 |
| Православие.Ru | Диакон Сергей Герук | 09.04.2009 |
26 марта сего года на 88-м году жизни почил о Бозе старейший насельник Успенской Киево-Печерской лавры монах Руф (в миру Василий Филимонович Резвых). Соборное отпевание почившего инока состоялось 28 марта, в поминальную субботу Крестопоклонной недели Великого поста, в Кресто-Воздвиженском храме обители.
Православный Киев хорошо знал этого сухопарого маленького старца, вечно спешащего, в неизменном бежевом плаще поверх монашеского подрясника и в старой фетровой порыжелой шляпе, с огромным коричневым портфелем, наполненным всевозможной литературой, рукописями, эскизными заготовками для икон и резными фрагментами для иконостасов. В храмах он обычно стоял у солеи или же в притворе, где заводил разговоры с молодежью. И всегда спрашивал: «А венчаны ли вы?». Узнав, что венчаны, отходил удовлетворенным, а если нет — скороговоркой поучал о важности таинств венчания, исповеди и причастия.
Среди духовных друзей отца Руфа были блаженные матушки, славящиеся среди православного люда как прозорливые молитвенницы. Сам отец Руф вел строгую постническую монашескую жизнь, спал на досках без матраца и всегда готов был рассказать о чудесах Господних нашего времени, напоминая, что «егда восхощет Бог, изменяется естества чин». Говорил о явлении Христа мальчикам-пастухам в селе Демидов под Киевом в 1926 году, о предсказаниях прозорливой блаженной Марфы, предвестившей раскол Филарета, и о многом другом. У меня сохранилась запись блаженной Марфы, сделанная в 1991 году, за год до раскола, говорившей о предательстве Филарета. Отец Руф много лет, до самой ее смерти, дружил с Марфой. А два последние года своей земной жизни собирал материалы о явлении князя Аскольда в Киеве на Гидропарке благочестивым лаврским прихожанкам.
Рассказывая о чудесах, отец Руф всегда исполнялся неземной радостью и ликованием. Слушавшие его сами непременно улыбались и проникались духовными чувствами. Хотя многие с удивлением отмахивались от разговорчивого «батюшки»: мол, вот до чего домолился блаженный старец.
Не все, однако, знали, что беседуют с подвижником нашего времени, исповедником, прошедшим советский лагерь за исповедание веры, защитником Отечества, талантливым художником и прекрасным человеком. О таковых, возможно, говорил апостол Павел: «Те, которых весь мир не был достоин» (Евр. 11: 38).
Мне довелось познакомиться с отцом Руфом в средине 1980-х годов. Тогда, будучи еще советским молодым журналистом, сотрудником военно-патриотической газеты, я с интересом слушал «забавного старичка». Особенно меня умилило желание отца Руфа полетать на военном самолете «или хотя бы на спортивном», с детской непосредственностью полагавшего, что журналисту это «проще простого устроить».
Впрочем, подумалось тогда: почему бы и нет? Я даже начал было переговоры со спортивным аэродромом «Чайка», но газетный недосуг как-то отодвинул продвижение моего протеже в рясе, да и отец Руф со временем меня уж и не спрашивал об этом.
Позже я узнал, что желание это было высказано отцом Руфом не просто так. Дело в том, что во время войны отец Руф был летчиком-истребителем и именно на войне поверил в Бога «по-настоящему», как выразился он тогда.
Шла перестройка, и в пока еще советской прессе то и дело стали появляться публикации о Церкви и ее служителях. Я напросился к отцу Руфу в гости в маленькую «гостинку» на Оболони и стал расспрашивать о его жизненном пути.
А затем написал небольшой очерк и назвал его «Крест отца Руфа». До опубликования дал почитать рукопись старцу. Тот внимательно прочел, в общем одобрил, но при этом сказал: «Не стоит этого печатать. Монахам не положено..». И, видя мое недоумение, после паузы тихо прибавил: «Если уж очень захотите, то разве что после моей кончины..».
С тех пор прошло 18 лет. И я, исполняя благословение почившего монаха, предлагаю этот очерк (дополненный текстами судебного приговора, вынесенного отцу Руфу, и прошения о помиловании, поданного его матерью) читателям сайта «Православие. Ru».
Крест отца Руфа
Автору этих строк хотелось бы, чтобы в биографии героя был смертный бой, самолеты с черными крестами, мертвая петля и бреющий полет. Чтобы все, как в кино про войну. Однако у младшего лейтенанта ВВС Василия Резвых все было прозаичнее.
Они прикрывали Каспий. Нефть — золотые запасы, без которых ни в тылу, ни на фронте делать было нечего. И враг об этом знал и потому направлял своих бомбардировщиков в Азербайджан, к Каспийскому морю. Наши истребители вылетали посменно, как часовые у склада с горючим, только ангар этот, как говорил отец Руф, растягивался на сотни километров. Были столкновения и перестрелки, опасность поджидала каждый день. Но младший лейтенант Резвых «споткнулся» на другом: его самолет при посадке зацепился шасси за маскировочный трос и, перевернувшись несколько раз, ударился о землю кабиной вниз. Ребята бежали к дымящейся машине без всякой надежды, что пилот жив.
Но тогда произошло чудо. Он остался жить. Отделался легким испугом.
В полетной книжке, хранимой отцом Руфом, этот эпизод обозначен нарушением правил посадки, за что был получен выговор. Неделя в госпитале, и снова — полеты. Но жизнь уже воспринималась иначе. Что-то произошло. «Контузия, сотрясение мозга?» — думал про себя младший лейтенант. Внешне он оставался таким же — жизнерадостным и коммуникабельным, за что друзья его любили. И он любил друзей. Фронтовая дружба — особенная. Отец Руф напомнил песню Владимира Высоцкого (как ни странно для монаха, он ее знал): «Друг, оставь покурить, а в ответ — тишина: он вчера не вернулся из боя..».
Рисовать он начал рано. Когда пас коров, когда смотрел на восход, когда слушал птиц. Когда материнские руки ставили перед ним крынку молока, холодную, в росе. Когда земля глухо ударилась о сосновую крышку гроба рано умершего отца, оставившего пятерых детей в полуголодной советской деревне, и голосили бабы.
В художественном кружке преподаватель рисования сулил ему большое будущее. «У тебя талант, Василий, — говорил учитель. — Не зарывай его в землю». Но Василий был мальчишкой, и дух времени, романтика 1930-х годов «великой страны» позвала его в летную школу.
Потом началась война.
После победы вернулся в родную деревню повидать мать, братьев и сестер да проведать могилу отца.
Младшая из сестер призналась ему о тайном намерении стать монахиней, «чтоб молиться за всех».
Василий снова задумался: Господь нас всех призывает, к чему? Как жить правильно, чтоб угодить Ему? Чтоб было меньше греха на земле и чтобы не было больше войны, чтоб не умирали дети?
У постаревшего учителя рисования взял рекомендацию в Питер, в художественную академию.
Приемная комиссия оценила экзаменационные работы летчика-фронтовика, и он был принят.
Жил в общежитии, с вдохновением слушал лекции профессоров и на уроках живописи забывал о времени. Но вот его вызвали в деканат. Стало известно, что студент Резвых посещает Никольский собор.
«Вы что, ищите там сюжеты для рисования?» — подал идею отговорки декан в присутствии человека в штатском.
«Нет, профессор, — ответил после паузы Резвых. — Я молюсь Богу».
И его исключили.
Он не удивился, но лишь пришел в храм, поставил свечку об упокоении фронтовых друзей, подошел под благословение священника.
«Не плачь, сынок, — переживший блокаду и ничему не удивлявшийся батюшка положил руку на голову младшего лейтенанта. — Господь лучше нас знает. Твои слезы обернутся светлой радостью. У каждого свой крест. Выше сил Господь не даст испытания».
Поехал в Харьков. Работал лаборантом вуза и жил в студенческом общежитии без прописки, готовясь к новому поступлению на учебу. И ходил в кафедральный собор.
Там познакомился с монахинями, которым поведал о своих неудачах. Не знал, куда идти учиться. «Может, вернуться домой, помогать матери по хозяйству?» — спрашивал. «Тебе к матушке нужно, нашей наставнице, — сказали они. — Она у нас прозорливая, укажет тебе, что делать и как быть».
Матушка, ветхая и приветливая, с порога сказала: «Вот, Господь послушника привел, монаха. Наверное, в Киев поедешь, в святую лавру. Там такие, как ты, нужны», — и поклонилась на прощание.
«Будто камень с души свалился», — вспоминал отец Руф.
Наместник принял фронтовика в число братии, и вскоре был постриг. Василия нарекли Руфом — в честь преподобного Руфа, затворника Печерского. «В затвор тебя посылать не будем, — улыбаясь, сказал наместник-архимандрит. — Но, возможно, уподобиться своему небесному покровителю тебе и придется на какое-то время».
Со временем это полушутливое предсказание сбудется. Монах Руф будет заключен в колонию на пять лет, а затем еще 18 лет проживет в «затворе» — в подвальной туалетной комнатке без окон, на Печерске, где будет работать уборщиком туалета. Потом, читая Евангелие, не раз будет замирать на месте, повествующем о том, как Христа вели на Голгофу и как римские воины схватили Руфова отца Симона Киринеянина, чтобы тот нес крест Господа для распятия.
В мае 1960-го центральная украинская газета «Правда Украины» писала о «хулиганских действиях» монахов Киево-Печерской лавры. В стране действовали, в том числе и с грифом «совершенно секретно», указы «об усиленных мерах по борьбе с религией». Хрущев заявил во всеуслышание, что в 1980 году по телевизору будет показан «последний поп». Кстати говоря, вспоминая об этом заявлении, митрополит Владимир (Сабодан) в своих дневниковых записях заметил, что речь шла непосредственно о нем: Хрущев на московской фотовыставке указывал на его фотографию. Символично и то, что по приезду в Киев в июне 1992 года новый предстоятель Православной Церкви на Украине встречался со старейшими иноками Киево-Печерской лавры, в числе которых был и монах Руф.
Со временем старшая братия отошла ко Господу, лишь отец Руф оставался, как сам он шутливо говорил, «последним из могикан».
Приведу документ приговора Печерского суда г. Киева от 16 мая 1960 года о «хулиганских действиях» монахов, о чем писала тогда одна из республиканских газет. Речь шла о «мракобесии и борьбе с опиумом народа» — о Православной Церкви. Открытая во время Великой Отечественной войны Киево-Печерская лавра, по указанию Кремля, должна была быть опять закрыта.
Органы КГБ взяли на вооружение весь арсенал приемов, одним из которых и являлся заготовленный сценарий с якобы избиением фотокорреспондента «Правды Украины» товарища Осадченко. Во время упомянутого «действа» за углом лавры стоял «воронок» с приготовленными наручниками для лаврских «хулиганов-попов».
Машинистка «Правды Украины» Раиса Демьянова Шаповалова, отмечавшая недавно свое 97-летие, помнит эту публикацию, о которой в редакционной курилке говорили, что и «Сталин не был так лукав, как Хрущев». Дело в том, что фотокор Осадчий сам спровоцировал драку и сам нападал на монахов с кулаками, что собственно, людям с Владимирской, 33 (управление КГБ по Киеву) и было хорошо известно.
«Приговор
Украинской советской социалистической республики
16 мая 1960 года.
Народный суд 2-го участка Печерского района г. Киева в составе:
председательствующего народного судьи Ткаченко,
народных заседателей Берова
с участием прокурора Яковлева,
рассмотрев в открытом судебном заседании
приговорил:
..учитывая характер совершенных с особой дерзостью преступлений, руководствуясь ст. 96 и 97 УГК УССР, Резвых Василия Филимоновича, на основании ст. 70 ч. II УК УССР, подвергнуть лишению свободы в ИТК без поражения в правах сроком на пять лет".
Когда отца Руфа заключили в тюрьму, его мать обратилась в Верховный Совет СССР с ходатайством: «Как мать, прошу о помиловании моего сына Резвых Василия Филимоновича 1922 г. р. Семь лет, с 1941 по 1947, Василий находился в рядах Советской армии, являясь младшим лейтенантом, летчиком-истребителем; на протяжении Отечественной войны принимал активное участие в боевых операциях. Имеет правительственные ордена и медали. Мне 68 лет. После смерти мужа, с 1934 года вырастила и воспитала пятерых детей, трое сыновей добровольно ушли на фронт. Убедительно прошу обратить внимание на мою материнскую просьбу и помиловать моего сына. Он не преступник, и об этом я, его мать, могу с чистой совестью заявить. Он всегда был кротким, послушным и добрым, являясь моим утешением. Я инвалид 2-й группы, и это горе совсем подкосило меня. Осушите мои слезы, верните моего сына, чтоб он был моей опорой в старости. Очень надеюсь на вашу чуткость к материнской просьбе».
Верховный Совет СССР не внял материнской просьбе. Монах Руф «от звонка до звонка» провел в лагере пять лет.
Господь ведает о 18 годах, проведенных отцом Руфом после заключения в подвальной комнате общественного туалета, расположенного недалеко от Киево-Печерской лавры, куда он ежедневно приходил.
Экскурсоводы атеистического музея «Киево-Печерский заповедник» полюбили приходящего «ласкового» монаха и позволяли ему прикладываться к мощам преподобных Печерских и даже приводить с собою других православных.
Димеевская церковь на Сталинке (ныне Московская площадь) стала его вторым домом, так как настоятель сего храма отец Мефодий был в прошлом послушником Киево-Печерским и отца Руфа принимал как родного брата. Они вместе молились по ночам, вместе плакали о закрытой лавре, вместе принимали «калеченых и убогих» — жертв прошедшей войны. И когда в 1988 году угасающая атеистическая держава разрешила возобновить служение в Киево-Печерской лавре и открыть там (на Дальних пещерах) монастырь, у собратьев Мефодия и Руфа был настоящий праздник.
Городская мэрия наконец откликнулась на ходатайства беспрописного монаха-фронтовика, выделила ему «гостинку» на Оболони, где он и жил до последних дней.
В лавре отец Руф лишь молился, а остальное время, будучи «свободным от монашеской кельи», как сам он говорил, посещал киевские монастыри и храмы.
Похоронили отца Руфа на монастырском кладбище. Вечная ему память!
