 |
| Православие.Ru | Митрополит Тихон (Шевкунов) | 29.05.2009 |
К 10-летию Сретенской духовной школы
— Отец Тихон, вы по благословению Святейшего Патриарха несете послушание ректора Сретенской духовной семинарии и постоянно общаетесь со своими воспитанниками. А как вам вспоминаются ваши студенческие годы?
— Мои студенческие годы — это конец 1970-х — начало 1980-х годов. Прекрасное, замечательное время. Я был студентом сценарного факультета ВГИКа. Это был особый институт, в первую очередь, потому, что там была удивительно домашняя, семейная атмосфера, очень дружеская обстановка. Могу сказать, рассказы о богемности ВГИКа далеки от реальности. Мы жили обычной студенческой радостной, полной открытий жизнью, которая, впрочем, была очень напряженной: мы много и с охотой учились.
У нас были замечательные преподаватели. Многих из тех, кто учил нас тогда во ВГИКе, по идеологическим соображениям не брали в большие вузы, например в университет. Такие преподаватели считались неблагонадежными, например Мераб Константинович Мамардашвили, выдающийся философ, хотя сам себя он философом никогда не называл. Говорил, что философы — это Платон, Гегель, Кант, а он занимается философией. Наше институтское начальство на удивление как-то решало проблему с преподаванием у нас «неблагонадежных» профессоров. Может быть, этому способствовало то, что училось во ВГИКе совсем немного студентов. Наш, например, курс в 1982 году окончило всего восемь человек. Но зато к нам приезжало множество студентов из МГУ и других институтов, на лекции к тому же Мерабу Мамардашвили, так что аудитория была битком забита, ребята сидели на полу между партами, перед кафедрой. Это давало нам иногда удобную возможность, оставаясь незамеченными, прогуливать такие лекции, нежась где-нибудь на соседней ВДНХ, на лужайке. До сих пор жалею об этом. А расплачиваться за это мое запоздалое покаяние приходится нашим студентам: у нас в семинарии меры по отношению к прогульщикам просто драконовские.
Не могу не вспомнить Владимира Яковлевича Бахмутского, преподавателя зарубежной литературы. Он очень глубоко и серьезно прививал нам навыки литературного анализа. Историю русского искусства, живописи, иконописи нам читал такой замечательный человек и подвижник как Николай Николаевич Третьяков. Потом он частенько вместе со своим сыном приходил к нам в монастырь. Но в первую очередь нашими воспитателями и преподавателями были Евгений Александрович Григорьев и Вера Владимировна Тулякова — сценаристы, писатели. Евгений Александрович был, с моей точки зрения, выдающимся русским писателем, хотя его мало знают, но талант его был по-настоящему уникален. Когда-нибудь, думаю, его произведения прочтут и оценят.
Свободного времени, несмотря на напряженную учебу, как это ни удивительным сейчас кажется, все равно было достаточно. За исключением сессии, конечно. Мы очень много читали, ездили по стране. А еще любили гулять по Москве, по Замоскворечью. Все-таки Москва тридцать лет назад была во многом другая: более спокойная, доброжелательная, хранящая еще красоту старинных улиц. Эти прогулки, наши бесконечные юношеские разговоры и споры, столь важные тогда для становления личности, запомнились на всю жизнь как очень светлое ощущение. Мы любили свою страну, но относительно власти и системы не питали никаких иллюзий. Наше поколение, отторгая навязчивый, лживый идеологический официоз, училось находить духовную опору сначала в русской и мировой культуре, литературе, а уже они постепенно подвели нас к самому великому и главному — к вере, к упованию и надежде на Господа Бога.
— Чем, по-вашему, студенты вашего поколения отличались от современной молодежи?
— Я не думаю, что можно найти большую разницу. Молодые люди всегда, во все времена — ищущие, искренние, открывающие для себя мир. Но одно меня сейчас по-настоящему тревожит. Мы, будучи студентами, очень любили читать: это был для нас главный канал информации, притом что нынешнего книжного изобилия и в помине не было. Найти сборник произведений Андрея Платонова было огромной удачей. Конечно, сегодня молодежь получает информацию из интернета, с экранов телевизоров. Но нельзя не видеть, насколько обедняет молодое поколение отсутствие любви к книге. Мы в Сретенской духовной семинарии стараемся приучить студентов к чтению. Именно поэтому у нас читаются дополнительные курсы русской и западноевропейской литературы. И в основном все студенты понимают, насколько для них будет необходим опыт, собранный русской и мировой классической литературой. Хотя, конечно, главное в их учебе — это Священное Писание, святые отцы, история Церкви.
А самое главное воспоминание студенческих лет — то, что в эти годы мы обретали веру. Помню, бывало, комиссия во главе с проректором инспектировала жизнь студентов в общежитии. Обходили комнаты, и в одной стоял дым коромыслом: шла студенческая пирушка, гулянка, а мы, в соседней, стояли перед иконой и, не обращая никакого внимания на высокую комиссию, читали акафист. А администрация ВГИКа, привыкшая ко всему, равнодушно взирала и на то, и на другое.
— Когда произошла ваша встреча с отцом Иоанном (Крестьянкиным)?
— Я встретился с отцом Иоанном уже после окончания института. Это история отдельная, особенная. Я, может быть, расскажу ее в другой раз, ведь сейчас мы говорим о нашей семинарии.
— Какие священники оказали наибольшее влияние на ваше духовное становление в студенческие годы?
— Рядом со ВГИКом, на Горке, как мы называли это место, у станции метро «Щербаковская» (сейчас это станция «Алексеевская»), стоит Тихвинская церковь. В нее мы частенько ходили, иногда нас туда водил Николай Николаевич Третьяков — тайком от институтского начальства. Время было непростое, и за посещение храма и он, и мы могли серьезно поплатиться. В этой церкви служил замечательный священник, который и сегодня для меня является безупречным примером, — отец Владимир Чувикин (сейчас он настоятель храма Перервинского монастыря и ректор тамошней семинарии). Я помню, как поражали нас тогда его проповеди.
Важным для меня было знакомство с отцом Николаем Смирновым. В то время он служил в Новодевичьем монастыре, а ныне настоятельствует в храме Иоанна Воина. Я писал дипломную работу о патриархе Никоне: личность этого церковного иерарха и государственного деятеля произвела на меня тогда большое впечатление. Я даже ездил на Соловки, поскольку патриарх Никон был пострижеником соловецкого Анзерского скита. Так вот, отец Николай, который является блестящим специалистом по истории Русской Православной Церкви, уделил тогда мне, еще совсем мальчишке, очень много времени. Отвечал на мои наивные вопросы, рассказывал о патриархе Никоне, советовал, какой литературой пользоваться, — в общем, отнесся ко мне очень по-доброму и снисходительно.
Еще я много общался с отцом Александром Шаргуновым. Он был в те годы только рукоположен и служил в Скорбященском храме на Ордынке. Но нам приходилось беседовать не в церкви, где за ним следили, а в метро: там он ждал меня, уже в светской одежде. Мы выходили из метро и бродили по улицам. Отец Александр отвечал на любые мои многочисленные вопросы, что внушало уважение и доверие. Нужно понимать, что тогда встреча со священником была целым событием.
— Отец Тихон, как возникла идея создания Сретенской духовной школы?
— Пятнадцать лет назад началось возрождение иноческой жизни в Сретенской обители, которая некоторое время была подворьем Псково-Печерского монастыря. Постепенно собирались насельники, в основном молодые люди. Конечно же, им необходимо было дать образование. Вначале братия попробовали заниматься на заочном секторе в Московских духовных школах, но толку от этого вышло мало, поскольку все насельники были заняты на многочисленных послушаниях и времени на самостоятельную учебу не хватало. Все осознавали, что очное образование нельзя сравнить с заочным. Так постепенно родилась мысль, подсказанная отцом Владимиром Чувикиным, — создать монастырскую духовную школу. Мы оценили свои возможности, в том числе и финансовые, и я обратился за благословением к отцу Иоанну (Крестьянкину). Он очень обрадовался, что у нас есть такое желание и возможность, и благословил создавать учебное заведение в стенах Сретенского монастыря. Конечно, главное благословение в данном случае было за настоятелем нашей обители — почившим Святейшим Патриархом Алексием II. Он тоже очень тепло напутствовал нас на этот труд. И все прошедшие годы живо интересовался жизнью студентов, их обучением и воспитанием. Откликался Святейший и на семинарские проблемы, прискорбные неудачи, радовался нашим маленьким победам.
— Расскажите, пожалуйста, о том, как была сформирована преподавательская корпорация руководимой вами духовной школы.
— Это был живой, активный процесс, довольно длительный. Вначале в нем участвовали Александр Михайлович Камчатнов и Василий Георгиевич Моров. Мы вместе с ними стали привлекать преподавателей. Через год — в 2000-м — к нам пришел из Московской духовной академии нынешний владыка Амвросий (Ермаков), тогда иеромонах. Его деятельность стала для нас большим подспорьем, потому что из насельников Сретенского монастыря никто «очно» в духовной школе не учился. У многих было светское высшее образование, а вот специфику внутреннего устройства семинарии мы знали недостаточно. Отец Амвросий много потрудился, привнес в наше совсем юное тогда учебное заведение все самое лучшее, что накопил за годы жизни в духовных школах.
Наша семинария вначале называлась Сретенским высшим православным училищем, и мне это название очень нравилось. И слово «училище», и «православное», и «высшее» — все мне казалось правильным и уместным для церковного воспитания молодежи. Но отец Амвросий был категорически против такого наименования. Училище, оказывается, в табели о рангах духовного образования стоит ниже, чем семинария. Я уступил, и так мы стали Сретенской духовной семинарией. Говорят, что она сейчас одна из лучших высших православных школ в России. Если это и так, то в первую очередь заслуга в этом нашего педагогического состава. Нам повезло, что мы находимся в центре Москвы и можем приглашать к себе преподавателей и из Московской духовной академии, и из МГУ, и из Свято-Тихоновского университета, из многих других учебных заведений. Наши преподаватели вызывают у меня настоящее восхищение. Это талантливые самоотверженные труженики, любящие науку, которой они посвятили жизнь. И самое главное, они любят и очень трогательно заботятся о наших воспитанниках. Я не помню ни одного случая за последние девять лет, чтобы мы вступили в конфликт, чтобы было какое-то недопонимание. По всем вопросам, которые неизбежно возникают в духовной школе, мы всегда находим верное и единодушное решение. И надеюсь, по милости Божией, такое прекрасное единство сохранится и в дальнейшем.
— Как строится учебный процесс в Сретенской духовной семинарии? Какие дисциплины являются приоритетными при подготовке будущих священников? Не задумываетесь ли вы о введении новых курсов в программу духовной школы?
— У нас есть обязательные предметы, которые предусмотрены единой семинарской программой. Но, помимо этого, студенты у нас изучают ряд дополнительных дисциплин, прежде всего гуманитарных. Здесь, в первую очередь, важна не только сама дисциплина, но и преподаватель. В любой сфере знаний можно талантливо, глубоко и ярко раскрыть предмет. Мы стараемся сделать все, чтобы в Сретенской духовной школе не было ситуаций, когда дисциплина читается скучно и непознавательно.
Что касается приоритетных предметов, то это, конечно, богословские и пастырские дисциплины. Когда-то в духовном обучении придавалось большое значение знанию наизусть святого Евангелия, Псалтири. Думаю, это было бы замечательной практикой и сегодня. Наши семинаристы-сретенцы регулярно читают неусыпаемую Псалтирь, и некоторые действительно почти наизусть знают Псалтирь к пятому курсу. Кроме того, мы ввели для наших воспитанников небольшое молитвенное правило, куда включено чтение Нового Завета, Псалтири, Иисусова молитва. Мне представляется это совершенно необходимым. Так же, как и преподавание предмета, который, как ни парадоксально, не включен в обязательную программу семинарий, — православной аскетики. Помню, когда я был послушником в Псково-Печерском монастыре, а было это в начале 1980-х годов, приехало несколько семинаристов из Ленинградской семинарии. Они казались для нас чем-то недосягаемым: семинаристы, богословы! Но каково же было наше изумление, когда в разговоре выяснилось, что они, учащиеся духовных школ, студенты четвертого курса, не читали ни «Лествицу», ни авву Дорофея. Это было для нас просто сокрушительным потрясением: мы даже представить себе не могли, что такое может быть. А чем же они вообще там занимались? В Сретенской семинарии изучаются труды святых отцов-аскетов, их богатейшее наследие. Мы ставим себе задачей, чтобы святоотеческие творения вошли в жизнь будущих пастырей как нечто совершенно органичное, живое и необычайно важное.
— Батюшка, вы несколько лет преподавали семинаристам пастырское богословие. В чем вы видите задачи данного курса?
— Приучение будущего священника к молитве, непрестанному предстоянию пред Богом и твердой надежде на Промысл Божий — главные задачи духовного воспитания в семинарии. Молитва, жизнь, во всем основанная на вере в Господа нашего Иисуса Христа, — вот главные инструменты, невидимые, не до конца порой осознаваемые, но самые сильные и действенные в духовном труде священника.
— Какие изменения, произошедшие в семинарии за эти годы, вы считаете наиболее важными?
— Естественно, за десять лет, с того дня, как мы начинали все с нуля, изменений произошло немало. У нас уже шестой выпуск в этом году. Конечно, в первое время было множество всяких «детских» болезней, да и сейчас мы, наверное, «хвораем» время от времени. Но нам удалось, как мне представляется, войти в некое стабильное русло. Особенно хочется сказать про тех наших выпускников, которые руководят повседневной жизнью и сложным учебным процессом в нашей школе. Это проректор и благочинный монастыря иеромонах Иоанн, его помощники монах Николай, диакон Антоний, дежурные помощники Игорь Максимов, Дмитрий Дементьев. Без них, без их огромного труда, сердечной заботы о студентах и о деле, им порученном, без их молитв наша семинария попросту бы не существовала.
У нас особое учебное заведение, так как студенты пока живут бок о бок с братией монастыря: 40 монахов и 150 студентов располагаются на сравнительно небольшой территории. Вся братия — и казначей, и эконом, и келарь, и ризничий, и труженики издательства — да все без исключения заботятся о наших воспитанниках и о самой семинарии. Сретенская обитель — это наш дом, здесь у нас и библиотека, и трапеза, и учебные аудитории. Мы надеемся, что через какое-то время наши возможности расширятся, и мы получим новые просторные помещения и для аудиторий, и для жизни семинаристов. Тогда и братии будет немного полегче. Ведь когда над кельей монаха, этажом выше, пробегает веселая толпа наших юных воспитанников, непросто сосредоточиться на молитве. Хотя все, конечно, понимают, что надо потерпеть, что это временно, и никто, или почти никто, не жалуется. Я считаю очень важным, что наши студенты живут в монастыре, имеют возможность общаться с братией, посещать монастырские службы, полунощницы, братские молебны. Послушания мы тоже выполняем вместе, хотя, разумеется, братия занимается, скажем так, более квалифицированными делами: написанием и изданием книг, воспитанием тех же студентов, пастырским послушанием, хозяйством и т. д. А главное послушание для студентов — это учеба. Однако и обязательные трудовые послушания у них тоже есть. Но они занимают, наверное, в день не больше часа. Что же касается главного, то в первую очередь мы требуем от наших воспитанников ответственной и заинтересованной учебы. Когда мы видим их старание, то всячески поощряем таких студентов; когда замечаем лень и равнодушие, то вынуждены предпринимать стимулирующие меры. Сейчас мы ввели любопытную практику, которая дала отличные результаты. Наши воспитанники нередко опаздывали на занятия. Мы, конечно, увещевали их, ставили на дополнительные послушания, но все было неэффективно, и я, посоветовавшись с преподавателями, ввел следующую систему взысканий: если кто-то опоздает на занятие, даже на минуту, преподаватель поручает ему написать реферат — страниц этак на пять. Без представления такого реферата семинарист не будет допущен к экзаменационной сессии. Такой же реферат требуется написать, если студент пропустил занятие, в том числе и по болезни. Это справедливо: пропустил тему — восполни ее самостоятельным изучением и представь соответствующую письменную работу. И знаете, произошло чудо: многие исцелились, заболеваемость резко снизилась, а опоздания совершенно прекратились.
— Отец Тихон, какими критериями вы руководствуетесь при приеме вступительных экзаменов? Как определить среди большого числа абитуриентов будущего семинариста, а затем и священнослужителя?
— В первую очередь, это благочестие и искреннее стремление быть священником, служить Церкви Христовой. Если даже на старших курсах мы видим отсутствие желания служить Богу, то с таким студентом мы расстаемся. Раньше в духовную школу поступали, отслужив в армии. Сейчас многие наши абитуриенты — в основном семнадцатилетние выпускники школ, которые, конечно же, не смогли еще до конца определиться, и мы учитываем это обстоятельство. Если мы видим, что юноша по-настоящему благочестивый, хочет учиться, мечтает служить Церкви, мы зачисляем его в семинарию. Даже не очень сильных учащихся мы всячески поддерживаем, тем более что есть множество способов не заставить, а заинтересовать студентов тем или иным учебным предметом. Но если мы видим кощунство или грубость, если человек не добрый, обижает кого-то, не любит своих сокурсников, не хочет смириться перед ними, если для него исполнение евангельских заповедей не является самым главным в жизни, с таким студентом мы расстаемся.
— Из чего складывается духовная жизнь в семинарии?
— Духовная жизнь наших студентов строится совершенно определенным образом. Каждую неделю все должны обязательно приступить к исповеди. Первые лет семь исповедовал их я, а сегодня студентов исповедуют специально поставленные иеромонахи-духовники. Убежден: навык постоянного наблюдения за собой, через призму евангельских заповедей, необходим для будущих священников. Примерно раз в две недели студенты причащаются. И мы за этим внимательно следим. Если наш воспитанник уклоняется от причастия, то это тревожный признак духовных проблем. Семинаристы, как я уже отмечал, имеют небольшое молитвенное правило. Все без исключения проходят практику чтения неусыпаемой Псалтири, когда на молитву встают даже ночью. На трапезе читаются святые отцы, жития святых, книги о подвижниках благочестия. Немаловажной составляющей воспитания в семинарии мы считаем овладение общей культурой поведения. Она, к несчастью, утрачивается, многие ее нормы нивелируются, размываются. Приходится объяснять элементарные вещи, которые для нашего поколения были почти автоматичны, например то, что при встрече надо здороваться, и, к сожалению, многое, многое другое.
— По вашему мнению, какие этапы проходит молодой человек, обучаясь в семинарии?
— Мы вывели шуточную градацию, основанную на «партийном принципе». Итак, на первом курсе наши студенты наивные, тихие, еще ничего не понимающие, «беспартийные» — с ними легче всего. На втором курсе в них вселяется какой-то особый дух самоуверенности и противоречия; это уже совсем освоившиеся молодые люди, которые совершенно не замечают своей наивности и малоопытности, но всеми силами стремятся к внешней свободе, — этакие либералы из партий «Яблоко», СПС. На третьем курсе большинство «перекидывается» в ЛДПР: могут и похулиганить, и поэпатировать. На четвертом курсе — это КПРФ: начинают понимать смысл порядка, системы, но предпочитают ворчать в оппозиции. А на пятом курсе — это такая «Единая Россия»: послушные, ко всему привычные, исполнительные, все понимающие и т. д. Конечно, это шутка. А если говорить серьезно, ребята, конечно, становятся мудрее. Студенты со временем начинают понимать нас как руководителей. Начинают понимать то, чего раньше они просто не могли осмыслить. Они становятся нашими настоящими помощниками. И поэтому-то всегда, с одной стороны, печально расставаться с выпускным курсом, но, с другой, понимаешь: это уже состоявшиеся люди, которые начинают свою новую жизнь, ради которой мы, собственно говоря, их и воспитывали.
— В связи с этим такой вопрос: что должна воспитывать семинария в своих учащихся?
— В семинарию приходят люди с настоящей Христовой верой, пусть детской, юношеской, но настоящей, со стремлением стать священниками, получить знания, спастись. Казалось бы, что нам еще надо делать, как не приумножать эти прекрасные качества? Конечно же, это так. Но кроме этого, важнейшую задачу духовного воспитания я вижу в формировании чувства внутренней свободы о Господе, то есть полной и свободной преданности воле Божией, и всежизненном познании этой Божественной воли. Как определил для себя святитель Филарет Московский: «Свобода есть способность и невозбранность разумно избирать и делать лучшее». И еще: чрезвычайно важно воспитать в семинаристах благодарность. Причем, конечно, не к нам, хотя, разумеется, приятно, когда наши выпускники приезжают в обитель на праздники, служат вместе с братией, поздравляют с памятными датами. Благодарность — это необычайно важное и высокое духовное состояние человека, благодарность Богу, благодарность в жизни вообще. Только грубые души не способны к благодарности. И мы стараемся привить нашим воспитанникам понимание этой деликатной материи, привить благодарность к Господу, к Церкви, к жизни, к людям, которых Господь посылает им на жизненном пути. Это чувство возвышает человека, облагораживает его, защищает от пошлости отупляющего себялюбия, от грехов осуждения и самопревозношения.
— Каково будущее семинарии, ее перспективы?
— Что касается чисто внешних целей, то, еще раз повторю, мы надеемся на расширение нашей территории. Разумеется, мы будем развивать и совершенствовать воспитательную и учебную работу. Так, например, в этом году вводится новая миссионерская практика для всех наших студентов. О ее результатах, я думаю, мы отдельно расскажем на страницах нашего сайта «Православие.Ru».
— Что можно пожелать учащим и учащимся в связи с юбилеем Сретенской духовной семинарии?
— Наша школа вступает в новое десятилетие своей истории с тем, чтобы мы все вместе — и воспитанники, и преподаватели — с радостью и благодарностью служили Богу и несли послушание, на которое призвал каждого из нас Господь.
