Плавная деградация

Конечно, анализировать ситуацию со стороны и критиковать легче, чем принимать решение в условиях некоторой неопределенности. Но, тем не менее, некоторые вещи, которые наш финансисты и экономисты считают своими достижениями, признать таковыми, даже при всем желании, никак не удается.

Так, одним из наших достижений продекларирована «плавная девальвация» рубля — в отличие от обвала 1998 года и в отличие от того, что произошло сейчас в некоторых других странах. Но позвольте, что и с чем сравниваем?

Десять лет назад, в 1998 году, наше правительство объявило дефолт по своим обязательствам — никакой плавности и никаких элементов управляемости после этого уже в принципе не могло быть. Но разве осенью 2008 года произошел какой-либо дефолт? Разве у России, как государства, вообще были какие-либо обязательства, которые она вдруг не смогла выполнить? Нет, таких обязательств не было. А значит, и не было ни малейших оснований для дефолта и. резкого снижения курса национальной валюты.

А какие же были основания для снижения курса национальной валюты?

Первое. Нам говорят, что снижение курса рубля полезно, так как оно улучшит позиции наших товаров на внутреннем и мировом рынках. Да, это верно, но не всегда. То есть, формально экономически — почти всегда. С точки же зрения более или менее рациональной экономики необходимо разделять два принципиально разных случая. Один случай — когда более или менее высокотехнологичная продукция при снижении курса национальной валюты становится конкурентоспособной, без такового же — неконкурентоспособна, что ведет к закрытию предприятий, увольнению работников, потере, возможно, целого сектора национальной экономики. И совсем другой случай — когда-то или иное сырье, заведомо всегда востребованное мировым рынком, просто испытывает колебания в цене на мировом рынке, да еще и при том, что запас по себестоимости добычи этого сырья таков, что, при рациональном изменении внутренних налогов и пошлин, ни о каком закрытии предприятий и увольнении работников и речи быть не может; в этом случае речь исключительно о том, чтобы при снижении курса национальной валюты увеличить доходы и прибыли собственников сырьевых предприятий. Увеличить за счет чего? Понятно — за счет радикального снижения уровня жизни работников этих предприятий, военнослужащих, бюджетников и всех вообще, кто получает зарплату в своей национальной валюте. Мы, конечно, за собственников предприятий рады, и отдельное спасибо за то, что нас приговорили «плавно», но суть операции и ее результата ведь от того не меняется: на свои деньги, на свои прежние зарплаты мы теперь лекарств и целого ряда других жизненно необходимых товаров можем купить в полтора раза меньше. И пока это — единственный реальный результат.

Второе. Придворные аналитики и экономисты нам объясняют, что курс нашей национальной валюты — это некоторый естественный показатель, зависящий напрямую от стоимости нефти на мировом рынке. Вот, если среднегодовая цена будет такая, то и курс, считайте, вот такой, а если цена иная, то и курс иной. То есть, спрашивать не с кого, процесс от человеческой воли не зависящий. Но ведь не самом деле и это, мягко говоря, лукавство.

Не существует никакой объективной зависимости курса национальной валюты от стоимости на мировом рынке того или иного экспортного товара. Но существует зависимость другая: между объемом имеющихся финансовых обязательств и объемом поступлений финансовых средств. Мне скажут: «Так вот, это оно самое и есть!». Есть, но не совсем «оно самое».

Прежде всего, надо четко и однозначно разделить: финансовые обязательства государства и коммерческих компаний.

Финансовые обязательства государства, конечно, вещь важная. И разрыв между их объемом и объемом поступающих в бюджет финансовых средств — явление неприятное. Но какой вывод должен проистекать из угрозы возникновения такого разрыва? Прежде всего, переоценка самого объема этих обязательств: выполнение каких из них жизненно необходимо, причем, именно в краткосрочной перспективе — понятно, это относится к обязательствам социальным и военно-стратегическим. И какие из них также важны, но могут быть реализованы позже, по мере улучшения ситуации, а какие и вообще могут быть сравнительно безболезненно пока исключены из числа обязательств. Плюс в запасе есть механизм секвестирования бюджета — пропорционального ограничения расходов в случае, если даже и на пересмотренные и разумно сокращенные бюджеты средств не будет хватать. Сделан ли этот вывод, проведена ли соответствующая работа? Вывод, как будто, делается, бюджеты начали пересматривать, но только вот, что характерно: за пересмотр обязательств взялись лишь тогда, когда «плавную девальвацию» национальной валюты в полтора раза уже осуществили. То есть, пересмотр государственных обязательств не как основная мера — вместо снижения покупательной способности национальной валюты, но как дополнение к уже осуществленной «плавной девальвации». Но чего тогда стоят все красивые заявления о том, что все социальные обязательства будут, безусловно, выполнены? Выполнены-то они, если и будут, то в номинальном выражении — в рублях, полегчавших уже по своей покупательной способности в полтора раза. Значит, и лекарств на эти рубли наши пенсионеры и другие социально уязвимые категории граждан смогут купить в полтора раза меньше. То есть, обездоленные категории граждан все равно — самая страдающая сторона. Им снижение курса национальной валюты никак не помогло, но обесценило обещанную им «стабильность» социальных обязательств государства.

Так, может быть, изначально не в финансовых обязательствах государства перед гражданами была проблема, а чем-то другом?

Конечно, есть еще и обязательства корпораций — перед кредиторами, преимущественно зарубежными, причем, обязательства, номинированные не в рублях, а в валюте. Конечно, напрямую к государству эти обязательства отношения не имеют. И мы с вами, простые граждане, формально юридически по ним не отвечаем. Но вот ведь что интересно. Всего полтора года назад, во время очередных парламентских выборов, наша власть очень гордилась тем, что полностью рассчиталась по внешним долгам государства и плюс сумела накопить необъятные «подушки безопасности». Критики же финансово-экономического курса нашей власти, включая и автора этих строк, утверждали, что эта промежуточная победа — пиррова. И напоминали, что объем внешних долгов, набранных нашими корпорациями, в точности совпадает с объемом хваленой «подушки безопасности», причем, «подушки» в расширенном понимании, то есть, включая даже и все наши необъятные (казалось бы) золотовалютные резервы. И предупреждали, что случись что, государство вынуждено будет расходовать эти самые наши общенациональные резервы, которыми мы так гордимся, на помощь. частным компаниям. И теперь, спустя всего полтора года, уже очевидно: кто же оказался прав?

Более того, с учетом того, что все эти замечательные «резервы» — не более чем изъятое из национальной экономики и временно замененное на иностранные кредиты, понятно, что на расплату с кредиторами, да еще и с учетом ежегодной все предшествующие годы потери на процентах, этих резервов не хватит. Вывод — тот, что мы сделали ранее выше: обесценить национальную валюту с тем, чтобы дать возможность собственникам сырьевых корпораций получать больше разницы между внешними доходами и внутренними расходами (на нас с вами, на работников, а также на отчисления в бюджеты, пенсионные и социальные фонды и т. п.) и, таким образом, рассчитаться с кредиторами и остаться на плаву, не отказывая себе ни в чем, включая абсурдные проекты типа разрушения исторического облика Петербурга с помощью супер-небоскреба с уже народным наименованием «кукуруза», а также не продавая свою недвижимость на Лазурном берегу во Франции и в престижных окрестностях Лондона…

Таким образом, связь между ценой на нефть на мировом рынке и курсом нашей национальной валюты, конечно, есть. Но только это не некая естественная связь, демонстрирующая себя самостоятельно, без вмешательства человека, а связь сугубо синтетическая, рассчитанная конкретными людьми в их столь же конкретных финансовых интересах и обеспечиваемая не «невидимой рукой» финансового рынка, а рукой вполне видимой — нашего Центрального банка и правительства.

Третье. Но те же придворные экономисты и аналитики нам разъясняют, что, мол, раньше Центральный банк вынужден был расходовать золотовалютные резервы на поддержание курса рубля, который был «искусственно завышен», но зато теперь рубль в своем падении достигнет некоего «естественного положения», после чего «искусственно» поддерживать его Центробанку уже не будет нужды. Звучит убедительно — так, как будто бы существуют некие объективные весы, на которых взвешиваются мировые валюты, по результатам чего устанавливается этих валют объективный курс (а раз все это объективно, то и винить в происходящем, получается, некого — только успевай кланяться и благодарить родную власть за то, что осуществила падение рубля плавно). Но это-то — абсолютная и весьма целенаправленно внедряемая в наше сознание неправда.

Действительно, в период интенсивного оборота денег, в период экономического развития и стабильно работающих производств и торговли, в некотором приближении можно утверждать, что различные валюты стремятся к некоторым равновесным курсам между собой — в зависимости от того, что на них реально можно купить. Но в период кризиса, когда оборот денег резко замедлился, когда, по возможности, никто ничего не покупает, а все стремятся свои накопления как-то сберечь, валюты начинают оцениваться, прежде всего, не по тому, что на них можно купить, но по тому, каково сугубо психологическое ожидание возможности в них что-то сберечь, не потеряв на будущем падении этих валют по сравнению с валютами иными.

Парадокс: нынешний кризис был запущен обрушением виртуальной экономики — той, в которой обязательства, накрученные на обязательства, являвшиеся в свою очередь производными от каких-то иных обязательств, без каких-либо оснований признавались высоко надежными и ликвидными. Этот пузырь лопнул. Но что возникло на его месте?

Единственное, что пока можно констатировать — это еще больший пузырь из валют (прежде всего, американской), не имеющих под собой в нынешних объемах никакого материального обеспечения, но ценность которых обеспечена исключительно психологическими ожиданиями. Причем, ожиданиями не позитивными — что эти валюты надежные, но исключительно негативными — что все остальное еще менее надежно.

Что в преддверии этой, очевидно назревавшей ситуации сделала Россия — ее финансово-экономические власти?

Известно: целенаправленно вложила часть «резервов» в. обрушение своей же национальной валюты, а затем, без каких-либо объективных тому оснований, без устали стала предупреждать предпринимателей и население о грядущей «плавной девальвации» — устами самого председателя Центрального банка страны (невиданное в мире дело!). А когда процесс был запущен, когда все, у кого на руках были рубли, включились в игру под названием «меняем временные талоны на настоящие деньги», каковы могут быть психологические ожидания в отношении надежности этих «талонов» — наших российских рублей?

Согласитесь, самое время в Давосе вновь поднять вопрос о «сильных региональных валютах» (вопрос о мировом финансово-экономическом центре в Москве, слава Богу, пока отложили)..

И четвертое, о чем нельзя умолчать. Почему все последние годы до кризиса вопрос о массовых неплатежах и невыплатах (длительных задержках) зарплаты работникам как-то отошел на второй план? Может быть, диктатура закона? Нет, все проще: просто в условиях относительной стабильности национальной валюты эти игры тогда перестали быть сверхвыгодными. Но сейчас — другие времена. Что нам пени и штрафы в размере, например, одной триста шестьдесят пятой от ставки Центробанка за каждый день просрочки, если, удерживая средства в валюте, можно за два-три дня «наварить» годовую ставку? Все: экономика, в которой платежная дисциплина — важнейшая составляющая, опять развалена. И кому не платят наши супер-монополисты в первую очередь? Разумеется, нашим же малым высокотехнологичным предприятиям, вынуждая их погибать или продаваться за рубеж. Национальная экономика опять разрушена, причем, не мировым кризисом, а исключительно своими собственными руками.

Результат можно описывать в цифрах статистики, а можно и на ярких примерах. Кто-то, кажется, говорил, что мы намерены поддерживать отечественные высокие технологии? Прекрасно.

Но, по информации, НО «Союзнефтегазсервис», очередное наше высокотехнологичное предприятие — производитель алюминиевых труб для бурения, имевшее все международные сертификаты, недавно вынуждено было продаться одной из крупнейших транснациональных корпораций. Все, этой технологии у нас больше нет.

А что есть? Стабильность и предмет особой гордости — «плавная девальвация»..

http://stoletie.ru/poziciya/plavnaya_degradaciya_2009−02−02.htm