 |
| Одна Родина | Николай Головкин | 27.03.2009 |
Его уникальная выразительность исполнения, голос, редкое драматическое дарование и артистизм производили сильнейшее впечатление на всех, кто его слышал. В Музее одной улицы на Андреевском спуске в Киеве до конца нынешнего лета будет работать выставка «Александр Вертинский: Я готов целовать твои улицы», посвящённая 120-летию со дня рождения великого русского певца, который родился в Киеве 21 марта 1889 года.
***
«.. Вот тут, недалеко, против Золотоворотского садика в доме N 43 по улице Короленко, бывшей Большой Владимирской, — я родился, — вспоминал Вертинский. — Каждый камень этого города — я знаю».
По словам организаторов, выставка передаёт дух той эпохи, в которой жил и творил певец. Её открыли приехавшие из Москвы старшая дочь певца — актриса Марианна Вертинская и внучка — актриса Дарья Хмельницкая, которые поделились воспоминаниями о легенде русской и мировой эстрады. В Киеве они бывают каждый год, чтобы положить свежие цветы к мемориальной доске своего отца и дедушки.
«Отец боготворил Киев, — отметила Марианна Александровна. — О нем он рассказывал всегда: как справляли Пасху, как праздновали Рождество, каким был стол, подарки. Он знал много украинских песен и чаще всего распевался перед концертами песней „Реве та стогне Дніпр широкий“».
В небольшой комнате музея представлены форма брата милосердия 1917 года, личные вещи, старые пожелтевшие фотографии, письма, автографы песен (авторского жанра), пластинки.
***
Его отец Николай Петрович Вертинский был адвокатом, а мать Евгения Степановна Сколацкая происходила из дворянской семьи. Отец Александра не был официально женат на его матери, так как ему не дала развода его первая жена. Мать Вертинского умерла, когда Саше было три года, а спустя два года скончался от чахотки и его отец. Сашу и его старшую сестру Надю взяли на воспитание тётки со стороны матери, причём дети оказались в разных семьях.
В девятилетнем возрасте Вертинский блестяще сдал экзамен в приготовительный класс 1-й Императорской Александрийской гимназии. Но, не проучившись в ней и двух лет, был отчислен за неуспеваемость и переведён в 4-ю классическую гимназию, которую также не окончил.
Самыми светлыми впечатлениями детства для Вертинского было пение хора во Владимирском соборе, выступления слепых кобзарей в киевских дворах. Именно в это время в Александре зародилась и пылкая страсть к театру.
В книге «Дорогой длинною» Вертинский так вспоминает об этом периоде: «Я всё время был в кругу поэтов, художников, актёров, журналистов /../ Иногда мы голодали все вместе. Иногда жили получше, когда кто-нибудь получал деньги. Бродили по Киеву, спорили до одури, писали, читали, пели, говорили, декламировали /../
Потом я был корректором в типографии Борщаговского на Крещатике, потом в поисках работы нанимался в помощники бухгалтера в «Европейскую» гостиницу, откуда меня скоро выгнали за неспособность, продавал открытки с «тёщиными языками» у фотографа Маркова, грузил арбузы на бараках на Днепре, и много еще профессий перепробовал я в то время".
Мировоззрение и творческий стиль Александра Николаевича формировались в литературном собрании преподавательницы женской гимназии, очень умной и образованной женщины Софьи Николаевны Зелинской, за что он был благодарен ей всю свою жизнь. В её доме по улице Владимирской, 67 собирались художники Натан Альтман, Александр Осмеркин, Казимир Малевич, Марк Шагал, поэты Михаил Кузмин, Владимир Эльснер.
***
В канун Первой мировой войны с другом, художником Александром Осмеркиным Александр Николаевич переезжает в Москву, так как считал, что в Киеве исчерпал свои возможности.
В начале 1912 года Вертинский поступил в театр миниатюр, где выступал с небольшими пародиями. Например, когда балетная пара танцевала танго, он, стоя у кулис, исполнял песенку-пародию на то, что происходит на сцене. С 1912 года Вертинский снимается и в кино, сбылась юношеская мечта. Всего до эмиграции снялся в 18 фильмах, поставленных по его песням.
В конце 1914 года Вертинский отправился добровольцем на фронт и год прослужил санитаром на 68-м поезде Всероссийского союза городов, который курсировал между передовой и Москвой. После ранения он вернулся в Москву, в театр миниатюр: создавал сценический образ Пьеро, исполнял песни на свои собственные стихи и стихи поэтов Серебряного века (Марина Цветаева, Игорь Северянин, Александр Блок).
Вертинский всегда работал на сцене в одиночку. Общительный, окружённый в повседневной жизни толпой друзей, на подмостках он никогда не нуждался в партнёрах. Артистическое одиночество было его принципом.
Неординарной была и его актерская маска, его «белый Пьеро». На нем короткий белый балахон из атласа, плотно застегнутый до горла черными пуговицами, белое кружевное жабо, белая шапочка, скрывающая волосы. Лицо скрыто под толстым слоем грима, на котором выделялись длинные, резко изломанные брови, придающие лицу выражение печального вопроса. Постепенно его успех растёт. Он выступает на разных площадках, гастролирует.
К концу грозного 1917-го белое одеяние Пьеро полностью вытесняется чёрным, и рождается невиданный чёрный траурный Пьеро. Вскоре Вертинский отказался от маски, за которой пытался скрыть свою застенчивость, и начал выступать в чёрном фраке или смокинге и белой крахмальной сорочке. Мемуаристы подчёркивают необыкновенную бледность артиста, его длинные невероятно выразительные пальцы. Жизнь и творчество Вертинского, как и жизнь всей России, приближались к роковому рубежу.
В 1916 году к Вертинскому приходит всероссийская популярность, а в 1917-м артист объехал многие крупные города Российской империи, где выступал с неизменным успехом. Его песни отличались особенной индивидуальной окраской, привлекая не силой и красотой звучания, а пронзительной проникновенностью исполнения, в которой главным были сострадающая интонация и изящный, немного изломанный, отчасти горький жест. Многих увлекал развивавшийся в каждой небольшой песенке захватывающий сюжет, со своей завязкой, кульминацией и часто неожиданной развязкой.
«Вертинский — это эпоха. Вертинский — это целое поколение, — писал Всеволод Иванов. — Вертинский впервые запел в то душное предгрозье перед Великой войной, когда мир ещё не знал, что соскальзывает в бездны истории. Вертинский тогда в своем печальном образе Пьеро явился контрастом, приговором, предостережением тому жадному, жирному, глотающему сёмгу благополучному реакционному обществу /../ В сущности, это было тоже „эпатирование буржуа“, вроде футуризма, но совершенно по-другому, нежели делали Маяковский и другие. Искусство Вертинского — это настоящее, русское искусство, необычайно доброе, немного, я сказал бы, „юродивое“».
Октябрь 1917 года был ознаменован в творчестве Вертинского созданием известного романса «То, что я должен сказать, или Юнкера» (была больше известна под названием «Мальчики»). Это песня, слова и музыка которой не забыты и сегодня, о гибели трёхсот московских юнкеров:
Я не знаю, зачем и кому это нужно.
Кто послал их на смерть недрожащей рукой,
Только так беспощадно, так зло и не нужно
Опустили их в Вечный Покой.
Утомлённые зрители молча кутались в шубы,
И какая-то женщина с искажённым лицом
Целовала покойника в посиневшие губы
И швырнула в священника обручальным кольцом.
И никто не додумался просто встать на колени
И сказать этим мальчикам, что в бездарной стране
Даже светлые подвиги — это только ступени
В бесконечные пропасти к недоступной весне.
***
Его вызвали для объяснений в ЧК. «Вы же не можете запретить мне их жалеть!» — «Надо будет — и дышать запретим», — ответили ему.
Вместе с группой артистов Вертинский отправился гастролировать по южным городам России. Выступал с концертами на подмостках маленьких театров и в литературно-артистических обществах Одессы, Харькова, Ялты, Севастополя… 13 декабря 1919 года вместе со многими другими гражданскими лицами и остатками врангелевских войск он эмигрирует в Константинополь.
Далее отправился в Румынию. 1922-й и 1923-й годы артист провёл в Польше, гастролировал в Австрии, Венгрии, Ливане, Палестине, Египте, Ливии, Германии. С 1923-го по 1925-й жил в Берлине, где женился на Надежде Потоцкой, дочери русских эмигрантов. Однако их союз оказался непрочным.
С 1925 по 1934 год Вертинский жил во Франции и находился в расцвете творческих сил. Осенью 1934 года отправился в Америку, а в октябре 1935 года уехал в Китай.
26 мая 1942 года Вертинский вступил в брак с Лидией Владимировной Циргвава, 20-летней дочерью служащего КВЖД. Вертинский старше своей избранницы на тридцать четыре года. У них родились две дочери — знаменитые актрисы Марианна и Анастасия.
«Папины рассказы о Франции, Сингапуре, Греции — мы все ими заслушивались, — говорит Марианна Вертинская. — Жизнь сталкивала его с такими интересными людьми! Например, Шаляпин был его большим другом».
Четверть века Вертинский провел в скитаниях по разным странам. Его уникальная выразительность исполнения, голос и артистизм производили сильнейшее впечатление на всех, кто его слышал. Не секрет, что песни Вертинского очень любил и всемогущий Сталин.
***
Вертинский многократно, еще в 1930-е годы, просил разрешения вернуться в СССР. Но только во время Великой Отечественной, осенью 1943 года, Александр Николаевич наконец-то смог вместе с семьёй ехать на Родину. Они прибыли в Читу, а вскоре в Москву. Семья Вертинских с четырёхмесячной дочерью Марианной получила трёхкомнатную квартиру на Тверской улице, 12 (тогда улице Горького). В конце 1944 года родилась вторая дочь Анастасия.
Вертинскому даже разрешили выступать, выступал и на фронте с патриотическими песнями. Но из ста с лишним песен его репертуара к исполнению в СССР было допущено не более тридцати. На каждом концерте присутствовал цензор.
20 августа 1945 года Александр Николаевич Вертинский побывал в родном Киеве. Об этом свидании с родным городом он написал в письме жене Лидии Владимировне: «Вот я и в Киеве. Не могу тебе описать то чувство, которое охватило меня при въезде в этот город моего детства и юности. Изменился он мало и, кроме неузнаваемого, разрушенного до ужаса Крещатика — во всём остальном он остался таким, каким я запомнил его на всю жизнь. Только стал старше немного. /../ Был во Владимирском соборе. Он цел также, но обветшал немного, его уже реставрируют. Мы вошли внутрь, я снова смотрел на чудесную живопись и вспоминал, как семилетним мальчиком сюда водила меня Наташа, как я замирал от пения хора и как завидовал мальчикам в белых и золотых стихарях. Сколько воспоминаний! Тут была кондитерская, где мы гимназистами воровали пирожные. Вот Купеческий сад, в который я лазил через забор. Вот 1-я гимназия, где я учился в приготовительном классе. /../ И это только первый день. Я не хотел много ходить — у меня вечером концерт, и где? В том самом бывшем Соловцовском театре, где я был статистом и где открутил бинокль от кресла (хотел его продать — я был вечно голоден) и откуда меня с треском выгнали! /../ Если Москва была возвращением на Родину, то Киев это возвращение в отчий дом».
После войны ему не разрешали выступать в престижных концертных залах, концерты в Москве и Ленинграде были редкостью. Вертинский был вынужден много гастролировать по стране. Выступал он в основном в маленьких отдалённых городках, где были тяжелые бытовые условия, долгие утомительные переезды, концерты шли без афиш. Побывал в городах Средней Азии, Сибири, Урала.
На радио Вертинского не приглашали, пластинок почти не выпускали, не было рецензий в газетах.
В 1950-х годах Вертинский снимался в кино. Получил Сталинскую премию за роль в фильме «Заговор обречённых» (1951). Снялся еще в пяти кинофильмах, в том числе — на киностудии им. Довженко в двух фильмах: «Пламя гнева» (1955, режиссер Т.В.Левчук) и «Кровавый рассвет» (1956, режиссер А. Швачко). В набросках своей речи к премьере фильма «Пламя гнева» Вертинский написал: «Мои дорогие земляки! Мои дорогие киевляне! Сегодня мне хочется сказать вам то, что не имеет прямого отношения к данному фильму и к моей работе над этими двумя ролями, которые я сыграл в картине «Пламя гнева», но что играет главную роль в моем появлении на экранах Украины. Дело в том, что я, как вам, вероятно, известно, украинец по рождению и к тому же киевлянин. Я родился, учился, воспитывался в этом чудесном, неповторимом городе, вырос на берегах Днепра, на этой богатой, привольной, цветущей земле /../ Совсем не важно, как я сыграл свои роли в этом фильме! Не мне об этом судить! Но важно то, что сыграл я их на украинском языке. Вот этим я горжусь… Наталья Михайловна Ужвий как-то на съёмках сказала мне: «То, что вы выучили язык, это ещё понятно — язык можно выучить, но откуда у вас подлинно украинские интонации?» И тогда, чуть не плача от радости, я ответил ей: «Да ведь я же здесь родился! Это же моя Родина!..»
В последние годы жизни он испытывал серьёзные материальные трудности плюс душевное одиночество. Вспоминая свой путь в искусстве, Вертинский подчёркивал: «Разве я мог бы „выдумать“ мои песенки, если бы я не прошел трудную и тяжелую жизненную школу, если бы я не выстрадал их..»
В мае 1957 года, во время гастролей в Ленинграде, Александр Николаевич Вертинский скончался. Ему было 68.
Марианна Александровна Вертинская вспоминает, что в старости отец мечтал поселиться в Киеве, но мать не согласилась. О желании артиста свидетельствует и его письмо жене в Москву, посланное в 1955 году из Киева: «Дорогая жена моя Лиличка! Ах, какую силу имеет прошлое! И как странно ходить по кладбищу своей юности! Вот и сейчас пишу вам письмо и заливаюсь слезами. Почему я должен жить в Москве, когда душа здесь, в Киеве?»
Незадолго до смерти, в 1956 году, Александр Николаевич написал в Киеве своё последнее стихотворение:
Киев — Родина нежная,
Звучавшая мне во сне,
Юность моя мятежная,
Наконец ты вернулась мне!
Я готов целовать твои улицы,
Прижиматься к твоим площадям,
Я уже постарел, ссутулился,
Потерял уже счёт годам…
А твои каштаны дремучие,
Паникадила весны —
Все цветут, как и прежде могучие,
Берегут мои детские сны.
Я хожу по родному городу,
Как по кладбищу юных дней,
Каждый камень я помню смолоду,
Каждый куст — вырастал при мне.
Здесь тогда торговали мороженым,
А налево — была каланча…
Пожалей меня, Господи, Боже мой!…
Догорает моя свеча!…
