 |
| Православие.Ru | Протоиерей Владимир Волгин | 11.04.2009 |
Большинство из нас знает о старчестве из книг. Зачастую не в силах распознать его дух, мы ломаем души советами, которые принимаем за «старческие». О том, кто такие старцы, мы беседуем с настоятелем московского храма Софии Премудрости Божией в Средних Садовниках протоиереем Владимиром Волгиным.
Впервые в Печорах
— Отец Владимир, вы помните свою первую в жизни встречу со старцем?
— Я родился в советское время, в 1949 году, в атеистической семье. И только когда мне было почти 20 лет, за девятнадцать дней до двадцатилетия, принял крещение. Тогда я ничего не знал о Православии. Помню, в том же году мой крестный, Лев Сергеевич Лапшин, очень образованный человек, окончивший филологический факультет в 1917 году и бывший ассистентом известного лексиколога Д.Н. Ушакова, предложил мне, брату и его жене совершить полусветское путешествие в Ленинград, Пушкинские горы и Псково-Печерский монастырь.
Надо сказать, что советское время было особым: православные христиане, тем более молодые, преследовались, священники молодых людей, как правило, сторонились, потому что стояли на регистрации у уполномоченных. За активную деятельность их могли снять с регистрации и вручить «волчий билет»: священник терял приход, был вынужден искать работу не по призванию. Поэтому те вопросы, которые, естественно, возникали в моем юном сердце, не находили ответа у священников.
Так вот, мой приснопамятный крестный предложил нам совершить эту поездку.
Псково-Печерский монастырь никогда не закрывался. В предвоенное время он относился к эстонским землям, а во время войны было не до закрытия. Хрущев пытался покончить с обителью, но усилиями наместника, архимандрита Алипия (Воронова; 1914−1975), человека невероятной силы духа и праведной жизни, его молитвенным дерзновением монастырь устоял.
Мы приехали в обитель, сияющую красотой, благолепием, дышащую древностью Православия. Печоры поразили нас.
— Напомните, пожалуйста, какой это был год?
— Это был 1970 год.
И вот тогда мы впервые познакомились с двумя старцами: будущим схиигуменом, а тогда еще игуменом, Саввой (Остапенко; 1898−1980) и будущим нашим духовным отцом, архимандритом Иоанном (Крестьянкиным; 1910−2006). С архимандритом Иоанном мы познакомились мельком, поначалу я даже его и не запомнил. Тогда он был иеромонахом.
— Сейчас имена схиигумена Саввы и архимандрита Иоанна известны уже, наверное, каждому. Тогда было иначе?
— Тогда было иначе, но православные люди знали их имена. Меня впечатлила эта поездка и поразила в самое сердце. И вот тогда я решил хоть изредка, но посещать Псково-Печерский монастырь. Через какое-то время я вернулся в Печоры. Помню, что снова были брат и его жена. Брат потом стал священником (ныне протоиерей Анатолий Волгин настоятель храма святителя Николая в с. Василькове, благочинный Осташковского округа Тверской епархии. — А.Н.), как и я. Мы приехали с вопросом о его венчании и беседовали с игуменом Саввой, который сказал, что не нужно откладывать. Брат и его жена были удивлены, говорили, что не готовы, что у них нет свадебных костюмов. На что отец Савва им ответил: «А что, вам нужны внешние украшения, а не благодать Святого Духа? Ведь благодать Святого Духа превосходит все внешнее, весь мир!» Мой брат с женой согласились и были повенчаны по благословению старца.
Молитва о духовном отце
— Отец Савва, зная, что я занимался литературными трудами (скорее всего, не для того, чтобы я проявил профессиональные способности), предложил мне отредактировать его книгу. Сейчас издано уже несколько книг схиигумена Саввы.
— Даже есть аудиокниги его наставлений.
— Да, а тогда он передал мне для редактирования машинописный текст и вложил туда молитву о духовном отце. Я слышал о нем, как о человеке праведной жизни, но не знал, что такое прозорливость, и, будучи несколько тщеславным, подумал: «Как хорошо! Батюшка сам предлагает мне стать духовным отцом, а я нуждаюсь, с одной стороны, и в разрешении многих вопросов, волнующих мое молодое сердце, а с другой, такой великий — я не знал его величины, но понимал, что он великий, — будет моим духовным отцом!»
— А как же вы тогда понимали, что «он великий»?
— Через людей, через то, что говорили о нем. И в нем, конечно, существовало нечто невидимое, но ощутимое. Наверное, именно это и называется проявлением благодати Святого Духа. Он был носителем этой благодати.
И как-то после монастырской трапезы, беря у него благословение, я спросил: «Батюшка, вы хотите, чтобы я был вашим духовным сыном?» — Он ответил: «А ты хочешь?» — Я говорю: «Да, хочу». Надо отдать должное тому, что я, не подумавши, захотел духовного руководства этого праведного человека, тогда не понимая вовсе, что это такое.
— На тот момент вы были в Церкви совсем недавно?
— Недавно, и не знал, что такое послушание, но душа подсознательно все время стремилась к послушанию, выискивала для себя авторитеты. Я понимал, что как в любой области человеческого познания, так и в области духовной жизни, мы нуждаемся в преподавателе. Благодарение Богу! Он согласился стать духовным отцом. В таких отношениях я состоял с ним недолго, потому что, повторяю, это было мое поверхностное, эмоциональное желание. За то краткое время, которое мы общались, он удивил меня совершенно поразительным дарованием — своей прозорливостью. Помню, он благословил написать первую исповедь. Я написал исповедь за всю свою жизнь, тогда немноголетнюю. Несколько стыдясь, передал ему. После прочтения он сказал знаменательные слова. С одной стороны, эти слова меня удивили, а с другой, они осуществляются в моей жизни. На много десятилетий вперед он видел, что будет со мной, с моей жизнью, в моей жизни.
От смерти к жизни
— А разве все это — поездка в Печоры, духовное окормление, прозорливость — не вступало в противоречие с реалиями и мировоззренческой системой советского общества, в котором вы получили воспитание, учились, да и просто жили?
— Дело в том, что религиозный процесс у меня начался в раннем возрасте. В 6 лет я интересовался проблемами смерти, много размышлял о них, это я точно помню. Меня, как магнитом, притягивали к себе покойники. Мы жили в густонаселенном квартале Москвы, недалеко от Садового кольца. Там часто хоронили людей, и я сразу же, как только слышал о похоронах, бежал к покойнику, чтобы попытаться заглянуть в тайну смерти, понять, что же за пределами этой жизни существует. Никогда не мог смириться с тем, что человек уходит в небытие. Вот первое религиозное движение в моей жизни.
Я всегда искал любви, воплощения ее (любви не к противоположному полу, а вообще к людям, невзирая на пол!), имел стремление видеть в людях ту же любовь, к которой сам стремился. К сожалению, моя жизнь была полна разочарований в этом отношении, потому что мы жили в атеистическом обществе, без Бога хотели построить Царствие Божие на земле.
Концентрацию всех своих идеалов я увидел после прочтения Евангелия о Христе. А когда в 20 лет принял крещение, все стало на свои места, «разложилось по полочкам». Но интуитивно я понимал, что теперь мне необходим человек, который бы обладал большим духовным опытом и поделился этим опытом со мной. Я был слепым котенком, выброшенным на улицу и сразу же потерявшим свою мать, ничего не знал о Церкви, о канонах христианской жизни.
Конечно, в тот короткий период, до поездки в Печоры, я сделал много ошибок, отступив от Христа и потеряв первоначальную благодать, дарованную мне Богом во время крещения. И вот снова я начал обретать ее через общение со старцем схиигуменом Саввой.
Помню, он любил, чтобы люди исповедовались не устно, а писали исповедь.
— Существовали книжечки с перечнем грехов, как сейчас? Как люди готовились к исповеди?
— Нет-нет. Существовали заповеди Божии. Ведь каждая душа христианская, которая внимательно относится к себе, видит в себе темные места, понимает уклонение от заповедей. Поэтому безо всяких книжечек я писал исповедь, исповедуясь в тех язвах, в тех болезнях, которыми болела душа.
Как-то раз я приехал рано утром в Печерский монастырь, постучал в келью к отцу Савве. Он открыл. Я дал ему исповедь. И он, держа в руках конверт с моей исповедью, ответил на все недоуменные вопросы, заданные мной в этой исповеди, сказал об основных грехах, перечисленных в ней, и дал совет, как пытаться исправиться и удалиться от страстей, переполнявших мою душу.
— Вы сказали, что уже в то время встречались и с отцом Иоанном (Крестьянкиным). Они были похожи, духовно близки с отцом Саввой?
— Да, параллельно я встречался отцом Иоанном. Надо сказать, чем отличался отец Иоанн, тогда еще иеромонах. Он говорил то же, что и отец Савва, только отец Савва не имел обыкновения пояснять: поступай вот так. Может, добавит два-три слова, но моей душе иной раз этого бывало недостаточно.
Когда же я приходил к отцу Иоанну после встречи с отцом Саввой, то он говорил то же самое (не зная, что отец Савва так благословил!), но «разжевывал», объяснял, и его обстоятельные объяснения укладывались в моей душе. Вот так, наезжая в Печерский монастырь, душа моя прилепилась к отцу Иоанну. Но долгое время я не решался просить его о духовном руководстве моей жизнью.
Батюшкина прозорливость
— Так прошло около десяти лет в разных бурях, потрясениях, пробоинах моего корабля. Корабль мой иногда тонул, но, благодатию Божией, снова всплывал на поверхность. Много ран я получил, и в конечном итоге духовные отношения между архимандритом Иоанном (Крестьянкиным) и мной начали складываться, когда он благословил наш с матушкой брак. Удивительна батюшкина прозорливость, и многое из того, что он говорил, совершилось и совершается по сей день. В какой-то момент мы с матушкой почувствовали, как прозорливость в нашей жизни стала обычным явлением при соприкосновении с людьми святой жизни. Эти люди не могли говорить иначе — благодать выплескивалась через них на нас.
— А не страшно вам было от этой прозорливости?
— Сначала мурашки бежали. Я не могу сказать, что охватывал ужас, но состояние трепета было. В некоторых случаях слух мой слушал и не слышал, и только потом, вспоминая какие-то слова, я понимал и удивлялся. Тогда я и внимания на сказанное не обращал, ведь старец говорил об этом «в шутку», «улыбаясь». А сказанное им действительно осуществлялось.
Например, отец Иоанн (Крестьянкин), когда мне было 20 лет, сказал (за восемь лет до моего священства), что если я женюсь, то буду приходским батюшкой.
Несколько раз я поступал в семинарию, несколько раз меня не пропускали. Не потому, что я слишком глуп, а потому что каждый раз мне препятствовали власть предержащие. В конечном итоге один инспектор Московской духовной академии объяснил: «Вас не пропускает ЧК». А власти относились ко мне отрицательно, потому что вокруг меня собиралась молодежь, я общался с диссидентами, иностранцами, был верующим, с точки зрения светского человека, а такие люди стояли на заметке у властей, в частности у КГБ, — им ставились препоны и к обучению, и к рукоположению.
И вот, вопреки властям, когда мы с матушкой обвенчались, через полтора месяца архиепископ Курский и Белгородский Хризостом рукоположил меня в священники, предупредив: «Готовьтесь быть священником без прихода, потому что вам никто не даст регистрацию». Он был дерзновенным владыкой и сейчас остается таким же дерзновенным митрополитом Виленским и всей Литвы. На свой страх и риск он рукоположил меня в священники и убедил уполномоченного по делам религии принять меня в епархию и дать регистрацию. Уполномоченный боялся «западенцев», людей с Западной Украины, и владыка Хризостом сказал, что у него есть москвичи, которые станут прекрасной заменой «западенцам». Тот с радостью согласился, но через полгода после этого был снят, хотя проработал на одном месте 25 лет.
Так неумолимо исполнялось пророчество, независимо от внешних обстоятельств. Я стал священником, и о священстве этом отец Иоанн (Крестьянкин) говорил за восемь лет до того.
Он являл прозорливость постоянно, скрывая ее по своему смирению. Но она выплескивалась через него наружу, и он не мог удержать ее в себе. Однажды, когда я очень плохо себя чувствовал (а мне было 40 лет), и бабушки-старушки на сельском приходе уже переживали: «Батюшка наш к Рождеству помрет», он сказал мне: «Вы проживете больше, чем я». А отец Иоанн прожил почти 96 лет. И я верю ему непреложно.
Воспитание собственным авторитетом
— Отец Владимир, вы сейчас упомянули одну черту отца Иоанна, о ней вспоминали и монахи Псково-Печерского монастыря (см.: http://www.pravoslavie.ru/put/29 195.htm), а именно то, что он скрывал свою прозорливость, скрывал свой подвиг и не любил многословно «поучать» людей.
— Когда матушка носила под сердцем нашу дочь, мы спрашивали отца Иоанна: «Как воспитывать детей?» Я думал, батюшка развернет перед нами целую мировоззренческую концепцию. А он ответил очень просто: «Если не хотите, чтобы дети пили — не пейте, не хотите, чтобы дети курили — не курите, не хотите, чтобы блудили — не блудите. Авторитетом своей собственной жизни».
Даже если бы отец Иоанн молчал, он являл собою такой авторитет собственной жизни, что вокруг него все равно исполнились бы слова Священного Писания: «С преподобным будешь преподобным». То есть и, не слыша его слов, ты мог становиться рядом с ним преподобным.
— Но все же бывали случаи, когда он наставлял вас не только видом, но и словом?
— Вроде бы он и не совершал насилия над волей человека, потому что был источником божественной любви, а значит — источником свободы. Господь дает нам абсолютную свободу, правда? Но, с другой, там, где надо было проявить твердость, он эту твердость проявлял.
Приехал я как-то к отцу Иоанну в 1991 году. Только что вышел Закон о свободе совести и вероисповедания. Можно было возвращаться в Москву: до того мы, москвичи, служили в деревнях Курской и Белгородской области. Я говорю: «Батюшка, меня приглашают стать настоятелем одного из приходов Москвы, который еще закрыт». А он отвечает: «Ну, для того, чтобы переехать в Москву, нужно договориться с патриархом, который является епископом Москвы, с теми людьми, которые вас приглашают, убедиться в их согласии, а потом уже переезжать». — Я спрашиваю: «А как с духовной точки зрения?» — «А с духовной точки зрения, — сказал отец Иоанн, — чтобы ни одного прошения перед глазами владыки от вас не лежало».
«Да будет воля Твоя»
— То есть, вы всегда слушались беспрекословно?
— Старался слушаться. Один или два раза в мелочах я не послушал старца и за это получил «по полной программе». До сих пор помню, и до сих пор сердце мое переживает, что, казалось бы, незначительное благословение не выполнил под, казалось бы, уважительным предлогом. А так, кроме этих двух случаев, всегда слушал старца.
— Отец Владимир, а как правильно относиться к старцу и его советам? Я слышала мнение, что нужно ехать к старцу, только когда перед тобой стоит вопрос жизни и смерти и если ты готов непременно старца послушаться.
— Вот второе является обязательным условием. Ты должен иметь готовность принять благословение. При этом у отца Иоанна всегда было желание — не нарушать свободу личности. Он намекал, но не настаивал. Обязательно мы должны искать волю Божию с намерением, каковой бы она ни была для нас трудноисполнимой, обязательно исполнить!
Мы с матушкой приезжали к отцу Иоанну (Крестьянкину) за благословением на брак и с просьбой о духовном руководстве. Мне и матушке хотелось все время исполнять волю Божию, жить в воле Божией. И даже те незначительные вопросы, которые мы по-детски задавали, будучи духовными младенцами, помогали очерчивать для нас всю рельефность узкого пути. И, благодаря ответам старца, мы не разбивали свои головы о препятствия, возникавшие на этом пути, вовремя пригибали головы и спины, чтобы не ушибиться. А люди могли бы недоумевать: зачем они с такими незначительными вопросами едут к старцу?
Отец Иоанн учил, что незначительных вопросов не бывает. Он говорил, что тем, кто все прошел, они могут показаться незначительными, а для начинающих духовную жизнь имеют огромное значение для души и спасения. Поэтому мы, к сожалению, эксплуатировали старца огромным числом вопросов. Но прошли годы, вопросы постепенно исчезали, и в конечном итоге я «отцеживал комара» перед тем, как поехать к отцу Иоанну, думая, о чем спросить. Ведь на все вопросы он уже ответил!
Жесткие благословения от любвеобильного старца
— Вы сказали, что отец Иоанн «намекал, но не настаивал». А бывали случаи, когда старец говорил о воле Божией прямо и однозначно?
— В некоторых случаях он проявлял определенность и говорил о воле Божией прямо, даже если она была жесткой в отношении меня.
Вот, например, мы с матушкой несколько лет подряд ездили отдыхать на Кипр. На отдыхе мы вели церковный образ жизни, никогда не забывали Церковь. Мы ездили по монастырям, по святым местам острова. Кипр — православное государство, там существует и русский приход. Благодаря тому, что мы находились на Кипре, однажды случилось посетить Иерусалим, что оставило неизгладимое впечатление. Но я болел. Это был, кажется, третий или четвертый раз. И вот когда мы вернулись домой, я не мог ходить, ощущал огромную слабость в ногах. Нет, я передвигался, но, наступив на маленький камешек, мог упасть от бессилия в ногах.
Тогда одна наша духовная сестра, будучи в Печорах, обратилась к отцу Иоанну: «Батюшка, помолитесь о протоиерее Владимире Волгине, у него с ногами плохо». Может быть, она даже сказала, что «отнимаются», но ничего не говорила о том, где мы отдыхали.
Вскоре отец Иоанн передал мне через свою келейницу ответ: «Если отец Владимир в следующий раз поедет на Кипр, то голова отнимется». Все просто и ясно.
Конечно, Кипр сразу же улетел для нас «за тридевять земель». Но тут, хотя я и не путешественник, и никогда не стремился за границу, почувствовал болевой шок: мою свободу ущемили! После этого запрета друзья, живущие во Франции, Швейцарии, Италии стали вдруг усиленно приглашать к себе в гости. С одним из своих друзей я не виделся много лет, знал, что он не может приехать в Россию. Захотелось к нему поехать, встретиться с ним на его земле, во Франции. И я решил снова спросить отца Иоанна, можно ли поехать навестить друзей за границей. Он ответил: «Разве я вам ничего не сказал в отношении Кипра? Так и поступайте». Так что теперь, как я в шутку говорю, я «не выездной».
Вот такие достаточно жесткие благословения получали мы в жизни от своего любвеобильного старца. Они корректировали меня, корректировали матушку, корректировали нашу семью, корректировали наш духовный путь, думаю, что спасая и оберегая от каких-то бурь. Ведь наша брань не с плотью и кровью, как говорил апостол Павел, а с духами злобы поднебесной. Значит, наверное, мы не смогли бы выдержать, если бы поступили по-своему, этой брани, которую уготавливали нам те, кто желает нашей погибели.
— А что помогало вам слушаться духовного отца и выполнять порой столь «жесткие благословения»? Для нас это пример, потому что мы не умеем слушаться.
— Я искал послушания, я понимал, что только через послушание могу получить хотя бы частичку опыта, передающегося через духовного руководителя. Я понимал и то, что если не буду слушаться, мой духовный отец меня отодвинет в сторону, и я лишусь того божественного источника жизни, который когда-то обрел.
Духовный отец и его чадо
— У вас были великие духовники — схиигумен Савва, архимандрит Иоанн. Вы сами имеете бесценный опыт духовничества. Как бы вы определили правильные отношения между духовным отцом и духовным чадом?
— Вот уже 30 лет я служу Церкви в священническом сане. У меня много духовных детей. И определенно и искренне я вам скажу: несмотря на огромное количество духовных детей, я не имею духовного права руководить ими, потому что я сам еще слепой. Я передаю лишь тот опыт (и, может быть, это ценно для моих чад), который сам почерпнул от духоносных старцев и святых отцов.
— А чем отличается просто хороший священник от старца?
— Старец — носитель благодати Духа Святого. Вот я, священник, не носитель этой благодати. На мне после рукоположения почивает благодать священства. Через эту благодать я совершаю, и каждый священник совершает, таинства. Старцы же — носители благодати Духа Святого, стяжатели Духа Святого. А главное дарование Духа Святого — дарования любви, долготерпения, прозорливости. Поэтому православным людям нужно было бы искать этих старцев!
В свое время отец Иоанн (Крестьянкин) говорил, что «нам были знакомы такие великие столпы Церкви, а мы сами уже не т. е. А вы знаете нас, и после нас останетесь вы, а вы будете далеко не те».. То есть оскудевает благодать Божия. И я делюсь с духовными детьми тем поразительным опытом, который почерпнул и от старцев, и из книг, которые читал и пропустил через себя. Ничего своего я стараюсь не говорить.
В начале своей пастырской жизни я, может быть, что-то и требовал от своих духовных детей, сейчас ничего не требую, потому что знаю, что не прозорлив, но передаю им некий опыт, и слава Богу, если они этот опыт примут.
— Отец Владимир, как на ваш взгляд, безупречное послушание должно быть только старцу или и духовному отцу — простому священнику — тоже?
— Сейчас уже, я думаю, да — безупречное послушание должно быть только старцу. Добро и стремление к послушанию духовному отцу. Но духовные отцы, являющиеся такими же незрячими, как я, не должны требовать этого послушания от своих духовных детей. Как я, незрячий, буду требовать послушания, которое в конечном итоге может завести человека в яму? Слепой слепого куда поведет? В яму. Обязательно провалятся оба. Поэтому к своим духовным детям я проявляю разумнейшее, на мой взгляд, снисхождение и не требую от них послушания себе. Я требую послушания заповедям Божиим, послушания в отношении установленного ритма исповеди и причастия.
«Да не в суд или во осуждение»
— Это ритм один для всех или для каждого свой?
— Думаю, что для каждого свой. Хотя преподобный Серафим Саровский, когда его спросили, как часто надо причащаться, и сказал, «чем чаще — тем лучше», но пусть решает духовник. Жизнь ведь у всех разная. Один, например, одержим блудной страстью, и как ему скажешь: «Причащайся каждую неделю»? Невозможно. Он не оторвался от этой страсти. Другой борется с той или иной страстью, и ему наоборот нужна поддержка. Ведь когда мы выходим со святыми дарами, мы читаем молитву Иоанна Златоуста: «Да не в суд или во осуждение. но во исцеление души и тела», то есть, причастие бывает в суд и в осуждение, а бывает во исцеление. Когда мы видим, что человек продвигается, то «во исцеление» можно ритм причастия учащать, и наоборот, когда видим, что «в суд и во осуждение». Не потому, что я хочу отстранить человека, а потому, что так ему полезнее — опасно принимать святые дары и находиться в греховном состоянии, не желая из этого греховного состояния выкарабкаться. Вы понимаете?
— А как часто советовал причащаться ваш духовный отец — архимандрит Иоанн (Крестьянкин)?
— Отец Иоанн был сторонником частого причащения, об этом я достоверно свидетельствую. Он рекомендовал людям, ведущим полноценный христианский образ жизни, причащаться примерно один раз в две недели плюс великие праздники. Часто это или нет?
Как-то мы приехали в советское время в монастырь, и батюшка говорил проповедь. Он говорил, что раньше по уставу святителя Василия Великого за блуд Церковь отлучала от причастия на 10 лет, за прелюбодеяние — на 15 лет. А вот сейчас мы, священники, как только к нам подойдут и исповедуются в этих грехах, сразу допускаем к причастию, понимая, что живем в неоязыческое время. Да, мы дадим ответ за то, что берем на себя эту ответственность. Но людей к причастию подпускать надо!
Помню, один батюшка приехал к отцу Иоанну с таким вопросом. Он разрешил своей матушке причащаться каждую неделю и спрашивал: «Вы благословляете?» Батюшка, кажется, ничего не ответил — ни да, ни нет, но оставил на усмотрение того священника. А если бы он был против, то сказал бы: «Что так часто причащается ваша матушка?» Он бы не утаил, потому что был человеком ревностным и не желал, чтобы люди не соответствовали той благодати, которую они принимают в себя во время причастия.
Любовь, мир и великодушие
— А какие главные уроки вы почерпнули для себя, для пастырского служения из общения со старцами, которых встречали?
— Перед рукоположением в священники или вскоре после него я попросил отца Иоанна дать мне напутствие на священство, сказать каким должен быть священник. Он ответил: «Будьте предельно строги к себе и великодушны ко всем обращающимся к вам». Это я унаследовал как печать.
— Сегодня часто говорят о старчестве. Что же такое подлинное старчество?
— Так как я встречался в жизни с семью старцами, за каждого из них молюсь, все они уже отошли к Богу, с уверенностью скажу, что в сердце моем открылось понимание, появился некий индикатор, который может хотя бы относительно отличить дух старческий от нестарческого.
— И каков же этот дух? Кто есть подлинный старец?
— Старцы — это любовь, мир, великодушие, снисхождение к немощи человека и желание вывести его из этой немощи, видение и зрение души изнутри, личностная подсказка, касающаяся именно этого человека, видение его будущего. Старцы по-матерински пестуют душу преданного им христианина, как мать, выращивая дитя с младенческого возраста. Это люди, которые находятся в постоянной благодати Божией. Они могли бы восклицать вместе с преподобным Симеоном Новым Богословом, стяжателем Духа Святого: «Оставьте меня, дайте мне уйти в свою келью, замкнуться в ней, чтобы снова и снова беседовать лично с Богом». Это люди, любящие Бога и по любви к Нему исполняющие заповедь жертвенной любви к тем, кто нуждается в их помощи.
— Вы сказали, что вам приходилось бывать и на Святой Земле, и на Кипре. Наверное, вы читали в переводе творения греческих старцев. Как вам кажется, дух нашего и греческого старчества единый или нет?
— Они отличны только личностными характеристиками, личностными свойствами, а Дух Святой неизменяем. Носитель Духа Святого и в России, и в Греции, и в Румынии, и в Болгарии один, с одними и теми же дарованиями, на которые указывает апостол Павел, говоря о дарах Святого Духа. И прежде всего — это любовь.
Путь возрастания души
— Как же нам хоть в самую маленькую меру научиться этой любви?
— Схиигумен Савва, о котором я уже вспоминал, после первой исповеди сказал: «Даю тебе первое послушание. Оно может показаться простым, на первый взгляд, но это делание всей жизни». И он дал мне ключ к стяжанию любви, а я передаю его вам: не судите людей. «Не суди людей, — сказал он. — Не осуждай». Через пень-колоду я старался исполнять эту заповедь, и с уверенностью говорю: она мне помогла. Даже ленивое ее исполнение помогло мне стяжать ту меру несовершенной любви, которой я обладаю. Но все-таки любви.
Путь к любви лежит через постоянное стремление к непрестанной молитве, к зрению своих грехов, страстей, к желанию изменить себя, не оправдывая ни в чем. Это и есть путь возрастания человеческой души в Боге, а значит — в любви.
Беседовала Александра Никифорова
