 |
| Радонеж | Сергей Худиев | 18.05.2009 |
Как сообщает BBC, Людвиг Минелли (Ludwig Minelli), основатель швейцарской организации Dignitas, которая занимается эвтаназией (умерщвлением неизлечимо больных людей с их согласия), заявил в своем интервью, что хочет добиться законного статуса эвтаназии для здоровых людей.
По мнению Людвига Минелли, «самоубийство — чудесная возможность избежать ситуации, которую Вы не можете изменить» Он также произносит знаковую фразу — «Как адвокат прав человека, я противник патернализма. Мы не можем решать за других людей».
Вправе ли мы решать за других? Это просто невозможно. Даже Бог не решает за человека — именно поэтому возможен грех, зло, и, при некотором упорстве, вечная гибель.
Тем не менее, большинство людей, вполне согласных с тем, что надо уважать чужую свободу, сочтут мерзавцем того, кто не станет вытаскивать самоубийцу из петли, а того, кто именно для этой цели прорекламирует и продаст ему прекрасную, комфортабельную веревку и душистое мыло, мерзавцем еще большим. Сейчас мы сталкиваемся с набирающей силой идеологией, для которой такой человек не мерзавец, а, напротив, герой и борец за права человека.
Одним из аргументов, часто возникающих в спорах между смелыми реформаторами общественных нравов и консерваторами, является аргумент «скользкого склона», «коготок увяз — всей птичке пропасть». До чего Вы дойдете, следуя в избранном направлении? Не приведет ли общественное принятие абортов к легализации убийства уже родившихся младенцев? Не приведет ли дозволение эвтаназии в неких крайних случаях, когда человек уже умирает, и речь идет только о сокращении его страданий, к тому, что станет вполне законным склонять к самоубийству — и, получив согласие, убивать — кого угодно вообще? Не приведет ли борьба за права сексуальных меньшинств к серьезному стеснению прав остальных?
В общественной дискуссии аргумент «скользкого склона» проходит, обычно, несколько этапов. Сначала оппоненты говорят, что разговоры об отдаленных последствиях принимаемых сегодня решений — на самом деле пустые страшилки, фиги и карикатуры, которыми ворчливые консерваторы пытаются притормозить движение общества по пути свободы и прогресса. Через некоторое время разговор постепенно перетекает в практическую фазу — является некий смелый активист (который, конечно, объявляет себя борцом за права человека), который задается вопросом — а почему бы и нет?
Рассмотрим в качестве примера вопрос о детоубийстве. Мы уже видим первых ласточек в лице, например, уважаемого австралийского философа Питера Сингера, профессора биоэтики Принстонского университета, профессора Центра Прикладной Философии и Общественной Этики при Университете Мельбурна. По мнению этого известного специалиста по этике, в убийстве младенцев нет ничего неправильно, поскольку они «лишены таких определяющих черт личности, как рациональность, автономность и самосознание». Другой авторитетный специалист по этике, член комиссии по генетике человека, профессор биоэтики Манчестерского университета Джон Харрис говорит: «Мы можем прервать беременность в силу серьезных аномалий плода вплоть до последних сроков, но не можем убить новорожденного. Что же такого, по мнению людей, должно происходить в родовых путях, что убивать плод на входе в них нормально, а на выходе — нет?»
Дискуссия развивается дальше, и общественное мнение постепенно приучается к приемлемости того, что еще недавно воспринималось как предельное, немыслимое зло — Сингер и Харрис не какие-то выродки, анонимно пишущие в интернете, это уважаемые люди, представители интеллектуальной элиты, никто не изгоняет их из приличного общества, никто не моет рук с мылом после их рукопожатий, им предоставляется аудитория для проповеди их воззрений.
При дальнейшем развитии событий мрачные предсказания консерваторов уже не рассматриваются как нереальные — им никто не говорит «ну, до этого не дойдет». Говорят «да, дойдет до этого, ну и что? Что в этом такого ужасного?» Ужас, содрогание, омерзение, которое здоровое нравственное чувство испытает при столкновении с очевидным, явным прорывом ада на поверхность земли, объявляется чем-то напротив, нездоровым, проявлением болезненных комплексов, отсталости, зашоренности, даже чем-то морально предосудительным — проявлением агрессивного, нетерпимого, враждебного к прогрессу и свободе характера.
На этом, однако, процесс не останавливается; то, что его начале воспринималось как гнусная ересь, робко и тихо выпрашивающая себе местечка под солнцем, обращается в новую ортодоксию, возражать которой — значит навлекать на себя гонения. Мы пока не дошли до этой стадии в отношении детоубийства и продавцов самоубийств вроде того же Минелли — но в другом вопросе, в отношении сексуальных перверзий, мы уже видим, как предприниматели сталкиваются с угрозой лишения лицензии, люди отстраняются от работы, а в некоторых случаях сталкиваются с уголовным преследованием за «гомофобию», под которой понимается, например, высказанное в частной беседе неодобрение однополых «браков» или нежелание агентства по усыновлению отдавать детей гомосексуалистам. Можно смеяться над тем, как британские власти пытались запретить заниматься сексом в общественных туалетах, но им пришлось отказаться от этой идеи под градом обвинений в «грубой гомофобии» — но чем дальше, тем меньше поводов для смеха будет давать развитие событий. Поэтому давайте признаем сразу — в некоторых отношениях нам совершенно незачем идти «европейским путем». Легализация эвтаназии, как и гей-парады — только один из шагов в начале пути. Хотим ли мы идти по нему до конца?
