Нация начинается с культуры,

уверен выдающийся финский историк и писатель Матти Клинге

Аристократы духа

В своей жизни бывал я в гостях у разных именитых и богатых людей. В красивых коттеджах, замках, приемных и залах. Но, приехав в гости к писателю Матти Клинге в Хельсинки, я впервые побывал у аристократа. Не человека с титулом, но аристократа по духу. Его квартира на улице Уланкату напротив российского посольства напоминает парадный зал национальной библиотеки небольшого государства: фолианты, картины, фарфор.

— Как в свое время сказал Александр I, «все финны — дворянского происхождения». Поэтому в княжестве Финляндском люди разных сословий могли служить, становясь даже генералами, — начал писатель. — Сам же я из семьи потомственных интеллигентов. Мой прадед был прибалтийским немцем, говорил по-немецки и по-русски. Мой дед преподавал химию в Технологическом институте, а вот моя бабушка была финкой из Выборга. Так что я связан как с петербургскими немцами, так и с финнами.

Матти Клинге — человек-загадка. Его книги продаются во всех крупных книжных магазинах Европы, изданы также в Петербурге. Знает несколько языков, но сразу предупреждает, что по-русски не говорит. Тут же берет русскую классику и читает без запинки. «Так, помню, как буквы читаются», — оправдывается писатель. А ты думаешь: «Ведь и понимает тоже!». Судя по 500-страничным книгам Матти Клинге, понимает он не только язык, но и душу русского народа. Впрочем, сегодня мы вспоминаем историю Финляндии.

— Финны горды тем, что первыми в составе Российской империи получили парламент, — рассказывает Матти. — Первый сейм, созванный Александром I в городе Порвоо, состоял из представителей разных сословий. Нигде в Российской империи такого не было. Так начиналась национальная финская демократия, которую не смог переломить даже Николай II в 1906 г. Он учредил Думу, куда созвал представителей всех губерний и национальных окраин. Но финнов там не было — у них был свой парламент.

Кроме сейма Великому княжеству были дарованы свои почта, местное самоуправление, судебная система. Действовали принципы шведского права, лютеранство было официальной религией, а в середине XIX века финский язык наконец-то стал государственным. До этого «в свете» говорили по-шведски, а фин-
ское наречие считалось «языком деревень». В Петербурге был статс-секретарь по делам Финляндии, который почти каждую неделю докладывал о состоянии дел в княжестве императору.

— В Финляндии было свое кадетское училище, — продолжает Матти Клинге. — Всего же в России было шесть кадетских училищ. Располагавшееся в городе Хамина училище готовило офицеров для службы в любой части Российской империи. Это позволило тысячам финнов служить в императорской армии, становясь генералами и адмиралами.

Шведско-русские дары

Чтобы снизить уровень патетики в историческом повествовании, заметим: интерес российских императоров к Финляндии был чисто геополитический. В начале XIX века Россия активно шла в Европу — в прямом смысле этого слова, присоединяя новые территории (Польша, Финляндия, Бессарабия). И новая политическая эра требовала не просто «добровольности вхождения» в состав империи, но и новых возможностей, которые это вхождение обеспечивало для «новых россиян».

Первоначально «царские милости» были одинаковыми для всех: парламенты были созданы в двух Великих княжествах — Польском и Финляндском. Но поляки в отличие от финнов начали бунтовать, и вскоре императорский двор сменил милость на гнев. А финны воспользовались моментом, чтобы основать свою государственность.

— До 1809 г. финны были «провинциальными шведами», — уточняет Матти Клинге. — И самоидентификация была провинциальной: чтобы «выбиться в люди», надо было поехать «в город». А в городе говорили по-шведски, и учили на шведском, и книги печатались на шведском. То есть на своей родине финн чувствовал себя «не в своей тарелке». Только «свежий ветер» после возникновения Великого княжества дал народу то, чего он ждал многие сотни лет: национальную самоидентификацию.

Финляндия в отличие от большинства российских провинций никогда не испытывала гнет крепостного права. Здесь нужно отдать должное шведам — их дворянские традиции не предполагали жесткую привязку человека к барину. И когда шведы оставили Страну тысячи озер, многие финны стали опасаться, что в России их сделают крепостными. Этим объяснялось и партизанское движение 1808 — 1809 гг., о котором мало пишут в российских исследованиях. Чтобы избежать волнений, Александр I сразу даровал финнам полную свободу и даже позволил выкупить из крепостной зависимости финских крестьян, живших под Выборгом (эти земли отошли к России еще в конце XVIII века) и в Ингерманландии.

— Именно фактор свободы сыграл главную роль в становлении нации, — пояснил Матти Клинге. — Вот почему Финляндия так легко перешла к независимости в 1918 г.: у нее были не только свои государственные институты, но и «вкус свободы», который был привит за столетнюю историю Великого княжества.

Говоря об истории Финляндии в составе России, необходимо знать: для финнов это период становления «своего я». «Сису» (sisu), как говорят они. Именно в XIX веке финны получили не только свой язык, но и сформировали основы своей современной культуры. Был собран и опубликован эпос «Калевала», родилась своя музыкальная, художественная и литературная классика — Сибелиус, Галлен-Каллела, Рунеберг и многие другие. И финны это очень хорошо помнят.

Семена ренессанса

В этом месте беседы мы с Матти Клинге перешли от событий давно минувших к современности, перекинув мост от Финляндии к Петербургу. Можем ли мы что-нибудь вынести для себя из опыта соседей? Здесь я вспомнил слова петербургского этнографа ингерманландки Алины Отти: «Финны немножко завидуют богатству русской истории, ведь своей имперской истории у финнов не было. Но даже свою, не столь масштабную, историю они любят и уважают, оберегая каждый миг ее».

Могу подтвердить: ценят финны историю и страны, и своего рода. Почти у каждого финна дома в рамочке красуется «семейное древо» с указанием предков за последние лет двести. В наших квартирах вы часто такое видите? Может быть, вам показывают фотоальбомы с прабабушками и прадедушками? Признаемся честно: очень редко.

Любопытный факт: после второй мировой войны, когда Финляндия выплачивала репарации и жила в нищете, для поднятия национального духа решили возродить игру на кантеле — родственный гуслям музыкальный инструмент. Выяснилось, что в стране остались человек 5 — 6, умевших на нем играть. С присущим нации упорством финны принялись возрождать древнюю культуру, и сегодня игру на кантеле преподают в каждой финской школе. На недавнем фестивале народной музыки «Фолкландия» я был свидетелем того, как инструмент эпохи «Калевалы» вписался во все современные музыкальные жанры: от фолка до рока. А где же наши гусли, спрошу я вас?

— Все это так, — выслушав меня, сказал Матти Клинге. — Но русские должны вспомнить свою великую культуру: Толстого, Достоевского, Чехова. Это же такие пласты, такое богатство! Здесь не придется прилагать столько усилий, чтобы его возродить, это все живо! Мне кажется, что в Петербурге атмосфера такая, что история, поэзия, красота сама идет в сознание. И это должна понимать молодежь…

Здесь я понял, почему не мог долго написать эту статью. При всей ясности мысли Матти Клинге хочется произнести избитую фразу: «Не верю!». Живя внутри нашей масс-культуры, пропитанной американизированным телевидением, не верится мне, что молодежь вдруг (с чего бы?) потянется к истокам, начнет перечитывать Достоевского, играть на гуслях и говорить на красивом русском языке. Впрочем, я могу ошибаться. Причем на сей раз очень бы хотелось быть неправым.

http://www.spbvedomosti.ru/article.htm?id=10 256 180@SV_Articles