Вера

31 июля 1949 года роддом в городе Соль-Илецке потрясла весть — Ираида Петровна Павленко родила девочку без обеих рук. Мать не захотела даже взглянуть на родное дитя. Врачам ничего не оставалось делать, как определить новорожденную в дом малютки, а затем и в детский дом инвалидов. Спустя много лет, Вера узнала, что мать в утробе травила её всеми мыслимыми и немыслимыми лекарствами.

СЧАСТЛИВОЕ, ВЕСЁЛОЕ МОЁ ДЕТСТВО

Так говорит Вера о годах, проведённых ею в детском доме инвалидов города Куса Челябинской области.

-Это был для меня не казённый, а родной дом. С такой любовью относились к детям взрослые. Жили весело, интересно. На выставках всегда красовались мои вышивки крестиком и гладью.

Девочка росла настоящим сорванцом. Стоило воспитательнице немного зазеваться, как Веру, словно ветром, сдувало с её глаз. Вроде только что была здесь и вот уже, зацепившись одной ногой за ствол, другой срывает спелую черёмуху и бросает её подружкам на землю. Потом, вечером, дети будут есть пироги с черёмухой.

Но не только развлечениями и шалостями запомнились Вере те детские годы. Трудом тоже. Огород пропалывали. За соседскими козами присматривали. Бывало, забредёт коза на прополотый огород, тут же её арестовывали и отправляли в сарай. А когда придёт за ней нерадивый хозяин, детдомовцы выговаривали ему за то, что его скотина потоптала грядки.

Самым трудным классом для Веры был первый. Два года она просидела в нём — ну никак не могла научиться писать. На третий год всё пошло как по маслу: она лихо наловчилась подбородком прижимать ручку к плечу, и на бумагу ложились ровные-ровные строчечки красивых букв.

На лето детей отправляли в лагерь. То были самые счастливые месяцы в её жизни.

-Природа такая, что дух захватывало, — вспоминает Вера. — Свобода. Вечером у костра под гитару пели песни. А ещё любили ходить на железнодорожную станцию. Нарвём цветов и бросаем их в пролетающие окна вагонов и долго-долго машем вслед ушедшему поезду.

Располагался лагерь на берегу горной речки Ай, что в переводе с башкирского означает «Светлая, как луна». Как-то друзья предложили Вере научить её плавать.

-При мысли, что меня бросят в эту бурную речку, шум которой слышен за километр, меня передёрнуло. «Нет, нет, нет», — запротестовала я. А потом подумала: «А почему бы мне не научиться самой? И я робко-робко одной ногой щупаю дно, другой изо всех сил хлопаю по воде. И так повторялось тысячи раз. Плавать я научилась довольно хорошо».

Шли годы. Вере уже двенадцать. Детство уходит, приходит ответственность. Однажды её любимая воспитательница попросила посидеть со своими совсем меленькими детьми Олей и Юрой. Вера согласилась, и так полюбили её малыши, а она их, что нянчила она их несколько лет. Научилась делать то, что иные и руками не умеют. Нужно было осторожно взять крох зубами за шкирку и высаживать на горшок. В положенное время ТЁПЛЕНЬКО ОДЕВАЛА их на полу и выводила гулять. Делая уроки, слышала, как в соседней комнате дети скреблись в её дверь, поджидая, когда их любимица освободится.

ИЗ ДЕТСКОГО ДОМА В ДОМ ПРЕСТАРЕЛЫХ

В шестнадцать лет Вера испытала первое потрясение в своей жизни. Дело в том, что в её Родном детском доме ребят держали до определённого возраста, пока они не кончат восьмилетку. После этого переводили кого куда. И вот новым её местожительством стал дом для престарелых в посёлке Полетаево.

-Скорее всего, — размышляет сегодня Вера, — директор детдома, к которому я очень привязалась, исходил из самых добрых намерений. Видимо, он думал, что старые одинокие люди будут как родные бабушки заботиться обо мне. Но тогда я этого понять не могла. Даже написала директору злое письмо с упрёком за то, что он так безжалостно со мной поступил. Ну и плакала же я тогда!

Но жизнь продолжалась. Вера разузнала, что в посёлке есть школа, и сразу же записалась в неё. Весть об этом разнеслась мгновенно.

Как только наступала переменка, — рассказывает Вера, — дверь в класс открывалась и сотни глаз смотрели, как я пишу. Ну что мне оставалось делать? Терпела, глаз не поднимала, знала, что мне надо и через это пройти. Я с детства себе говорила: забудь слово «хочу», его нет. Есть только одно слово «надо». И с помощью этого золотого слова всё переборола.

Постепенно ребята привыкали ко мне. Я стеснялась носить портфель в зубах, и одноклассники пытались помогать. Но меня смущало это, и я перестала пользоваться портфелем вообще. С соседкой по парте Надей Жаковой, моей закадычной подругой, по одному учебнику занимались. Её родители частенько забирали меня к себе. Так что в доме престарелых я показывалась всё реже и реже.

Потихоньку-полегоньку дожила и до выпускного вечера. Конечно, я была одета поскромнее своих одноклассниц. Платье ещё ничего, а вот на ногах — кожаные тапочки, в каких хоронят бабушек, единственное, что нашлось в доме престарелых, только что светло-коричневого цвета, не такие уж мертвецкие. Но эта мелочь мне настроение не отравила. Все наши ребята ни на секунду не забывали обо мне, так и смотрели, чтобы я незаугрюмилась.

МАМА УСТАЛА

Вера хотела обязательно получить образование. И вот в челябинском собесе ей дали адрес сельхозтехникума с интернатом — посёлок Лев Толстой Калужской области. На письмо ей ответили телеграммой — приезжайте.

-Когда меня увидели педагоги, — вспоминает Вера, — они, казалось, дара речи лишились: таких инвалидов у них ещё не было. Несмотря на то, что я очень хорошо сдала экзамены, руководство техникума не могло решить, принимать меня или нет. Я сидела во дворике и ожидала своей участи. Передо мной была заросшая клумба. Я быстренько, от нечего делать, прополола её ногами, а потом самовольно вымыла кабинет. Оказалось, что за мной наблюдали. Этот самовольный экзамен и решил всё. Так я стала студенткой второго курса.

А 5 декабря того же года в Вериной жизни произошло чрезвычайное событие. В детском доме в коридоре стоял радиоприёмник, и все слушали передачу о розыске родных, потерявшихся в войну. Вера решила разыскать мать. Она узнала у воспитательницы город, где родилась, и направила в паспортный стол запрос. Ответ пришёл: мать Ираида Петровна Павленко с 1952 года проживает в Волгограде.

-Вера, — в класс влетела её подруга, — тебя вызывает директор

. Сердце у девочки ёкнуло, она предчувствовала, что сейчас произойдет что-то очень важное. Директор, улыбаясь, протянул письмо: «Тебе, Вера, от мамы».

-До сих пор помню слова: «Я о тебе все эти годы думала. У тебя есть ещё два старших брата, живут они со мной в Волгограде». Сухое такое письмо. Не было там ни одного ласкового слова, а уж о «целую» и говорить нечего. Из конверта выпали фотографии. Забыв обо всём на свете, я долго вглядывалась в лица мамы, братьев, племянника, искала в них свои черты. Надо же, какие они все тёмные. А я светлая, меня и звали-то Сметанка.

«А это тебе посылочка от мамы» — вернул её к действительности голос директора.

В детдоме у неё не было вообще своих вещей, всё казённое. И вот впервые в жизни у меня появились собственные вещи. Белые туфли, комбинашки, чулки-капрон, которые она тут же зубами натянула на ноги. И бросилась в швейную мастерскую похвастаться-покрутиться. Села на табурет да и зацепила капрон, ведь навыка-то его носить у неё не было. Ну и поехал он. Расстроилась ужасно. Туфли тоже жали, но, превозмогая боль, всё-таки их носила.

С тех пор у Веры появилась мечта: откладывать стипендию — шесть рублей, чтобы в первые же каникулы поехать в Волгоград. Но мать её опередила.

Во время урока агрохимии в класс вбежал дежурный по техникуму: «Вера, к тебе приехали!

И сейчас она волнуется, вспоминая ту минуту.

-Ой, как я устала с дороги. — вот слова, которые услыхала дочь, впервые в жизни увидевшая свою мать. И не было ни поцелуя, ни объятий, ни улыбки. Девочка отвела её отдыхать в свою комнату в общежитии. Вечером ребята, радуясь за Веру, ввалились в комнату и пригласили маму на концерт. А она в ответ так тихонько говорит дочери:"Скажи им, чтобы они не надоедали мне".

На следующий день мама уехала, не оставив девочке ни-че-го. И тут она поняла: мать приезжала только для того, чтобы Вера не надумала отправиться в Волгоград, чтоб не опозорила её. Ведь никто не знал, что у неё есть дочь-инвалид. На этом моё общение с родными и кончилось. Да она об этом и не вспоминала, когда бы не крестилась. И тогда написала письмо в Волгоград, чтобы узнать, за кого молиться во здравие, за кого — за упокой. Оказалось, что о маме — за упокой.

ДОЧЕНЬКА

В совхозе, куда Вера после техникума устроилась учётчицей, она не отказывалась ни от какой работы. Все наряды заносила в свою память, а уж вечером записывала в блокнотик. Память у Веры уникальная.

-Бывало, бабули зерно к сортировке не подбросят, — вспоминает она, — а обедать часа на два уйдут, я их работу и доделаю. Зажму деревянную лопату между подбородком и плечом, да и поднакидываю-поднакидываю на неё зерно. Уж очень я огорчалась, когда зерно от сырости горело. Уставала, конечно, ужасно. Зато молока в совхозе напилась на всю жизнь.

Так в трудах и текла жизнь Веры, исподволь готовя ей крутой перелом.

…Известие, которое разнесла по палатам роддома нянечка, ошеломило всех: рожает женщина без обеих рук.

-Когда я поняла, что семью мне не создать, замуж не выйти, то совершенно сознательно решила родить ребёнка. Ну и тяжёлые были роды, — охает Вера. — И почему так? Ведь я на коньках-лыжах бегала даже беременная. Ноги у меня были сильные, шпагат вынуждена была делать сотни раз в день. Голову ногой мыла… Иринку тащили вакуумом, тогда я ещё на знала, как это опасно. Из роддома ребёнка отдавать мне не хотели, как же ты будешь ухаживать за ним, безрукая? Оставила дочку в роддоме на несколько дней, а сама бросилась искать женщину, которая согласилась бы мне помочь. И нашла. Забегая вперёд, скажу: моя помощница тут же вышла замуж и уехала в другой город. Но когда я пришла за ребёнком, она была рядом со мной, и мне отдали моё дитя.

А куда деваться с новорожденной? Директор общежития предупредил: после родов куда хочешь, туда и иди. Но и тут нашлись добрые люди, собес выхлопотал комнатушку на территории монастыря, без всяких, естественно, удобств. Все зубы себе попортила, ведь сколько вёдер воды пришлось перетаскать ими. А то поставлю вёдра на тачку и толкаю её грудью.

Но самое страшное было впереди — начался мастит. В городе сделали операцию, надо было бы полежать день-другой. Но я не могла себе этого позволить. Тут же вернулась к дочке. Пришлось перейти на искусственное питание. Газа у меня не было, приходилось разогревать еду на плите. У дочки был отличный аппетит — родилась-то она богатырём, почти пять килограммов. Не могла ждать, пока еда подогреется, и орала благим матом. Соседка стучала в стенку: «Сдай в детдом». Эти слова терзали молодую мать, как нож. Наловчилась я быстро, закутывала на ночь три бутылочки в одеяльце и, чуть дочка пискнет, сразу кормила её.

А как Вера справлялась с купанием дочки! Укладывала её в пелёнку, завязывала четыре конца, бралась зубами за узел и опускала кулёк в ванночку. Пелёнки стирала в корыте ногами, а потом сушила их на себе, ведь в комнате было сыро и ничего не сохло. Но вот всё освоено, появилась сноровка, вырвалась, наконец, в загс в Калугу — зарегистрировать свою Иринку. Когда ей выдали свидетельство о рождении, она не веря своим глазам прочла имя ИРАИДА. То было имя её матери.

СЫН ВЕРНУЛСЯ

-Сегодня у меня день стирки, — объявила Вера, — надо готовиться к приезду сына, он демобилизовался из армии. Ожидаю его со дня на день.

-Хорошо, что у вас хоть стиральная машина есть. — заметила я.

-А я ею не пользуюсь, уж очень много порошка она расходует. Да и бельё рвёт. А оно у меня и так еле дышит. Да я не хуже постираю в ванне ногами.

Стирального порошка в доме не оказалось, в халате на улицу не побежишь. И вот Вера влезает в кофту, движением шеи, спины расправляет её. Вдевает ноги в брюки, сгибается колесом, захватывает зубами пояс и подтягивает их… Теперь можно бежать в магазин…

Перед тем как бросить бельё в стирку, она просмотрела каждую вещь.

-Во какая дырища образовалась в пододеяльнике!

Она выдвинула из-под стола швейную машинку, ловко вставила рваный пододеяльник под лапку и, крутя ручку одной ногой, другой направляла шов. А по ходу напоминала себе, что ещё обед надо успеть приготовить. Скоро Иринка придёт. Уж и так наголодалась пока училась в Тимирязевке, а ведь всё равно Академию с красным дипломом окончила.

-Лихо пришлось нам тогда, — вспоминает Вера, — На дорогу денег кое-как наскребёшь, а уж с собой поесть дать, и речи быть не могло. Ирочка даже в голодный обморок падала.

Разговоры разговорами, а тем временем Вера успевает почистить пальцами ног картошку, ловко вынуть из коробка спичку, чиркнуть ею, зажечь газ, продолжала рассказ об Иринке:

-Была она у меня до того лёгкая, до того лёгкая, что просто и сказать нельзя. И ответственная. Уже в одиннадцать лет пошла работать почтальонкой. Правда сейчас нет, нет, да и упрекнёт, что детства не видела. И тогда я начинаю думать, что всё-таки мы очень балуем своих детей. А как же я? Работала настолько труднее, а всё же считаю, детство у меня было счастливое, весёлое.

А вот Серёжа-то сын, дался мне потруднее. Уж очень озорной был, непоседа. Сто раз надо сказать, прежде чем выполнит просьбу. Но, думаю, армия пойдёт ему на пользу. Какие же ласковые, добрые письма пишет онам! Да как часто! Мне даже стыдно, что я отвечаю реже.

…Но вот все дела переделаны. Мы уселись с Верой на диван рассматривать фотографии Иры и Серёжи. Целых пять альбомов у неё. И все фотографии сделаны ею. Сейчас она сама удивляется, как это у неё получалось. Вспоминает: зажмёт фотоаппарат между подбородком и плечом и нажмёт спуск.

…Жаль я сама не увидела, как вернулся Сергей. Узнала от Веры. Однажды раздался в дверь длинный-длинный звонок. И в комнату влетел высоченный моряк. «Серёженька!» — только и смогла выговорить Вера.

В Светлую Седмицу я повстречалась с Верой Петровной. Как говорится, зацепилась языком о мирском житье-бытье, а напоследок сказала: «Христос Воскрес, Вера». «Воистину Воскресе»! — радостно ответила она. И добавила: «Вот с этого и надо было начинать разговор». Я укорилась.

Чуть ли не вся комната Веры была заставлена ящиками с рассадой помидор, кабачков, цветов, — всё это она вырастила для монастыря по благословению своего духовника о. Никиты.

Вера Петровна говорит, что церковь ей не только помогает, но и спасает. Сколько раз, пока сын был в армии, а дочь работала по двенадцать часов в день, монахи Свято-Тихоновой пустыни приносили ей воду для полива огорода, доски для строительства сарайчика, который сожгли какие-то недоброжелатели. Первое пристанище в посёлке Лев Толстой Вера нашла в монастыре. Но вот он стал расстраиваться, число братии росло и ей на время пришлось переместиться в подвал. Но и оттуда её выгнала одна наглая женщина. И опять на помощь пришли монахи.

Был в её жизни такой случай. Поехала она в Москву к блаженной матушке Матроне. Приложилась к мощам, помолилась и пошла к выходу. Подходит к ней монахиня и протягивает Вере букет её любимых цветов — белых хризантем: «Это тебе от Матронушки, она тебе скоро поможет».

Вот озадачилась Вера Петровна, чтобы это значило.

Приехала она в свой посёлок и видит — у её дома стоит какой-то иностранец и протягивает ей деньги. Переводчица объясняет, что господин просит Веру Петровну принять от него евро на нужды семьи. Вера не знала, как и благодарить, вот ведь как кстати: квартира давно уже нуждалась в ремонте, да не на что было сделать его. Теперь Вера ежедневно молится о здравии того милостивого человека.

А тут исполнилось ещё большее чудо. Давняя мечта её была совершить паломничество в Иерусалим. В одной из газет был опубликован о ней очерк и там она высказала эту давнюю свою мечту. Деньги пошли к ней со всей страны. И вот она в Иерусалиме. Первым делом она, конечно же, пошла на Гроб Господень. Отстояла литургию, исповедалась, причастилась. Вместе с огромной очередью стала продвигаться к Гробу Господню. Греческий монах-служитель, как заведённый потарапливал людей: бистро-бистро-бистро. Увидев Веру Петровну, он потянул её за пустой рукав кофты, поставил в очереди первой и позволил ей постоять у Гроба столько, сколько ей было нужно. Народ терпеливо ждал.