 |
| Православие.Ru | Архимандрит Симеон (Томачинский) | 01.04.2009 |
Гоголь — великий сын своего народа. Великий сын великого народа. Меня спросят: какого? Украинского? Русского?
Чтобы правильно ответить на этот вопрос, требуется, прежде всего, обратиться к трудам самого писателя. Гоголь не слишком известен как историк, хотя этому поприщу он посвятил изрядную часть своей юности. Его исследования, дошедшие до нас, отличаются особой глубиной проникновения в предмет, оригинальностью и ярко выраженным интересом к действиям Промысла Божиего в истории.
Еще двадцатилетним Гоголь замыслил грандиозный труд, посвященный родной стороне. О нем он говорил друзьям так: «Историю Малороссии я пишу всю, от начала до конца. Она будет или в шести малых, или в четырех больших томах». В нескольких периодических изданиях в 1834 году Гоголь дал «Объявление об издании „Истории Малороссии“», где просил присылать различные материалы: записки, летописи, песни и т. д. В своем труде, работа над которым продолжалась уже пять лет, Гоголь, по его словам, хотел «представить обстоятельно, каким образом отделилась эта часть России; как образовался в ней этот воинственный народ, козаки, означенный совершенною оригинальностью характера и подвигов; как он три века с оружием в руках добывал права свои и упорно отстоял свою религию. как мало-помалу вся страна получила новые, взамен прежних, права и наконец совершенно слилась с Россиею».
Не менее глубоко Гоголь изучал историю средних веков, причем судьбу Украины писатель неизменно осмысляет в контексте мировой истории. Частично мы можем познать замысел автора по его опубликованной работе «О средних веках».
Порабощение Европы арабо-мусульманской культурой на излете средневековья открывало Гоголю миссию России как последнего оплота истинной веры — Православия. Именно поэтому писатель считал важнейшим событием истории Украины ее воссоединение с Россией, ведь украинский народ «уже в начале имел одну главную цель — воевать с неверными и сохранять чистоту религии своей». Защита и укрепление православной цивилизации — вот главная задача славянских народов, которую они могут осуществлять, по мысли Гоголя, только в нерушимом единстве.
Скептики могут проворчать, что Гоголь, может, и неплохой писатель, но историограф доморощенный, несерьезный, а его труды не представляют научной ценности. Посмотрим, однако же, на факты.
В 1831—1835 годах Гоголь — преподаватель истории в Патриотическом институте благородных девиц, одном из лучших вузов своего времени, который, к тому же, находился под покровительством императрицы. В 1834 году его историческими исследованиями заинтересовался сам министр народного просвещения граф С.С. Уваров; он ознакомился с гоголевским «Планом преподавания всеобщей истории» и заказал несколько статей на историческую тему, которые, очевидно, должны были стать проверкой для писателя. Результатом этих тестов и трудов стало то, что вместо кафедры всеобщей истории в Киевском университете святого Владимира (куда Гоголь стремился вслед за своим другом М.А. Максимовичем и где его уже готовы были принять) он получил место профессора кафедры средних веков в Санкт-Петербургском — столичном! — университете.
Первая лекция, по отзывам слушателей, была блестящей. Студент Иваницкий с восторгом вспоминает: «Не знаю, прошло ли и пять минут, как Гоголь овладел совершенно вниманием слушателей. Невозможно было спокойно следить за его мыслью, которая летела и преломлялась, как молния, освещая беспрестанно картину за картиной в этом мраке средневековой истории». Высоко отзывались о гоголевском курсе и Пушкин с Жуковским, которые присутствовали на одной из лекций.
И пусть в дальнейшем курс не вызывал столь бурного восторга, да и Гоголь к нему потихоньку охладевал, но ведь это так понятно! Гоголь был всецело занят подготовкой и изданием своих сочинений: он уже сделал выбор в пользу художественного творчества. Не зря его исторические сочинения попрекали за «слишком горячий», жгучий слог. Но «что за история, если она скучна!» — восклицает Гоголь. И берется за «Тараса Бульбу».
Гоголь полагал, что для понимания истории порой важнее не документы и летописи, а народное творчество. О малороссийских песнях он говорит так: «Историк не должен искать в них показания дня и числа битвы или точного объяснения места, верной реляции; в этом отношении немногие песни помогут ему. Но когда он захочет узнать верный быт, стихии характера, все изгибы и оттенки чувств, волнений, страданий, веселий изображаемого народа, когда захочет выпытать дух минувшего века, общий характер всего целого и порознь каждого частного, тогда он будет удовлетворен вполне: история народа разоблачится перед ним в ясном величии».
Да и сам Гоголь точнее и полнее отразил историю Украины в своих художественных произведениях, в первую очередь в повести «Тарас Бульба». В этом эпическом полотне и была явлена давняя мысль Гоголя о том, как украинский народ «три века с оружием в руках добывал права свои и упорно отстоял свою религию».
Два Тарасовых сына, Остап и Андрий, как бы прообразуют собой саму Украину, раздираемую на части. Один, верный отеческим заветам, бьется за них даже до смерти; другой, увлеченный коварными ляхами, становится предателем своего народа. Но Гоголь оптимистично смотрит в будущее: «Да разве найдутся на свете такие огни, муки и такая сила, которая пересилила бы русскую силу!». Тарасово дело должно победить. Так считает Гоголь.
Гоголь писал свои произведения на русском языке и считал необходимым хранить верность «языку Пушкина». Своему земляку известному слависту Бодянскому он говорил: «Нам, Осип Максимович, надо писать по-русски. надо стремиться к поддержке и упрочению одного, владычного языка для всех родных нам племен». Однако украинская разговорная стихия органично вошла в ткань гоголевских произведений как местный колорит и как сочный полновесный голос в общей полифонии.
В «Выбранных местах из переписки с друзьями» Гоголь отмечал: «Сам необыкновенный язык наш есть еще тайна. В нем все тоны и оттенки, все переходы звуков от самых твердых до самых нежных и мягких; он беспределен и может, живой, как жизнь, обогащаться ежеминутно, почерпая, с одной стороны, высокие слова из языка церковно-библейского, а с другой стороны — выбирая на выбор меткие названия из бесчисленных своих наречий..». Самому Гоголю это мастерски удавалось. Малороссийское наречие он изящно вплетал в общую ткань своего живого, яркого, сочного русского языка. Из него так и брызжет полнокровная радость бытия, жизнеутверждающая легкость, всепобеждающий оптимизм.
Гоголь воспевал Украину на русском языке. Так кем он себя считал? Украинцем? Русским?
В своем письме 1844 года к А.О. Смирновой Гоголь так ответил на это вопрос: «На это вам скажу, что сам не знаю, какая у меня душа, хохлацкая или русская. Знаю только то, что никак бы не дал преимущества ни малороссиянину перед русским, ни русскому пред малороссиянином. Обе природы слишком щедро одарены Богом, и, как нарочно, каждая из них порознь заключает в себе то, чего нет в другой, — явный знак, что они должны пополнить одна другую. Для этого самые истории их прошедшего быта даны им непохожие одна на другую, дабы порознь воспитались различные силы их характера, чтобы потом, слившись воедино, составить собою нечто совершеннейшее в человечестве».
Не будем делить Гоголя, не будем разрывать его на части. Если Пушкин — это «наше всё», то Гоголь — это всё наше. Родное, украинское, русское, православное.
В одной из молитв, написанных Гоголем, он говорит: «Господи, спаси и помилуй бедных людей Твоих. Не дай лукавому возвеселиться и овладеть нами. Не дай врагу поглумиться над нами и мрачному производить беспорядки и неустройства, возмутить стройность, знаменующую присутствие Твое с нами. Господи, яви святое чудо Твое, устрой, устрой!».
Дай Бог, чтобы эта молитва Гоголя была услышана.
