Православие и современность | Екатерина Пономарева | 07.05.2009 |
Хор пользовался огромным и заслуженным успехом. За все время его существования он объехал несколько раз весь мир, дал около 10 000 концертов. Мастерством жаровцев восхищались не только русские эмигранты, но и признанные корифеи мировой музыкальной культуры. Выдающийся русский композитор Сергей Рахманинов очень любил хор и не раз поддерживал Жарова в его новаторских аранжировках и неожиданных прочтениях русских песен. В письме Емельяну Клинскому[1] он писал: «Хор Жарова доставил мне истинное наслаждение, исполнив в закрытом концерте ряд моих любимых духовных песнопений. Хорошо поют они духовную музыку!». Федор Шаляпин вместе с хором давал концерты и высоко ценил певческое мастерство казаков. Выдающийся русский композитор К.Н. Шведов отзывался о хоре так: «Хор Жарова — исключительный. Великолепная, разнообразная звучность, богатство нюансов, виртуозность исполнения, необычная, какая-то стихийная выносливость хора — вот главные его достоинства».
Итальянский композитор Джакомо Пучини уговаривал Жарова приехать с концертом в Италию, обещая помощь и всестороннюю поддержку. Русские эмигранты называли жаровских хористов не иначе как подвижниками, чей подвиг заключался в сохранении и возвеличивании русского искусства перед «всеми языками».
У Жарова была мечта выступить на Родине, но она так и не осуществилась. В СССР эмигранты как носители дореволюционной культуры были врагами советской власти, тем более что хор исполнял не только народные песни, но и церковную музыку. По тем же причинам пластинки с записями хора не могли появиться в Советском Союзе до падения коммунизма. Когда же редкие записи проникали сквозь «железный занавес», то они моментально расходились в узком кругу филофонистов.
Сегодня наследие Донского казачьего хора Сергея Жарова возвращается в Россию. Настало время, чтобы имена выдающихся русских людей, сохранивших в изгнании традиции русского хорового пения, узнали на Родине, потому что нигде, кроме России, творчество Жарова не может быть понято до конца и оценено по достоинству. За время своего существования жаровцы записали массу пластинок, про них и с их участием снимали фильмы и видеоклипы. В наши дни, когда, кажется, ничто не мешает тому, чтобы великий хор, наконец, услышали на Родине, возникает ряд сложностей и проблем другого рода: права на воспроизведение записей принадлежат западным звукозаписывающим фирмам, и для того, чтобы слушатели в России могли оценить хор Жарова во всем многообразии его репертуара, теперь требуется приложить немало усилий. В 2007 году стараниями протоиерея Андрея Дьяконова, иеромонаха Евфимия (Моисеева), а также известного музыковеда Светланы Зверевой в государственный музей музыкальной культуры им. М.И. Глинки была передана большая часть личного архива Сергея Жарова, всего около 3000 единиц. С 2003 года в России началось издание компакт-дисков жаровского хора. Сборники церковных песнопений и русских народных песен были выпущены издательством «Русская лира» (Санкт-Петербург), Московским Подворьем Свято-Троицкой Сергиевой Лавры и продюсерским центром Игоря Матвиенко. В 2004—2006 годах по благословению Преосвященного Владыки Лонгина издательство Саратовской епархии подготовило серию дисков с записями хора. Были изданы три знаменитые фонограммы, которые занимают особое место в дискографии хора Жарова: литургия, песнопения Великого Поста, песнопения Святой Пасхи. Когда-то они были записаны с той целью, чтобы русские эмигранты, разбросанные по всему миру и не имеющие возможности посещать православный храм, могли хотя бы в записи услышать православное богослужение, но, как и многие другие пластинки хора, разошлись по миру миллионными тиражами. Сейчас к изданию готовится ряд других архивных записей церковных песнопений, романсов и народных песен.
История хора Донских казаков Сергея Жарова, главным образом, связана с именем его основателя и многолетнего руководителя. Действительно, именно благодаря личности Жарова хор получил мировую славу и признание.
Сергей Алексеевич Жаров не был потомственным казаком. Он родился в 1896 году в городе Макарьеве Костромской губернии в купеческой семье. В 10 лет поступил в Московское Синодальное училище хорового пения, директором которого тогда был А. Кастальский. В этом прославленном учебном заведении в течение 11 лет Жаров осваивал искусство церковного пения и управления хором. Его учителями были такие признанные мастера, как С. Смоленский, П. Чесноков, В. Калинников, Н. Данилин и многие другие выдающиеся представители русской певческой школы начала ХХ века.
В училище Жаров ничем не выделялся. Он был хоть и талантливым, но по отзывам некоторых преподавателей достаточно ленивым учеником. «С Жаровым было очень трудно. Способен? Может быть. Лентяй? Да еще какой!» — вспоминал о нем Константин Шведов. Сам Жаров признавался впоследствии, что никогда не любил учиться, а хотел сам учить, руководить и воспитывать.
Окончив в марте 1917 года Синодальное училище, Жаров, как и многие другие выпускники, поступил в Александровское военное училище, где готовили младших офицеров для действующей армии. Шла Первая мировая война. Уязвленный обвинением со стороны сослуживца-поляка в недостаточном патриотизме, Жаров добровольцем записался на фронт, но побывать на полях сражений ему так и не пришлось. По сохранившимся сведениям после выхода России из Первой мировой войны и подписания сепаратного мирного договора он вернулся в родной Макарьев, где работал учителем пения до 1919 года.
В Гражданскую войну Жаров служил пулеметчиком в третьей Донской дивизии генерала Федора Абрамова, а также выполнял обязанности полкового регента. Священник Димитрий Васильев вспоминал, что пулеметчиком он был искусным, а регентом аккуратным и талантливым и «исполнял свою обязанность при богослужениях не в силу приказаний, а в силу своего сердечного влечения». Несмотря на то что состав полкового хора постоянно менялся и песнопения часто исполнялись с листа, без спевок, под руководством Жарова хористы всегда пели слаженно и проникновенно, и их пение побуждало к молитве, возгревало надежду, заставляло позабыть об опасности.
В 1920 году последнее сопротивление Донских войск было сломлено. Казаки отступили в Крым, который вскоре перешел в руки красных частей. Началась поспешная эвакуация Донского корпуса, в составе которого 15 ноября на пароходе «Екатеринодар» Жаров покинул Родину, как оказалось, навсегда. Следующий этап его жизни начался в 60 километрах от Стамбула в турецкой деревне Чилингир.
Чилингир, которому казаки впоследствии дали название «лагерь смерти», стал местом дислокации эвакуированных казачьих войск. Условия, в которых жили казаки, были ужасными. Голод, грязь, холера. «Мы жили в бараках и землянках, — вспоминал Жаров.— Весь лагерь находился в крайне антисанитарном состоянии. Из-за нехватки пресной воды часто пили воду прямо из ручья, в котором стирали белье». Но несмотря на все лишения и невзгоды среди воинов чувствовался необыкновенный религиозный подъем. Для поддержания духа войска начальник дивизии отдал приказ из всех полковых хоров собрать лучших певцов в один большой хор, регентом которого был назначен Жаров. Так в гнетущей атмосфере отчаяния и смерти родился знаменитый Донской казачий хор.
Работа с хором велась в маленькой тесной землянке. Ноты писались по памяти от руки, аранжировки делал сам Жаров. В деревне не было церкви, и литургия совершалась крайне редко. Чаще всего хор пел на отпеваниях и панихидах — в лагере казаки сотнями умирали от голода и болезней.
В марте 1922 года было принято решение о переселении казаков на греческий остров Лемнос. Но с переселением уклад их жизни нисколько не изменился, впереди была полная неопределенность. Жаров упорно продолжал начатую работу с хором, аранжируя новый репертуар и постоянно устраивая спевки.
Наконец поступил приказ о переводе казаков на работы в Болгарию. К тому времени хористы были собраны в один взвод, поэтому в Софию отправились все вместе.
Пребывание в лагере Чилингир и на остове Лемнос — особая страница в истории Донского казачьего хора. По выражению автора одной зарубежной русскоязычной газеты, именно тогда хор «вырос и оперился». Три десятка лучших голосов «православного тихого Дона» были собраны под руководством выпускника Синодального училища хорового пения, чтобы в скором времени заставить самые известные концертные залы мира аплодировать снова и снова.
Переезд в Болгарию несколько облегчил участь изгнанников. Казаки получили возможность хоть как-то зарабатывать себе на жизнь: трудились на лесопильном заводе и в других местах. По воскресеньям хор Жарова пел в церкви при русском посольстве в Софии, куда часто приходила молиться знаменитая русская балерина Тамара Карсавина. Она стала принимать активное участие в судьбе хора, всячески содействовала улучшению его положения. Благодаря ей жаровцев не раз приглашали петь в испанском, американском и французском посольствах.
Вскоре Жарову представился шанс перебраться вместе с хором в маленький французский городок Монтаржи. Чтобы наконец покончить с нищетой, казаки решили воспользоваться этой возможностью. В то же время хором заинтересовался представитель Лиги Наций барон Ван дер Гровен, который предложил им посетить Вену. Поскольку путь во Францию лежал через Австрию, предложение было принято.
Летом 1923 года хор покинул Болгарию. Сохранились трогательные воспоминания о том, как соратники провожали хористов в дорогу. Было пролито много слез. Владыка Серафим (Соболев)[2] отечески увещевал их не покидать Церкви, что бы ни случилось. Сами жаровцы сомневались в том, правильно ли они поступают. В Софии хор стал достаточно известным, главным образом в среде русских эмигрантов. В жизнь казаков пришла стабильность и надежда на лучшее будущее. Во Франции же их вновь ждала полная неопределенность.
Но решение оставить Болгарию оказалось судьбоносным. В Вене Жаров познакомился с директором концертного бюро Отто Хелером, который решил устроить выступление хора в известнейшем концертном зале «Хофбург». Это был шанс для неизвестного регента и неизвестного хора. Элита австрийского общества жаждала услышать музыку русских композиторов и удалые казачьи песни. Ее нельзя было разочаровать. Это понимали Жаров и его подопечные.
4 июля 1923 года переполненный «Хофбург» замер в ожидании исполнения великого гимна Бортнянского «Тебе Бога хвалим», как было в 1911 году, когда в Австрию приезжал с концертами знаменитый синодальный хор. Разница была в том, что теперь хвалу Богу воздавала горстка уставших, исстрадавшихся воинов. Впоследствии Жаров вспоминал, как перед выходом на сцену он собрал хористов вокруг себя, дал им последние инструкции. Как выбрал самых опрятных из них и, насколько позволяло разделение голосов, поставил их в первый ряд, чтобы хоть как-то прикрыть ими тех, чья одежда скорее напоминала лохмотья. Затем дверь на сцену распахнулась, и казаки, осеняя себя крестным знамением, вышли и встали привычным полукругом. За ними вышел растерявшийся и неуверенный регент. Еще мгновение, и стены «Хофбурга» огласило величественное пение. По воспоминаниям Жарова, «хор звучал как орган. Вся горесть предыдущей страдальческой жизни трепетала в его аккордах. Зал был в полном восторге: аплодисменты, крики «браво», а хористы уже не сдерживали слез радости и волнения. Это стало началом великого, долголетнего труда. Через четыре года переполненный «Хофбург» снова аплодировал жаровскому хору, который проводил уже свой тысячный концерт. Но это была уже не кучка несчастных и жалких беженцев, а знаменитый хор Донских казаков Сергея Жарова.
После успешного выступления в Вене хор получил сразу несколько предложений. Были организованы концертные турне в Венгрию, Чехословакию, Швейцарию и Германию. Популярность жаровцев возрастала с каждым новым выступлением. Только за год хор исколесил с гастролями пол-Европы. Колоссальный интерес публики вызвал концерт хора в знаменитом «Шпорт-Паласе» в Берлине, где, по воспоминаниям казаков, они «бисировали» десять раз.
После успешного выступления в Европе в марте 1926 года были организованы гастроли в Австралию. Не все хористы вернулись из той поездки. Казаков тянуло к земле. Они уже достаточно хорошо зарабатывали, и некоторые из них решили, купив фермы, остаться на вечно зеленом континенте, который принял их с радостью. «Трудно было расстаться с дорогими друзьями, делившими с нами так долго все наши радости и невзгоды», — вспоминал Жаров.
В 1930 году вскоре после возвращения из Австралии состоялось шестинедельное турне хора в США. Вновь с успехом было дано более сорока концертов, в том числе в знаменитых «Метрополитен-опера» и «Карнеги-холл».
В 1939 году Жаров и его подопечные получили американское гражданство. К тому времени популярность хора достигла невиданных высот. Концерты неизменно проходили с аншлагом, а сами хористы редко бывали дома из-за гастролей. За все время существования хор побывал в Германии, Австрии, Швейцарии, Франции, Испании, Голландии, Дании, Швеции, Норвегии, Японии, Новой Зеландии, Южной Африке, Канаде, Аргентине, Индии, Мексике, на Кубе; было дано около десяти тысяч концертов, записано более 250 пластинок, общий тираж которых составил почти 11,5 млн экземпляров.
Надо отметить, что где бы ни гастролировали жаровцы, они всегда подчеркивали свою верность Православию. При первой возможности пели за литургией и всегда начинали свои выступления с церковных песнопений.
Интенсивная концертно-исполнительская деятельность потребовала от участников хора и его руководителя большой отдачи и преодоления немалых трудностей и неудобств. Порой гастроли продолжались до 11 месяцев подряд, и несмотря на постоянные переезды и перелеты ежедневные репетиции оставались неизменной нормой жизни коллектива.
Успех Донского казачьего хора, внимание и интерес к его деятельности были во многом обусловлены личностными качествами его бессменного руководителя Сергея Жарова — его ярким музыкальным дарованием, профессионализмом, целеустремленностью и талантом организатора. Жаров начал управлять хором в 25 лет, но продолжал выступать и в 80 лет, не утратив свойственной ему самобытной манеры дирижирования, которая отличалась лаконизмом и сдержанностью и была чужда проявлению внешних эффектов. Подобного рода система дирижирования сформировалась в результате приобщения Жарова к регентской школе Синодального училища. «Поражает в этом хоре необычайная дисциплина. Это послушный инструмент в руках регента — одно движение руки, поворот головы, выражение лица регента, и хор понимает и следует за ним», — вспоминал Петр Спасский[3]. О жаровском «минимализме» дирижерских средств свидетельствует и ряд высказываний в русскоязычной зарубежной прессе. Журналист П. Романов отмечал почти невидимую публике манеру дирижирования Жарова, называя его единственным в своем роде «безруким дирижером».
В отзывах о выступлениях жаровцев неоднократно отмечалась способность хора и регента совершенно по-разному исполнять и одни и те же церковные песнопения. В церкви за богослужением они пели сдержанно и сосредоточенно, а на концертах — ярко и эффектно. Очевидно, справедливы замечания некоторых критиков, указывавших на излишнее увлечение Жарова динамическими контрастами и колоссальными нарастаниями звучности в концертном исполнении духовных песнопений. Несвойственная русской церковной музыке чрезмерность динамических эффектов слышна и в большинстве звукозаписей, по которым можно судить об исполнительской манере хора. А.П. Смирнов[4] утверждал, что Жаров и его хор являются продолжателями «синодальной» манеры пения. Сейчас эта оценка воспринимается весьма условно, в силу того, что синодальный хор никогда не тяготел к чрезмерности исполнительских контрастов, а его динамический ансамбль определялся равновесием мужских и детских голосов.
С первых лет существования хора одной из его основных задач стало формирование репертуара. Уникальные аранжировки духовных произведений и многих народных песен принадлежат самому Жарову. В поиске новых тембровых красок он использовал фальцетное пение высоких теноров, значительно расширив верхние границы диапазона, что придало однородному составу звучность смешанного хора. Кроме того, с самых первых концертов Жаров прибегал к подражанию музыкальным инструментам и различным звукам.
Говоря о жаровских аранжировках, которые принимались публикой «на ура», нельзя не отметить критику со стороны некоторых профессиональных музыкантов. «Помню, много раз я выражал свое неудовольствие по поводу некоторых вещей в его репертуаре, — вспоминал Константин Шведов.— „Скажи, пожалуйста, Сережа, что за охота петь такую дребедень?“ Ответ у него всегда был один: „Публике нравится. Для нее успех — это все“». Действительно, работая на публику, Жаров часто уходил от традиционного исполнения русских народных песен, но делал это сознательно, повинуясь своей творческой интуиции.
История хора Донских казаков Сергея Жарова поистине уникальна. В ней отражена история целого народа, отрезанного от Родины, но, по выражению Валентина Мантулина[5], пронесшего светильник ее культуры по всему миру.
Не сломала судьба нас, не выгнула,
Хоть пригнула до самой земли.
И за то, что нас Родина выгнала,
Мы по свету ее разнесли —
— эти слова поэта-эмигранта Алексея Ачаира в полной мере можно отнести и к хору Донских казаков Сергея Жарова. Неповторимый стиль исполнения и необыкновенная судьба хора позволяют говорить о нем как об уникальном феномене в истории мировой музыкальной культуры. В наши дни, когда стирается грань между искусством и ремеслом, забываются культурные и национальные традиции, хор Донских казаков Сергея Жарова может служить примером не только настоящего творческого подвига, но и героической духовной стойкости, непоколебимой веры и национального самосознания.
Сергей Жаров умер 6 октября 1985 года в США, в городе Лейквуд (штат Нью-Джерси). При жизни он достиг мирового признания и славы. Но на вопрос, какова его заветная мечта, он неизменно отвечал: «Я хочу, чтобы мой хор на нашей Родине перед нашим народом на русской сцене, забыв годы изгнания, спел „Верую“».
____________________________________
[1] Автор по сути единственной книги о Жарове «С.А. Жаров и его Донской казачий хор», Berlin, 1931, материалы которой использовались для написания данной статьи.
[2] Протоиерей Михаил Васильев — полковой священник Донского пулеметного полка, где служил Жаров.
[3] Архиепископ Богучарский Серафим (Соболев, 1881−1950), с 1920 года управляющий русскими приходами в Болгарии.
[4] Петр Васильевич Спасский (1896−1968), известный регент русского Зарубежья, с 1949 года руководил митрополичьим хором Свято-Александро-Невского собора в Париже.
[5] Александр Петрович Смирнов (1900−1992), полковник Военно-морских сил, соученик Жарова по Синодальному училищу церковного пения, певчий Синодального хора Успенского собора Московского Кремля.
http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=6533&Itemid=5