Великое наступление русской армии в Галиции

«Брусиловский прорыв»

Основные положения оперативного плана русского командования были изложены в докладе генерала М. В. Алексеева Императору Николаю II 22 марта/4 апреля 1916 года. По подсчетам штаба верховного главнокомандующего, соотношение сил складывалось в пользу русской армии. Наибольшим этот перевес был на участке севернее Полесья, где русские имели двойное превосходство над противником. Исходя из этого перевеса генерал Алексеев делал вывод, что решительное наступление возможно именно на этом участке силами Северного и Западного фронтов. Войскам Юго-Западного фронта, по плану Алексеева, ставилась оборонительная задача. Они должны были только готовиться поддержать успешное наступление Северного и Западного фронтов и, в случае успеха этого наступления, нанести удар в район Ровно.

В феврале 1916 года генерал Алексеев предложил Царю начать эвакуацию заводов из Петрограда вглубь страны, чтобы очистить столицу от вредного элемента. Но в условиях 1916 года, когда страна испытывала огромные затруднения с транспортом, а железные дороги были забиты эшелонами для фронта, реализация этого предложения была невозможной. Николай II к тому же «счел, что кроме сложности выполнения — перевода и монтажа заводов — это может вызвать нежелательную и ненужную панику в стране».[2]

В этих условиях Николай II искал генералов решительных и способных, стремясь поставить их на руководящие должности. Среди таких генералов, безусловно, выделялся командующий 8-й армией генерал А.А. Брусилов. К весне 1916 года Брусилов уже успел проявить себя, как решительный и способный командир, чьи победы в Галиции 1914-го и 15-го годов произвели сильное впечатление на общественное мнение. Николай II решил поставить Брусилова главнокомандующим Юго-Западным фронтом. В письме к Императрице Александре Федоровне Николай II 10 марта 1916 года пишет: «Я намерен прикомандировать старика Иванова к своей особе, а на его место назначить Брусилова или Щербачева; вероятно первого».[3] Позднее Государь окончательно остановил свой выбор на генерале Брусилове: «Старого Иванова, — пишет он 14 марта 1916 года, — заменит Брусилов».[4] Таким образом, Брусилов был назначен командующим Юго-Западным фронтом.

Царь лично вызвал к себе Брусилова для обсуждения его новой деятельности.[5]

Брусилов полагал, что его фронт в состоянии успешно наступать. Эту свою уверенность Брусилов высказывал сразу же после назначения его на должность командующего Юго-Западным фронтом в марте 1916 года, однако, не нашел поддержки со стороны других командующих.

1 апреля 1916 года состоялось военное совещание, решившее судьбу «Брусиловского наступления». Совещание проходило под председательством Императора. Николай II предоставил слово командующим. Генерал Н.Н. Головин писал о том «пессимистическом настроении в верхах нашего Главного командования» на примере военного совещания 1 апреля 1916 года"[6]

Между тем, по словам полковника Б.Н. Сергеевского: «Вся обстановка тех дней требовала решительного удара, притом на сильнейшего из противников. Войну пора было кончать и затягивать ее для России было невозможно: тлевшее и усиленно разжигаемое пламя революции почти никогда не вырывалось наружу, но признаков ее близости было достаточно. Победа, безусловно, задержала бы и даже совсем притушила бы это пламя, но нужна была полная и блестящая победа, а не полупобеда: т. е. победа над Германской армией, а не над австрийцами. Так, безусловно, смотрели и наши союзники, но для нас это было еще более необходимо, чем для них. Поэтому, вероятно, план предложенный на Военном Совете генералом Алексеевым, и говорил об едином, решительном, и при том максимальном ударе на германцев (на Вильно): два „фронта“ (т.е. две группы армий: Западный фронт — из районов Молодечно и Северный фронт-из района Двинска) должны были концентрически нанести эти огромные стратегические удары, для чего назначалось почти? всех Российских сил. Оставшиеся вне этого сражения, далеко на юге, 4 армии Юго-Западного фронта, особенно сильно пострадавшие в кампанию 1915 года, не получили участия в намеченном генеральном сражении — их роль должна была наступить позже».[7]

На совещании 1 апреля 1916 года в Могилеве, генерал Алексеев доложил свой общий наступательный план. Он вновь подчеркнул, что главный удар наносят войска Северного и Западного фронтов, а Юго-Западный в наступлении не участвуют. В ответ командующие Северного и Западного фронтов высказали сомнение в успехе наступления своих войск, а Брусилов, наоборот, заявил, что его фронт наступать может, и настаивал, чтобы первым наступал только его фронт, а остальные фронты его поддерживали. Таким образом, центр главного удара перемещался с Северного и Западного фронтов на Юго-Западный. При этом Брусилов, говорил, что «никаких особых побед не обещаю, буду довольствоваться тем, что у меня есть, что если бы, паче чаяния, я даже и не имел никакого успеха, то, по меньшей мере, не только задержал бы войска противника, но и привлек бы часть его резервов на себя».

Брусилов был не согласен с планом Алексеева, а Алексеев не согласен с предложениями Брусилова. В конечном счете, председательствующий на совещании Император Николай II утвердил, как общий план Алексеева, так и частный план Брусилова, соединив их в едином стратегическом замысле по разгрому противника. Результатом совещания была царская директива, доведенная до командования Алексеевым: «Государь Император, утвердив 11-го апреля журнал совещания, состоявшегося 1 апреля под личным председательством Его Величества повелел: 1) Общая цель предстоящих действий наших армий — переход в наступление и атака германо-австрийских войск. 2) Главный удар будут наносить армии Западного фронта. Армии Северного и Юго-Западного оказывают содействие, нанося удары с надлежащей энергией и настойчивостью». [8]

Мнение Императора Николая II, как верховного главнокомандующего, было решающим. Генерал Н. И. Иванов, категорически не согласный с планом Брусилова, пошел к Царю с просьбой отменить план наступления: «К Государю подошел генерал-адъютант Иванов и со слезами стал умолять Его Величество отменить только что вынесенное постановление и не отдавать войск, которыми он командовал с начала войны, на убой генералу Брусилову» (Сергеевский); «Генерал Иванов после окончания совета пошел к Государю и со слезами на глазах умолял его не допустить Брусилова, так как войска переутомлены и все кончится катастрофой. Царь отказался менять планы» (Деникин).

· Наступление Юго-Западного фронта.

Как мы видели ранее, сам Брусилов в большие победы не верил, роль его фронта была второстепенной, отвлекающей. Он должен был, начав свое наступление раньше общего, убедить противника, что главное направление удара будет у русских на юге, и отвлекая его внимание и силы от действительного направления главного удара, обеспечить успешное проведение последнего. Брусилов отвел главную роль 8-й армии генерала А. М. Каледина.

Каледин сменил Брусилова в должности командующего 8-й армией вопреки воле последнего, который видел на этом посту своего ставленника генерала Клембовского. Вот что пишет по этому поводу Н.М. Мельников: «Враждебное отношение генерала Брусилова к генералу Каледину было сознательным и основано на определенном расчете. Каледин благодаря его таланту полководца покрыл себя вечной славой. Каледин становился для Брусилова опасным соперником и перед ним (Калединым) при нормальных условиях, если бы не разразилась революция, открывался широкий путь к самым высшим постам в русской армии. Честолюбивый и неразборчивый в средствах Брусилов увидел в Каледине соперника. Он настойчиво выдвигал на пост командующего 8-й армией своего начальника штаба генерала Клембовского, вместе с которым он позже перешел к большевикам. Когда генерал Брусилов в половине марта 1916 года получил телеграмму из Ставки с приказанием немедленно вступить в командование Юго-Западным фронтом, он ответил генералу Алексееву, что приказание выполнено, и что командовать 8-й армией он просит назначить генерала Клембовского. Генерал Алексеев ответил, что Государь Клембовского не знает и, что Государь был бы доволен если бы генерал Брусилов остановился именно на этом лице. Усиленная рекомендация генерала Алексеева и желание Государя видеть на посту командующего 8-й армией, на которую возлагалась основная роль по прорыву неприятельского фронта, именно генерала Каледина, объяснялась тем, что Каледин, командуя 12-й кавалерийской дивизией, в невероятно трудных условиях, проявил всю силу своего исключительного таланта полководца и имя его гремело и на фронте, и по всей России».[9]

Каледин должен был наступать на направлении Луцк-Ковель. Остальным командующим армиями Брусилов предоставил свободу принятия решения в направлении удара их войск. Получалось распыление сил, отсутствие «кулака». С одной стороны это было опасно, с другой, Брусилов был абсолютно прав, так как создание «кулака» сразу выдавало противнику предстоящее наступление. «В результате этой несогласованности, — пишет К. А. Залесский, — фронт по планам осуществлял прорыв в 4 разных местах».[10] Как пишет сам Брусилов: «этот способ действия имел, очевидно, свою обратную сторону, заключавшуюся в том, что на месте главного удара я не мог сосредоточить того количества войск и артиллерии, которое там было бы, если бы вместо многочисленных ударных групп у меня была бы только одна».[11]

Между тем, генерал Каледин, сомневался в конечном успехе именно из-за распыленности сил. «Каледин мне доложил, — пишет Брусилов, — что едва ли его главный удар приведет к желаемым результатам, тем более что на луцком направлении неприятель в особенности основательно укрепился. На это я ему ответил, что 8-ю армию я только что ему сдал, неприятельский фронт там знаю лучше него и что я выбрал для главного удара именно это направление (..) Если же генерал Каледин всё-таки не надеется на успех, то я, хотя и скрепя сердце, перенесу главный удар южнее, передав его Сахарову на львовском направлении. Каледин сконфузился — очевидно, отказываться от главной роли в этом наступлении он не желал».[12]

К слову сказать, генерал Каледин оказался впоследствии прав: его войскам не хватило сил на достижение стратегического успеха и развития своей победы. 21 мая генерал Алексеев предупреждал Брусилова о том же, предлагая ему отложить атаку на несколько дней, сказав, что это мнение Государя. На это Брусилов ответил начальнику штаба: «менять свой план атаки я наотрез отказываюсь, и в таком случае — прошу меня сменить».

При подготовке своего наступления генерал Брусилов предполагал большую самостоятельность отдельных командиров, отказывался от шаблонности и чрезмерного планирования. Главный удар должна была наносить 8-я армия генерала Каледина в направлении Ковель-Брест, 11-я армия генерала Сахарова должна прорвать фронт противника возле Тарнополя, генерал Щербачев должен был прорвать фронт возле Язловца, генерал Лечицкий должен был нанести поражение в Буковине. Подготовка к операции проводилась в строжайшей тайне и с особой тщательностью. Готовя прорыв фронта противника, генерал Брусилов во всех приказах требовал массового привлечения авиации. Русские летчики сумели сфотографировать все вражеские позиции, что позволило затем артиллерии в течение нескольких часов подавить огневые точки австрийцев и германцев. Широко готовилось и применение бомбардировочной авиации. Бомбардировщики «Илья Муромец» теперь объединялись в специальные звенья из 2−4 машин для поражения особо важных целей и шли в полет только в сопровождении истребителей. Истребители были теперь снабжены встроенным бортовым оружием[13]. В тылу 7-й армии Брусилов проводил тренировки по взятию вражеских окопов. Он первый, кто понял всю несуразность лобовых неподготовленных атак, стоивших русским большой крови.

Русским противостояли: 8-я армия германского генерала Отто фон Бёлова, армейская группа генерала Шольца, 10-я германская армия генерала Эйхгорна, армия генерала Гальвица, которые составляли «группу армий Гинденбурга». Возле Барановичей сосредоточились войска принца Леопольда Баварского и группа генерала Войерша. Против 8-й армии должны были действовать войска 4-й австро-венгерской армии эрцгерцога Иосифа-Фердинанда, в Галиции 1-я и 2-я австро-венгерские армии.

15 мая австро-венгры начали наступление в Тироле и нанесли итальянцам крупное поражение. Итальянский король обратился за помощью к Императору Всероссийскому. Русские, однако, не были склонны помогать Италии так же быстро, как французам. Генерал Алексеев отметил: «растерянность итальянского командования, еще не означает для русской армии необходимости переходить в наступление ранее намеченного срока». Однако, наступление все же было начато раньше на неделю.

На рассвете 22 мая/4 июня 1916 года мощная канонада возвестила о начале русского наступления на Юго-западном фронте, вошедшее в историю как знаменитый «Брусиловский прорыв». Вслед за блестящей артподготовкой, первыми в прорыв пошли армии Лечицкого и Сахарова, 23 мая их поддержала армия Каледина. Начавшееся наступление было полной неожиданностью для противника. Австро-германские солдаты с ужасом взирали на плотные шеренги солдат армии, которую их генералы успели похоронить.

Оборона противника была мощной: он трудился над ней в течение 9 месяцев. Оборона состояла из двух-трех позиций, удаленных одна от другой на 3−5 км. Позиции были сильно укреплены колючей проволокой, бетонированными бойницами, стальными щитами. Все окопы были обильно снабжены пулеметами, траншейными пушками, бомбометами, минометами и ручными бомбами. Враг был уверен в неприступности своей обороны. Один пленный австрийский офицер сказал при допросе: «Наши позиции неприступны, и прорвать их невозможно. А если бы вам это удалось, то нам не оставалось бы ничего другого, как написать на грандиозной доске: «Эти позиции взяты русскими, завещаем всем никогда и никому не воевать с ними""[14]. В первых же боях враг мог бы уже вывешивать такую доску. На ковельском и владимир-волынском направлениях противник потерпел сокрушительное поражение и отступал по всему фронту. В прорыве австро-венгерской обороны выявилась ее слабость. «Между прочим, — писал будущий советский маршал, а тогда командир роты 409 Новохоперского полка А. М. Василевский, — австрийские укрепления отличались от немецких той особенностью, что немцы вторую и третью линии обороны делали едва ли не сильнее первой, а австрийцы сосредотачивали главные усилия именно на первой. Прорвешь её — и покатился фронт вперед!"[15]

Вражеская оборона была прорвана и на луцком направлении. В боях на луцком направлении отличился прапорщик Егоров с десятью разведчиками. Они скрытно пробрались в тыл врага, сломили упорное сопротивление венгров и, захватив в плен 23 офицера, 804 солдата и 4 пулемета, отразили атаку неприятельского эскадрона. 25 мая армия эрцгерцога была полностью разгромлена. Части генерала Деникина ворвались в Луцк. Противник потерял 82.000 человек убитыми, 45.000 пленными, 66 орудий, 71 миномет, 150 пулеметов. Наши потери составили около 34.000 человек убитыми и раненными.[16] Нерешительность командующего 12-м кавалерийским корпусом барона К.-Г. Маннергейма, будущего президента Финляндии, дала возможность противнику на время оторваться от преследования, но, не смотря на это, отступление австро-венгров было повсеместным.

Во время луцких боев организацией инженерного обеспечения Брусиловского прорыва руководил подполковник Д.М. Карбышев, получивший за него орден Св. Анны 2-й степени. В боях на Буковине капитан Насонов с горстью конноартиллеристов атаковал и захватил батарею противника, взяв в плен 3 офицеров, 83 солдата, 4 орудия.[17]

У местечка Юркоуц Текинский полк под командованием полковника Зыкова рванулся в рукопашную с противником и захватил 822 пленных, за что командир был представлен к Георгиевскому кресту 3-й степени. Количество пленных, захваченных армиями Брусилова за неделю наступления перевалило за 115.000 человек![18]

Армии эрцгерцога и генерала Пфланцера были совершенно истреблены. Русские овладели Буковиной, частью Южной Галиции, достигли горных хребтов Карпат. Это был ошеломляющий успех. К 1 июня по всему фронту шли упорные бои. На помощь австрийцам поспешили немцы. Но и они не смогли остановить русское наступление. Под Берестечком 404-й Камышинский полк под ураганным огнем противника бросился в атаку. Его командир полковник Татаров, ветеран Шипки, сраженный пулей в сердце, успел крикнуть «Умираю, камышенцы — вперед!»

Камышенский полк опрокинул три полка противника, захватив в плен 3.239 солдат и офицеров. Всего под Берестечком русские войска захватили 12.000 пленных и 11 орудий.

4/17 июля русские войска форсировали Прут, а 5/18 вышли к Черновцам. А.М. Василевский вспоминал, как местное население с воодушевлением встречало русских как освободителей: «Местные жители, — писал он, — которые именовались тогда русинами, встречали нас с распростертыми объятиями и рассказывали о своей нелёгкой доле. Австрийские власти, смотревшие на них как на чужеземцев, яростно преследовали всех, кого они могли заподозрить в „русофильстве“. Значительная часть местной славянской интеллигенции была арестована и загнана в концентрационный лагерь „Терлергоф“, о котором ходили страшные легенды. Провинция, плодородная и обычно довольно богатая, была сильно опустошена. Война повсюду оставила свои зловещие следы».[19]

Ощущение русскими себя как освободителей, придавало им дополнительные силы в разгроме врага. Немцы назвали русское наступление «сверканием молнии». «Это был один из самых наисильнейших кризисов на Восточном фронте», — признавал впоследствии немецкий генерал Людендорф. Гинденбург и Конрад срочно направили немецкого генерала Линзенгена на помощь австрийцам. Он должен был нанести контрудар во фланг Юго-Западного фронта совместно с австрийским эрцгерцогом Карлом. Однако, несмотря на бешеную атаку противника, он был отброшен и разбит.

7-го сентября у деревни Свинюхи полки Русской Императорской Гвардии столкнулись с войсками неприятеля. 2-й батальон Преображенского полка под командованием полковника А.П. Кутепова проявил высочайшее мастерство боя. Один из участников этого сражения позднее вспоминал: «За все годы войны мне не пришлось видеть ничего подобного выдвижению 2-го батальона и его стремительной атаки, которая смела и погнала перед собой немецкие цепи. Как только его передовые цепи показались на горизонте, не менее 5-ти тяжелых и большое количество легких батарей неприятеля открыли по нему заградительный огонь. Цепи двигались, как бы по огнедышащей горе, ни разу не останавливаясь, ни разу ни нарушая порядка выдвижений под артиллерийским огнем. Из командного поста в бинокль было видно, как батальон „лавирует“, уходя все время из-под неприятельского огня — „совсем как на маневрах“, как отзывались свидетели его марша. Искусному и бесстрашному водительству А. П. (Кутепова-П.М.), шедшего по среди построения со своей связью, батальон обязан тому, что он прошел расстояние в одну версту между исходным положением и передовой линией, не понеся сколько ни будь значительных потерь».[20]

Под натиском 2-го батальона Преображенского полка противник был оттеснен, а его фронт прорван.

Ошеломительный успех наступления был неожиданностью в первую очередь для самого Брусилова и у него не было достаточно сил, чтобы его развить. К тому же, в ходе наступления в очередной раз проявилась главная отрицательная черта генерала Брусилова — непомерное честолюбие и неразборчивость в средствах. Отталкивающим свойством Брусилова было также его равнодушное отношение к чужим жизням, готовность жертвовать ими во имя собственных честолюбивых планов. В ответ на требование Ставки беречь солдатские жизни, Брусилов писал: «Наименее понятным считаю пункт, в котором выражено пожелание бережливого расходования человеческого материала в боях, при терпеливом ожидании дальнейшего увеличения наших технических средств для нанесения врагу окончательного удара. Устроить наступление без потерь можно только на маневрах. (..) Чтобы разгромить врага или отбиться от него, неминуемо потери будут, притом — значительные».[21]

Не имея достаточных резервов, увлекшись успехом, Брусилов поставил своей задачей непременное взятие Ковеля. Между тем, противник разгадал его стратегический замысел и перебросил туда большое количество войск. Три русские армии безуспешно штурмовали Ковель, неся огромные потери. Все попытки генерала Каледина остановить это безумие не имели успеха. Геройски отличилась под Ковелем Особая Гвардейская Армия генерала В. М. Безобразова. Эта армия была сформирована из корпусов Гвардии по личному приказу Императора. Безобразов форсировал р. Стоход и атаковал Ковель с юга. В ходе боев Безобразов взял в плен 20, 5 тысяч пленных (в том числе 2-х генералов) и 56 орудий. Однако полностью выполнить задачу Безобразов не сумел. Все последующие атаки на Ковель, приведшие к большим потерям, которые проводились по приказу Брусилова, закончились неудачей. Генерал Безобразов был отстранен от командования, и на его место Николай II назначил генерала В. И. Гурко.

В то же самое время генерал Эверт в указанный ему срок начал наступление на Западном фронте, но успеха не имел. Тогда же генерал Алексеев решил перебросить все основные силы на помощь Брусилову. Ставка перенесла на Юго-Западный фронт направление главного удара. Начались тяжелые и кровопролитные бои. Брусилов постоянно пытался развить наступление на Ковельском направлении, что каждый раз приводило к неудачам.

Попытки овладеть Ковелем продолжались Брусиловым до ноября месяца, но ничего кроме еще больших потерь они не принесли. Ставка указывала Брусилову на необходимость смены направления удара с Ковельского в Лесистые Карпаты, но Брусилов «не считаясь ни с потерями, ни со складывающийся обстановкой всякий раз принимал решение наступать на Ковель"[22].

Наконец, Николай II лично вмешался ход битвы и приказал прекратить ненужное кровопролитие.

А.А. Керсновский пишет: «После Ковельского сражения Государь и Алексеев воспротивились дальнейшей бойне на Ковельском направлении, требуя перенести тяжести Юго-Западного фронта на Буковину и Лесистые Карпаты. Однако, у Ставки не хватило твердости настоять на своем решении прекратить ковельскую операцию перед более волевыми подчиненными инстанциями. Брусилов и Гурко настояли на продолжении этого безумного самоистребления».[23]

Николай II так писал об этом Императрице в письме от 21 сентября 1916 года: «Я велел Алексееву приказать Брусилову остановить наши безнадежные атаки, чтоб потом снять гвардию и часть других войск с передовых позиций, дать им время отдохнуть и получить пополнения. Нам надо наступать около Галича и южнее у Дорна Ватры, чтоб помочь румынам и перейти Карпаты до начала зимы».[24]

27-го сентября Ставка приказала прекратить наступление. Брусиловское наступление завершилось. Русская армия провела самое крупное наступление первой мировой войны, навсегда вошедшее в анналы истории. Тактические результаты его были огромны: противник потерял свыше 1,5 млн. человек убитыми и раненными, 272.000 пленными, 312 артиллерийских орудий, 1.795 пулеметов, 448 минометов, от противника была очищена территория в 2000 кв. км.[25]

Потери русских также были велики: по подсчетам генерала Головина они равнялись 1 млн. 200 тысяч человек.[26] Но, не смотря на эту большую цифру, утверждения некоторых современных авторов, например, С. Г. Нелиповича о том, что «Брусилов не выполнил ни одной задачи», а наступление не имело никаких результатов, не выдерживают критики. Не смотря на огромные потери, русская армия продемонстрировала не только свою способность к наступлению, но и мощь русской военной промышленности. «Снарядный голод» был преодолен, артиллерийская подготовка была на высоком уровне. Для противника эти успехи русских были не только неожиданным, но и весьма неприятным сюрпризом. Собственно, это подтверждается и высказываниями немецких генералов. В русском же общественном сознании, успех наступления на Юго-западе, после целого года кровавых поражений, приобрел значение национального триумфа. Таких результатов не достигала ни одна наступательная операция союзников за весь ход войны. Сам генерал Брусилов вспоминал позднее: «Все это время я получал сотни поздравительных телеграмм от самых разнообразных кругов русских людей. Все всколыхнулось. Крестьяне, рабочие, аристократия, духовенство, интеллигенция, учащаяся молодежь — все бесконечной телеграфной лентой хотели мне сказать, что они русские люди и что сердца их бьются за одно с моей дорогой, окровавленной во имя Родины, но победоносной армией. И это было мне поддержкой и великим утешением. Это были лучшие дни моей жизни, ибо я жил одной общей радостью со всей Россией».[27]

[2] Алексеева-Борель В. Сорок лет в рядах Русской императорской армии. Генерал М.В. Алексеев. — СПб: Бельведер, 2000. с. 418.

[3] Николай II в секретной переписке, с. 395.

[4] Там же, с. 401.

[5] Там же, с. 403.

[6] Головин Н.Н., генерал. Военные усилия России в мировой войне. — Париж, 1939. с. 163.

[7] Алексеева-Борель В. Указ. соч., с. 427.

[8] ГАРФ, ф. 601, о.1, д. 654. л. 5

[9] Мельников Н. М. А. М. Каледин — герой Луцкого прорыва и Донской атаман. — Мадрид, 1968, с. 58−60.

[10] Залесский К. А. Первая мировая война. Правители и военачальники. — М.: Вече, 2000. с. 82.

[11] Брусилов А. А. Мои воспоминания. — М.: Военное издательство народного комиссариата обороны, 1943

с. 189.

[12] Брусилов А.А., Указ. соч., с. 190.

[13] Ж.: Родина, N 8−9 1993, с. 68−71.

[14] Мировые войны ХХ века. Первая мировая война. В двух томах. М., «Наука», 2002.

[15] Василевский А.М.. Дело всей жизни. — М.1988, т.1, с.26

[16] Керсновский А.А. Указ. Соч., т. 4, с.41

[17] Керсновский А.А. Указ. Соч., т.4, с. 41.

[18] Керсновский А.А. История Русской Армии. М.: Голос, 1992. т.4, с. 54.

[19] А.М. Василевский. Дело всей жизни., т.1, с. 26

[20] Генерал Кутепов. Сборник статей. — Париж. 1934с. 204.

[21] Головин Н.Н. Указ. Соч., т.1, с. 153.

[22] Залесский К. А. Первая Мировая война. Правители и военачальники. Биографический энциклопедический словарь. М. 2000. с. 82

[23] Керсновский А.А. Указ. соч., т.4, с. 93.

[24] Николай II в секретной переписке, с. 566.

[25] Керсновский А.А. Указ. Соч., с. 54.

[26] Головин Н.Н. Указ. Соч., т.1, с. 157.

[27] Яковлев Н. 1 августа 1914. М., 1993