 |
| Татьянин день | Владимир Старостин | 16.04.2009 |
В Великий, Чистый Четверг Православная Церковь празднует установление самого важного и великого таинства Евхаристии, причастия Телу и Крови Господней, вспоминает тайную вечерю Спасителя со Своими учениками.
В Евхаристии, этом Таинстве Таинств, как называет ее Церковь, человек реально соединяется с Богом: Бог входит в самые глубины человеческого бытия и сам человек приобщается к подлинной Жизни в Боге. Христос, воплотившийся Бог и Человек, очистил в Себе всю человеческую природу, Своим Крестом и Воскресением победив властвовавшую над ней смерть. Приняв в себя Христа, мы становимся причастниками этой победы.
Не случайно священномученик Игнатий Богоносец называет Евхаристию «лекарством бессмертия, противоядием, чтобы не умереть». Сам Спаситель так обращается к Своим ученикам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день. Ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем (Ин. 6, 53−56).
Эти слова нельзя понимать в каком-то переносном аллегорическом смысле. Христос в данном случае употребляет глагол, который в буквальном переводе обозначает не просто «есть», а «жевать», «глодать», т. е. «употреблять в пищу» в самом прямом, физическом, значении этого слова. Поэтому, какие либо символические толкования этого места для непредвзятого читателя просто невозможны. Христос говорит о самом тесном, глубоком и интимном приобщении всего, и духовного и телесного, естества человека к Своей Плоти и Крови, и в евхаристическом хлебе и вине, действительно, весь Христос.
Эта истина показалась большинству слушателей Спасителя столь невероятной, даже абсурдной (какие странные слова! кто может это слушать? (Ин. 6, 60)), что они немедленно удалились. В событии, вспоминаемом в этот день, невозможное, с точки зрения человеческого разума, стало реальностью, средоточием жизни и каждого христианина и всей Церкви. В Евхаристии не только каждый человек соединяется с Богом, но и все верующие соединяются друг с другом в союзе любви, поэтому это таинство есть основа Церкви, которая сама называется апостолом Павлом Телом Христовым.
Чтобы показать, насколько безмерно было чудо Евхаристии, Церковь включает в богослужения Страстной седмицы несколько ветхозаветных чтений, повествующие о явлениях Бога, теофаниях, пророкам и праведникам.
Разумеется, до боговоплощения Творец мог показать Своим избранникам лишь символы Своей славы (Бога не видел никто никогда; Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил (Ин. 1, 18)). Наиболее яркое из этих явлений — видение пророка Иезекииля. И я видел, — рассказывает пророк, — вот, бурный ветер шел от севера, великое облако и клубящийся огонь, и сияние вокруг него, а из средины его как бы свет пламени из средины огня; и из средины его видно было подобие четырех животных, — и таков был вид их: облик их был, как у человека; и у каждого четыре лица, и у каждого из них четыре крыла (Иез. 1, 4−6). Затем перед Иезекиилем проходят еще более невероятные образы и явления.
Если отвлечься от сложной библейской символики, присутствующей в описании этого видения, и попытаться просто зрительно представить картину, представшую перед глазами пророка Иезекииля, то эта попытка может привести в недоумение и даже ужас. Разрозненные парадоксальные детали никак не смогут сложиться воедино, образ богоявления будет ошеломляющ, никак не соотносим со стереотипами человеческого мышления. В явлении пророку Бог открывает людям, в первую очередь, свою непостижимость.
Непосредственно на вечерне Великого Четверга читается отрывок из книги Исход о том, как Господь явился Моисею на горе Синай и, заключив завет с израильским народом, дал ему десять заповедей. Перед этим весь народ должен был омыть свои одежды и три дня поститься, да и то, на саму гору мог войти лишь боговидец Моисей. Явление Господа сопровождалось ужасающими знамениями: были громы и молнии, и густое облако над горою [Синайскою], и трубный звук весьма сильный; и вострепетал весь народ, бывший в стане… Гора же Синай вся дымилась оттого, что Господь сошел на нее в огне; и восходил от нее дым, как дым из печи, и вся гора сильно колебалась; и звук трубный становился сильнее и сильнее. Моисей говорил, и Бог отвечал ему голосом (Исх. 19, 16−19). С ограниченным человеческим миром соприкасается Реальность, бесконечно превосходящая всю Вселенную, саму бесконечность. Это явление непостижимого Бога не может не вызвать благоговейный ужас у человека, оказавшегося перед лицом своего Творца.
Увидеть Бога лицом к лицу хотел и ветхозаветный праведник Иов, самый важный момент рассказа о котором также читается на вечерне Великого четверга. Безвинный страдалец, лишившийся семьи и имущества, пораженный проказой, он дерзновенно хотел, чтобы Бог Сам ответил ему на «проклятые» вопросы: откуда зло в мире, почему оно торжествует и праведник страдает наравне со злодеем. Бог явился и ответил Иову, опять сквозе бурю и облаки (Иов. 38, 1).
Ответ Господа может привести в недоумение современного человека. Бог ответил Иову встречным вопросом: а можешь ли ты сам познать тайны своего Творца, сотворившего столь величественное и загадочное мироздание (в пространном ответе Бога — целая поэма о красоте и мудром устройстве вселенной). Кажется, что Господь уклонился от ответа, но Иов, вместо вполне объяснимого бы тогда ропота, говорит удивительные слова: Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя (Иов. 42, 5).
Перед лицом Творца у человека уже не остается вопросов, потому что он, Бог, Сам является ответом на вековечные трагические вопросы человечества, на которые и невозможно ответить словами. Бог, став человеком, приняв на Себя всё зло и грехи мира, и стал ответом на вопль Иова. И в день тайной вечери, удивительно, Бог, непознаваемый, неприступный в Своем предвечном свете, являвшийся Своим избранникам в столь страшных и загадочных знамениях, стал немыслимо близок человеку: Его не только стало возможно видеть и осязать, но реально принять Его всем своим естеством, впустить Его в самую глубину собственного бытия, во все «уды, во вся составы, во утробу, в сердце», как свидетельствует церковная молитва.
Святитель Иоанн Златоуст так говорит об этом: «Как многие ныне говорят: желал бы я видеть лицо Христа, образ, одежду! Вот, ты видишь Его, прикасаешься к Нему, вкушаешь Его. Ты желаешь видеть одежды Его, а Он дает тебе самого Себя и не только видеть, но и касаться, и вкушать, и принимать внутрь».
Перед тайной вечерей Господь делом показал, с каким сердцем человек должен приступать к этому великому и страшному таинству. Перед праздником Пасхи Иисус, зная, что пришел час Его перейти от мира сего к Отцу, явил делом, что, возлюбив Своих сущих в мире, до конца возлюбил их. Во время вечери, когда диавол уже вложил в сердце Иуде Симонову Искариоту предать Его, Иисус, зная, что Отец все отдал в руки Его, и что Он от Бога исшел и к Богу отходит, встал с вечери, снял с Себя верхнюю одежду и, взяв полотенце, препоясался. Потом влил воды в умывальницу и начал умывать ноги ученикам и отирать полотенцем, которым был препоясан (Ин. 13, 1−5).
Удивительно этот трогательный поступок Спасителя передается в каноне праздника: «Ученикам показывает образ смирения Владыка: покрывающий небо облаками препоясывается полотенцем, и преклоняет колена омыть ноги [Своим] рабам [Тот], в Чьей руке дыхание всех сущих».
Среди апостолов, которым Спаситель омыл ноги, был и Иуда. Своим смиренным поступком Христос еще раз дал предателю, уже обещавшему первосвященникам выдать своего Учителя, возможность для покаяния. Однако душа предателя уже настолько поработилась диаволу, что ее не тронуло даже это немыслимое, выходящее за все рамки человеческих представлений проявление божественной любви: Творец омывает ноги своим созданиям (действие, по общепринятым нормам того времени, подобающе только рабам, притом самым низшим по положению), Учитель служит своим ученикам.
Иуда спокойно подставил свои ноги Тому, Кого он обречет мучительной и позорной смерти. Апостол Петр, напротив, зная, насколько он недостоин, чтобы его Господь сослужил ему столь унизительную, как он думал, службу, пытался отказаться от омовения: Господи! Тебе ли умывать мои ноги? (Ин. 13, 6) Христос ответил Петру: что Я делаю, теперь ты не знаешь, а уразумеешь после (Ин. 13, 7). Но Петр как самый ревностный и горячий из апостолов продолжал возражать, пока Христос не сказал ему: если не умою тебя, не имеешь части со Мною (Ин. 13, 8). Апостол Петр, больше всего желавший оставаться с Господом, как-то по-детски наивно тут же переменил свои суждения: Господи! не только ноги мои, но и руки и голову [мою омой] (Ин. 13, 9). Христос воспользовался репликой апостола, чтобы еще раз дать возможность Иуде для покаяния: омытому нужно только ноги умыть, потому что чист весь; и вы чисты, но не все. Ибо знал Он предателя Своего, потому [и] сказал: не все вы чисты (Ин. 13, 9−10).
Иисус еще раз уже на самой тайной вечере скажет, что он знает Своего предателя. Можно только ужаснуться, насколько способно ожесточиться человеческое сердце, чтобы и после этого Иуда все же пошел на свое самое чудовищное в истории мира преступление.
Омыв ноги ученикам, Спаситель объяснил им смысл Своего поступка: знаете ли, что Я сделал вам? Вы называете Меня Учителем и Господом, и правильно говорите, ибо Я точно то. Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу. Ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам (Ин. 13, 12−15). Христос призывает к самой предельной, которая только возможна, любви, до полного самоотречения, до полного забвения собственных мнимых и действительных достоинств и прав, до самой смерти (Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин. 15, 13)).
На тайной вечери Христос имел продолжительную беседу с учениками. Как никогда до этого Он открыл им Свое божественное достоинство, тайну спасения человечества и грядущее призвание самих апостолов. Во время этой беседы апостол Филипп прямо спросил Христа: Господи! покажи нам Отца, и довольно для нас (Ин. 14, 8). Иисус ответил ему: столько времени Я с вами, и ты не знаешь Меня, Филипп? Видевший Меня видел Отца; как же ты говоришь, покажи нам Отца? Разве ты не веришь, что Я в Отце и Отец во Мне? (Ин. 14, 9−10). Тайна Пресвятой Троицы никогда еще так ясно не открывалась людям.
И вот во время трапезы, когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов (Мф. 26, 26−28). Впервые апостолы причастились Тела и Крови Господа; с тех пор это чудо происходит на каждой божественной литургии, не символически, как только воспоминание той тайной вечери, а реально, как в те часы Страстного четверга.
Тогда причастился и Иуда, но причастие не было ему во спасение, более того, с его стороны это было страшным надругательством, профанацией таинства, последней каплей греха, которая уже безвозвратно отравила сердце Иуды. И после сего куска [причастия] вошел в него сатана. Тогда Иисус сказал ему: что делаешь, делай скорее. Но никто из возлежавших не понял, к чему Он это сказал ему. А как у Иуды был ящик, то некоторые думали, что Иисус говорит ему: купи, что нам нужно к празднику, или чтобы дал что-нибудь нищим. Он, приняв кусок, тотчас вышел; а была ночь (Ин. 13, 27−30). Иуда пошел к первосвященникам, чтобы предать своего Учителя.
Между тайной вечерью и временем ареста, а затем неправедного суда, унижений, пыток и распятия Христа оставалось лишь несколько часов. Эти события тесно связаны друг с другом. Спасение человека было невозможно без смерти за него воплотившегося Бога, и это Спасение невозможно воспринять вне таинства Евхаристии.
Каждому причащающемуся в этот день, (а в этот день должен причащаться каждый христианин), необходимо помнить, какой ценой дано было ему это таинство, и честно, без лукавства заглянуть в собственную душу, чтобы это не было иудиным причащением.
