.

[9] Там же. С. 81.

[10] Там же. С. 82.

[11] Там же. С. 199.

[12] Там же. С. 199.

[13] Там же. С. 217.

[14] Там же. С. 221.

[15] Там же. С. 273.

[16] Там же. С. 91.

[17] Священный Собор Русской Православной Церкви 1917−1918 годов: Обзор деяний. Первая сессия / Сост. А.Г. Кравецкий, А.А. Плетнева. М., 2002. С. 7.

[18] Деяния Священного Собора РПЦ 1917−1918 гг. Т.10. М., 2000. С. 45.

[19] Цыпин В., прот. История Русской Православной Церкви. М., 2006. С. 330.

[20] Деяния Священного Собора РПЦ. С. 52.

[21] Там же. С. 61.