У памятника Пушкину

<…>
И в бронзе выкованной славы
Трясёшь ты гордой головой.
С. А. Есенин. «Пушкину»

Ликовала Россия! Пушкинские торжества 6 июня 1880 г. в Москве получили необычайный размах, волею Императора Александра II праздник сделался всенародным; и никого из русских он не оставил равнодушным. По всей Империи в тот день служили панихиды по Пушкину; по Высочайшему повелению приостановлены были занятия в гимназиях, училищах, школах, ибо ученики в храмах молитвенно вспоминали Поэта. Петербург, Киев, Харьков, Одесса, Кишинёв, Казань, Оренбург, Пенза, Нарва, Рига, Тифлис, Варшава, Ейск, Псков, Святые Горы, Ливадия, Новороссийск, Тула, Орёл, Ярославль, Нальчик, Новочеркасск, Ставрополь, Николаев, Самара, Саратов, Царское Село, Петрозаводск, бесчисленные уездные города и веси нашего Отечества — всё словно всколыхнулось, везде возносилась молитва о рабе Божием Александре, все разом словно выдохнули это русское имя — Пушкин.

К тому моменту уж давно сбылись пророческие слова дивного гения:

Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой,

И назовёт меня всяк сущий в ней язык…

Ликовала Москва! Более 100 тысяч человек собралось в окрестностях Тверской, Страстного монастыря, на Тверском бульваре; обыватели взбирались на крыши, сидели на деревьях [1] — всем хотелось стать свидетелями «чудного мгновения», когда падёт покров с памятника, обнажив превосходное творение А. М. Опекушина. На самую площадь было допущено всего 5000 человек, подходы к ней были перекрыты. Но после торжественной церемонии и возложения бесчисленных венков, ограждения были сняты, и поток людской хлынул к памятнику Поэта; многие норовили унести кто цветочек, кто веточку или лепесток на память о Пушкине. Таким манером был разобран не один десяток венков, но всё же у подножия памятника цветы не оскудевали.

Мысль о сооружении памятника Пушкину уже в 50-е годы витала в воздухе, и, наконец, в 1860 г., декабря 14 дня министр внутренних дел С. С. Ланской подписал документ об открытии повсеместной подписки для сооружения памятника А. С. Пушкину, достойного народной славы. Честь же открытия подписки принадлежала лицеистам. Именно их предложение о сооружении памятника поэту через директора Лицея Н. И. Миллера было представлено принцу Петру Георгиевичу Ольденбургскому [2], который и изложил вопрос императору Александру II. Император начинание одобрил. Сооружение памятника предполагалось в Царском Селе. Подписка началась в январе 1861 г., министерство финансов приступило к регистрации пожертвований. Особенно дороги в подписных листах свидетельства в буквальном смысле слова «о бедной лепте вдовы» — простые люди жертвовали кто по полушке, семишнику, алтыну, кто по 5, 6, 10, редко, по 20 копеек. 20 марта 1871 г. всё же окончательно было решено соорудить памятник в Москве, на родине поэта, на то последовало Высочайшее изволение. В 1873, 1874 и 1875 гг. были проведены три конкурса на лучший проект памятника. Как известно, первое место в сем соревновании занял А. М. Опекушин [3]. Пушкинский монумент он считал своим самым задушевным творением.

Памятник Пушкину стал одной из священных вертикалей Москвы. Вместе с седым Кремлём и колокольней Ивана Великого, соборами Василия Блаженного и Казанским и храмом Христа Спасителя, Иверской и древними стенами Китай-города, памятниками императору Александру III, генералу Скобелеву, вместе со Страстным монастырём, колокола которого первыми возвестили о прогнании наполеоновских варваров из Москвы… он стал вечным символом вечного города.

Пушкинские торжества 1880 г. продолжились в Императорском Московском Университете и в Благородном Собрании. Там говорили речи-славословия Тургенев, Достоевский, Островский, Аксаков, Гончаров и Майков, Григорович, Ключевский, Полонский, Кони, Суворин и Сытин, Плещеев, Полонский ..

Но прежде, после панихиды в Страстной иконы Божией Матери соборе Страстного монастыря, Слово о Пушкине произнёс святитель Макарий (Булгаков), митрополит Московский, возблагодаривший Творца за рождение Русского Народного Поэта. «Ныне светлый праздник русской поэзии и русского слова. Россия чествует торжественно знаменитейшего из своих поэтов открытием ему памятника. А Церковь отечественная, освящая это торжество особым священнослужением и молитвами о вечном упокоении души чествуемого поэта, возглашает ему вечную память. <…> А тебе, Москва, град первопрестольный, естественно ликовать ныне более всех: ты была родиною нашего славного поэта; на одной из твоих возвышенностей воздвигнут в честь его достойный памятник, и под твоим гостеприимным кровом совершается ныне сынами России, стекшимися к тебе со всех сторон, настоящее торжество. Мы чествуем человека-избранника, которого Сам Творец отличил и возвысил посреди нас необыкновенными талантами. <…> Мы чествуем не только величайшего нашего поэта, но и поэта нашего народного, каким явился он если не во всех, то в лучших своих произведениях. Он отозвался своею чуткою душой на все предания русской старины и русской истории. Он глубоко проникся русским духом и всё, воспринятое им от русского народа, перетворив своим гениальным умом, воплотил и передал тому же народу в сладкозвучных песнях своей лиры, которыми и услаждал соотечественников, и незаметно укреплял в чувствах патриотизма и любви ко всему родному» [4]. (выделено мною. — Н. М.).

Тогда Пушкин соединил всех. Народ в те дни явил своё подлинное величие в единении своём: от Государя до последнего нищего — все славили Великое Отечество наше, ибо Пушкин есть воплощение России не только личностное, но и родовое, ибо кровь Рюрика текла в его жилах, кровь святых равноапостольных княгини Ольги и великого князя Владимира, Владимира Мономаха и Юрия Долгорукого, Всеволода Большое Гнездо, святого благоверного князя Александра Невского [5].. ибо Пушкин есть явление Божественное, подлинное создание Творца, подарившего ему свои сокровенные тайны. Те дни в Москве словно бы напомнили нам о поседевшем завете преподобного Сергия, срубившего на Маковце церковку во имя Живоначальной Троицы, — дабы воззрением на Оную преодолевалась ненавистная рознь мира сего — завете о всерусском православном единении!

В год столетия кончины Поэта в далёком Харбине владыка Нестор, архиепископ Камчатский и Сеульский писал: «Среди мучительных переживаний современности, когда наша Родина стонет под тяжким гнётом, а мы, её изгнанники, едим горчайший хлеб изгнания в нищете и унижении. радостно вдруг осознать, не разумом только, но сердцем почувствовать, что вопреки всем унижениям, всякому презрению. всё же принадлежим мы к великому, к величайшему в мире народу.

А это чувство, это неоспоримое сознание никто в нас не будит так ясно, так ярко, как именно Пушкин. <…>

И недаром с именем Пушкина в дальнейшей истории Русской мысли так связаны крупнейшие переломные моменты оживления и пробуждения национальных светлых чувств. Таким моментом было торжество открытия памятника Пушкину в Москве в 1880 году, когда огненным словом Достоевского, именем Пушкина Русское общество оказалось пробужденным от чар интернациональных и революционных бредней и вдруг почувствовало себя снова Русским, православным, облечённым высшим духовным призванием. Быть может, это духовное пробуждение отсрочило на сорок лет нашу тяжкую катастрофу и дало много здоровых ростков в Русской душе, не умерших и доселе" [6].

Такая же вспышка народного духа здесь, у памятника Пушкину, уже в плененной России, свершилась 31 декабря 1925 года, когда Русь провожала к последнему земному приюту Есенина.

В 1924-ом там, на Тверском, он сказал своё вдохновенное слово Пушкину:

Мечтая о могучем даре

Того, кто русской стал судьбой,

Стою я на Тверском бульваре,

Стою и говорю с собой.

Блондинистый, почти белесый,

В легендах ставший как туман,

О Александр! Ты был повеса,

Как я сегодня хулиган.

Но эти милые забавы

Не затемнили образ твой,

И в бронзе выкованной славы

Трясёшь ты гордой головой.

А я стою, как пред причастьем,

И говорю в ответ тебе:

Я умер бы сейчас от счастья,

Сподобленный такой судьбе.

Но, обречённый на гоненье,

Ещё я долго буду петь…

Чтоб и моё степное пенье

Сумело бронзой прозвенеть [7].

Но, увы, слишком быстро, менее чем через год умолкла лира поэта [8]. Огромная толпа москвичей собралась на Каланчевской площади у Николаевского (Ленинградского) вокзала 30 декабря. Гроб с телом растерзанного поэта ожидали тысячи людей; катафалк сопровождали до здания Дома печати. «Тело великого русского национального поэта Сергея Есенина покоится здесь», — гласила надпись на белом транспаранте, сделанная палачами поэта. День, вечер, ночь — до самого утра сюда шли люди проститься с Есениным. 31 декабря по Никитскому бульвару Скорбный ход направился на Страстную площадь, к Пушкину. Трижды вокруг памятника был обнесен гроб с телом Есенина. И это удивительное крестное обношение, так созвучное душе русской (вокруг храма, прощаясь, обносят), навсегда остановилось в памяти народной — такое свершилось единожды в нашей истории. Тьмы и тьмы шли за гробом Есенина. Так прощалась Россия 1 февраля (ст. ст.) 1837-го в Петербурге с Пушкиным.

Но ушедшее живёт в народе таинственно, каким-то чудом подавая самому простому сердцу поразительные откровения.

Одно из таковых передаёт, думаю, совсем не помышляя об этом, русский художник Константин Коровин, рассказывая о мастеровом Василии Белове и желая представить скорее интеллигентски смешливую картинку; однако отнесёмся к рассказу внимательно.

«После спектакля в Большом театре я наверху, в огромной мастерской писал декорацию к опере «Руслан и Людмила». Старший мастер Василий Белов составлял колера в больших тазах.

— Кто, — спрашиваю я, — сочинил «Руслана и Людмилу»? Знаешь, Василий?

Василий Белов так серьёзно посмотрел на меня и по-солдатски ответил:

— Этот самый Пушкин, что с Тверского бульвара. От Страшнoго монастыря.

— Это памятник ему — говорю я.

— Знаем, сочинитель. Его вот застрелили.

— Зря, — говорю я, — дуэль была.

— Эх, да, — сказал Василий, рукой взял себя за рот и так значительно серьёзно сказал: — Ну да, скажут вам. Господа-то не скажут правду-то. а мы-то знаем. Он такие песни зачал сочинять, прямо вот беда. <…> Ну, и вот его за это шабаш.

— А ты знаешь, что он написал? Ну, хоть одну песню.

— А как же, — ответил Василий. — Нас училка в деревне всех выучила:

Прибежали в избу дети,

Второпях зовут отца:

«Тятя, тятя, наши сети

Притащили мертвеца".

Эх, ловко это она научила. Под её теперь у нас, парни, девки, кадриль танцуют. — «И в распухнувшее тело раки чёрные впились..» Ловко каково! А вот отчего он без шапки стоит, знаете ли вы? — вдруг спросил меня Василий и, смотря на меня, прищурил хитро один глаз.

— Нет, не знаю, — удивился я. — Отчего?

— А вот потому и голову наклонил, и без шапки, значит, снял, и говорит, значит: «Прости, говорит, меня народ православный..»

— Что ты, Василий, кто тебе это сказал?

— Чего сказал. Там написано, на памятнике сбоку.

— Да что ты, Василий, где? Там это не написано.

— Нет, написано. Слух пройдёт по всему народу, вот что. А ты уж смекай, как знаешь.

Двадцать лет со мной работал Василий Белов. Я ценил его. Но ничего с ним не поделаешь: на всё у него был свой взгляд. Особенный уверенный" [9]. (курсив — Н. М.).

Да, воистину глас народа — глас Божий.

Вот и задумаешься — да, за песни — и Пушкин, и Лермонтов, и Есенин. «за это шабаш».

______________________

1 — В домах, соседних со Страстной площадью, предприимчивые хозяева сдавали места у окон за 25−50 руб. А те, кто отбыл на летние дачи, поспешали вернуться в город, чтобы стать свидетелями торжества.

2 — С 1 января 1844 г. Лицей был передан в ведение принца, переведён из Царского Села в Петербург и именован Александровским.

3 — Сын крепостного крестьянина — великий скульптор, действительный член Императорской Академии художеств, член Археологической комиссии, автор памятника Пушкину, возле которого плакал Тургенев, прощаясь с Россией, автор многочисленных памятников государю императору Александру II и знаменитого монумента Александру III у храма Христа Спасителя, гонимый большевиками, умер с голоду в нищете на родине, в Ярославской губернии. Похоронили его скромно, тихо на семейном участке кладбища села Рыбницы, возле Спасской церкви. В 1953 г. на могиле был установлен бюст работы ярославского скульптора А. И. Соловьёва, а в начале 70-х гг. появилась плита со скромной надписью: «Скульптор академик Александр Михайлович Опекушин. 1838−1923».

4 — Речь на открытие памятника Пушкину, сказанная после панихиды о нём Высокопреосвященным Макарием, митрополитом Московским и Коломенским, в главной церкви Страстного монастыря 6 июня 1880 г.//Дар. Русские священники о Пушкине. М., 1999. С. 57−58.

5 — См. А. А. Черкашин. Тысячелетнее древо Пушкина. М., 1998.

6 — Нестор (Анисимов), архиепископ. Пушкин и современность// «В краю чужом..». М.- Рыбинск. 1998. С. 41.

7 — Есенин С. А. Собр. соч. в 3 т. М., 1970. Т. 1. С. 185.

8 — С 1926 года произведения Есенина были запрещены в течение 29 лет. После его смерти началась борьба с «есенинщиной», со всеми, кто, по выражению Троцкого, был «несроден» новой власти. Известны факты, когда за хранение и чтение стихов Есенина выносились строгие партийные и комсомольские взыскания, учащиеся и студенты исключались из школ и институтов. Но, как точно подметил Ю. Л. Прокушев, творчество Есенина сохранил народ. 13 августа 1937 года был расстрелян арестованный по приказу Якова Агранова сын Есенина и Анны Изрядновой, Георгий, талантливый русский поэт, внешне очень похожий на отца. Он был обвинён в причастности к «фашистской группе» и расстрелян через 20 минут после зачтения сфабрикованного приговора.

9 — Коровин К. А. «Этот самый Пушкин.."//Легенда о счастье. М., 1987. С. 166−167.