 |
| Завтра | Владимир Бушин | 11.05.2009 |
СТОЯЛО ЛЕТО 44-ГО. Это были дни освобождения Белоруссии по гениальному плану Рокоссовского «Багратион». Когда этот план обсуждали в Ставке, все были изумлены. Одновременно два главных удара? Так не бывает. Не может быть! Но Рокоссовский сказал: «А в данном положении это лучший путь!» Сталин попросил его выйти в соседнюю комнату и спокойно наедине подумать. А когда позвали, он повторил: «Два одновременных главных удара!» Сталин ещё раз попросил генерала выйти и подумать. Тот вышел, подумал, вернулся и доложил: «Два главных». Сталин в третий раз попросил его подумать наедине. Генерал вышел, подумал, вернулся: «Два!» Только после этого весьма необычный план утвердили. Сталин знал то, что много лет позже чётко выразил мой покойный друг Евгений Винокуров:
Упорствующий до предела
Почти всегда бывает прав.
Операция «Багратион» была одной из самых блистательных за всю войну. И, к слову сказать, именно в ходе её Рокоссовскому было присвоено звание Маршала Советского Союза.
Я листаю свой дневник тех дней. Операция началась 23 июня, а вот давно забытые, но, по-моему, кое-чем интересные записи за несколько дней до этого, когда мы ещё стояли в обороне.
28 мая 1944 г.
…Между прочим, был армейский гинеколог, майор медицинской службы — энергичный, симпатичный лысый еврей. Остался очень доволен нашими девчатами. (В части было довольно много телефонисток и радисток из Москвы, из Ивановской и Рязанской областей. Они чуть ли не каждый месяц проходили медицинское освидетельствование. — В.Б., 2009). Майор просто восхищён ими: все здоровые, сильные, да ещё — ни одной беременной! Мало того, 80 процентов — девицы!!! А ведь на парткомиссии, на которой комроты капитан Ванеев был перед этим, его изображали чуть ли не сутенёром.
2009.
У Симонова были во время войны стихи:
На час запомнив имена —
Здесь память долгой не бывает —
Мужчины говорят: «Война!»
И наспех женщин обнимают.
Ну да, бывало и так. Но вот вам цифра — 80% после трех лет войны, а им по 20−25 лет.
6 июня 1944 г. Новая Слобода, 3 км от Пропойска.
Великий день! Началось вторжение союзников. Как мы ждали этого летом 42-го. Пришлось ждать ещё два долгих упорных года. Мы не устояли до этого года — мы до него дошли… 4 тысячи судов, 11 тысяч самолётов… Идёт возмездие за комедию Компьена, за детей Ковентри, за Ленинград и Смоленщину… Да, можно твердо надеяться, что война кончится в этом году… Россия вздохнёт легче…
КСТАТИ, У ТОГО же Симонова есть шутливая «Сказка о городе Пропойске». Она начинается так:
Когда от войны мы устанем,
От грома от пушек, от войск,
С друзьями мы денег достанем
И выедем в город Пропойск.
Должно быть, название это
Недаром Пропойску дано.
Должно быть, и зиму и лето
Там пьют беспробудно вино…
Теперь это не хмельной Пропойск, а чинный Славгород.
12 июня 1944 г.
Только что прошумел дождь, отгрохотал гром. И снова над посвежевшей зеленью луга, над лесом — солнце. Радостно и легко дышится. И глядя на эту смеющуюся мокрую зелень, я почему-то вспомнил Нину. Как я однажды целовал её — мокрую, не успевшую утереться после умывания. Она не давалась, говорила: «Отстань, Бушев!» и смеялась. И была так хороша!.. И я тоже стал весь мокрым. Потом мы вместе вытирались полотенцем…
А потом мы пошли в наступление.
25 июня 1944 г.
Сегодня. Наконец, и в сводке говорится о наступлении севернее Чаусы. Это наступает наш правый сосед — 49-я армия. Левый сосед — 3-я армия тоже наступает. Видимо, нам предстоит быть дном мешка. Витебск уже в мешке, он завязывается с Запада. Одним словом, началось. А мы ещё стоим.
26 июня 1944 г.
В Витебске окружили 5 дивизий.
1 июля. Деревня Пешенья.
Около деревни остановились тяжелые танки. Шумные весёлые танкисты расположились обедать. Из одного танка вылез целый духовой оркестр. Играют какой-то трогательный вальс. Сбежались деревенские. Смотрят с любопытством и восторгом. Танцуют…
Наша полуторка мчится полем. Женщина, радостная, запыхавшаяся, бежит за машиной и бросает нам в кузов хлеб. Хлеб хороший, с хрустящей корочкой… Сушков плачет…
В церкви, окружённой народом, четыре пленных фрица. Наш пьяный солдат лезет к ним целоваться. Фрицы угодливо целуют небритые щёки солдата. «Дурак ты», — говорит солдат длинному худому фрицу в лаптях. «Nicht дурак», — отвечает тот и в пояснение поднимет руки вверх…
По дороге идёт колонна пленных, человек 35−40, и что-то поют…
Мы шли крутым заросшим берегом Ресты, три тёзки — Сушков, Лобунец и я. Сушков сорвал цвет боярышника, долго его нюхал и сказал: «Вот так же пахнет девушка"…
Деревни начались, большие, красивые, уютные. В избах порядок и чистота. Чистые кровати, скатерти. Сожжено сравнительно мало…
3 июля.
Вчера купались в Друте. А сегодня пьём воду из Березины.
5 июля. Дер. Моторово, 25 км. от Минска.
Жители встречают приветливо. Рассказывают, как жили при немцах, жалуются, плачут, проклинают…
Я никогда не видел такого количества техники. Тысячи машин, тягачей — и наших, и немецких, и союзников. Немецкий генерал Бармлер приветствует наших солдат. Запоздалое рыцарство…
На шоссе стоит старая женщина и сквозь слезы смотрит на нас. Её сын шесть лет как ушёл в армию….
У переправы через Березину окружили толпу пленных. Они в страхе заискивают. Какой-то сержант, видно, прошедший огни и воды, трогает фрица за плечо: «Вы, сукины дети, зачем же вы ребятишек убиваете, а?» и показывает рукой ниже пояса.
8 июля. Негорелое, 10 км. до старой границы.
Округа кишит немцами разбитых частей. Они всюду — в лесу, в кустах, во ржи… Спать хочу, спать, спал не больше двух часов… Вчера нам пришлось занимать оборону. Шальная орда разбитых и обезумевших немцев сквозь лес, стреляя на ходу, пёрла на нас, но метрах в ста почему-то свернула вправо. А если бы не свернули — растоптали. Я испугался только вначале, когда не мог найти куда-то запропастившуюся винтовку, а как только нашёл — как бром принял. Спать, спать…
11 июля. Новогрудок.
Зашли в аптеку. Продавец никак не хочет дать без денег женщине для больного ребенка лекарство, которое она просит. Требует 5 рублей. Я даю три. «Спасибо, пан, спасибо!». А сколько здесь мужчин, которые могли бы быть на фронте.
13 июля. Щучин.
Когда сейчас смотришь на смерть, какой она кажется досадной и омерзительной. Вот хоронят солдата, убитого в бою на дороге Щучин—Гродно… Окруженные немцы стараются пробиться на Запад. Наклали их в деревушке неисчислимо.
17 июля. Щучин, 30 км от Гродно.
Три недели назад мы были дальше других фронтов от границы. Теперь до чёрной земли Германии осталось несколько десятков километров, от Гродно — 80. Начинается Неметчина. Трудно высказать чувства, которые овладевают при этой мысли… Вчера опять попалась навстречу колонна пленных, их же сейчас тысячи и тысячи. Я обратился к одному: «Wir gehen nach Deutschland!» (Мы идём в Германию). Он сокрушенно покачал головой: «Ja, ja, und wir gehen nach Rusland»
22 июля. Деревушка под Гродно.
Вот уже двое суток стоит беспрерывный гул моторов. Это «Илюшины» в сопровождении Ла-5 идут на Запад и обратно. Немец занял на том берегу очень удобную позицию…
Было совершено покушение на Гитлера. Сообщают о столкновении эсэсовцев с войсками. Не начало ли это внутреннего краха?
25 июля. Гродно.
Большинство здесь поляки. Все рассказывают и убеждают, что они нас ненавидят, но я не заметил этого. После немцев, по-моему, они поняли, что такое Красная Армия. Но вот Якушев встретил одну знакомую, которая живет здесь с 1940 года. Та рассказывает, что поляки действительно ненавидели их. Русские вынуждены были побираться и побирались только в белорусских деревнях.
27 июля. Новый Двур.
Старая полька говорит мне: «Это хорошо, что Гитлера не убили». — «Почему?» — «Это была бы для него слишком лёгкая смерть».
В Гродно мы ночевали у одной панночки семнадцати лет. Живая, весёлая, миловидная. Мать её куда-то в этот день уехала, и она осталась за хозяйку. Говорить с ней, слышать то и дело такое милое «Ну?» было одно удовольствие. Ст. лейт. Пименов как раз принёс газету с картой линии Керзона. Как она обрадовалась, когда увидела, что Гродно по эту сторону линии! Спать постелила нам всё свежее, только не выспались мы: она очень долго читала нам по-польски. Между прочим, у поляков тут очень популярна Ванда Василевская.
4 августа. 3 км. юго-западнее Августова, лес.
Васька Бредихин из 3-го взвода украл у хозяина, у которого мы сушились, ведро с молоком. Я предложил, чтобы он вернулся, отдал ведро, уплатил за молоко и извинился. Так он и сделал, гад.
До Германии 30 километров. Над головой ревёт авиация, артиллеристы уже бьют по немецкой земле.
11 августа.
Сплошной гул — идёт артподготовка. Иногда выделяется какое-нибудь особенно басистое орудие. Это слышно уже в Германии.
