 |
| Русский дом | Александр Кадашевский | 27.01.2009 |
Я четыре года самой гордой
Русской верой — верила, любя,
Что дождусь — живою или мертвой.
Все равно, — но я дождусь тебя.
Ольга Берггольц
27 января 1944 года - День полного снятия блокады Ленинграда (ныне Санкт-Петербург). День воинской славы России
Этот январский день 1944 года стал одним из величайших в истории Великой Отечественной войны. Войска Ленинградского, Волховского и 2-го Прибалтийского фронтов в ходе Ленинградско-Новгородской стратегической наступательной операции окончательно разорвали кольцо блокады Ленинграда. Свыше 350 тысяч солдат, матросов, офицеров, генералов и адмиралов были награждены орденами и медалями, 226 воинов стали Героями Советского Союза. За выдающиеся заслуги, мужество и героизм Указом Президиума Верховного Совета от 8 мая 1965 года городу присвоено почетное звание: «Город-герой».
Да, весь город, включая и мирных жителей, стариков, детей, — стал героем. Кто-то из очернителей истории сегодня добавляет: героями поневоле, заложниками политики Сталина: победа — любой ценой! Спорить с ними бесполезно, но советую всем, кто хочет узнать правду о блокаде, прийти в Музей обороны Ленинграда в Соляном переулке, дом 9. Государственный музей обороны и блокады Ленинграда — единственное культурно-просветительское учреждение, чья деятельность полностью посвящена истории Ленинградской битвы в ходе Второй мировой войны.
В его экспозиции представлены потрясающие документы и личные вещи времён Отечественной войны. Там есть оружие и зимняя форма финских вояк, там есть святыни, поднимавшие солдат в атаку, воспроизведена и обыкновенная жилая комната блокадной семьи со скромной обстановкой, неизменной чёрной тарелкой радиоточки.
С севера на город от Карельского перешейка наступали немецкие и финские войска. У северного берега реки Муратовки, на 39-м километре шоссейной дороги Ленинград-При-озерск, осенью 1941 года вражеские части были остановлены. С осени 1941-го до лета 1944 года советские войска стойко держали рубеж обороны на Карельском перешейке. Оборона этих мест вошла в историю Великой Отечественной под названием «Лемболовская твердыня».
В районе Лемболово, на реке Вьюн, а это была линия старой государственной границы СССР, враг был остановлен и дальше не прошёл. Бывшая линия обороны на Карельском перешейке отмечена четырьмя памятниками, входящими в Зелёный пояс Славы. Один из них поставлен совсем недавно Министерством внутренних дел.
Выразителен и динамичен мемориальный ансамбль «Лемболовская твердыня». Здесь геройски сражались с врагом солдаты 23-й армии и бригада моряков-пограничников. От Лемболовских высот войска этой армии в июне 1944 года начали бои по прорыву обороны противника. Ныне восстановлены дот, окопы, огневая позиция — незаживающие раны проходившего здесь переднего края обороны наших войск. На стеле «Родина-Мать» напоминание: «…Здесь был остановлен враг 6 сентября 1941 года частями 23-й армии Ленинградского фронта». На памятном камне высечены слова Бориса Лавренёва: «Это время навсегда ушло от нас и навсегда останется с нами».
Чуть севернее, у станции Лемболово, стоит памятник героям-лётчикам. В июле 1942 года эки¬паж 44-го авиаполка Ленинградского фронта: капитан С.М.Алёшин, лейтенант В. А. Гончарук и старший сержант Н.А.Бобров — вылетел на подавление артиллерийской батареи противника в районе Лемболово. Сбросив бомбы на вражеские позиции, экипаж направил горящий самолёт на вражескую батарею. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 февраля 1943 года Алёшину, Гончаруку и Боброву посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
16 мая 1910 года, в годовщину рождения города, в семье врача появилась на свет Ольга Берггольц — одна из талантливейших поэтесс города-крепости. Строки её стихов и лирической прозы из книги «Дневные звёзды» обжигают своей подлинностью, трагизмом, верой и любовью. Ольга Берггольц стала совестью и яростным голосом несгибаемого города. Она, как многие литераторы и журналисты, буквально переезжает в «гранитное зданье» радиокомитета и наполняет не эфир, а измождённые сердца надеждой и мужеством:
Отсюда передачи шли на город —
стихи и сводки, и о хлебе весть.
Здесь шипи дикторы «репортёры,
поэт, артистки,
Всех не перечесть.
И, спаяны сильней, чем кровью рода,
родней, чем дети одного отца,
сюда зимой сорок второго года
сошлись — сопротивляться до конца.
В её архиве, как рассказывала сестра, сохранилось более шести тысяч писем благодарных слушателей и читателей тех страшных военных и исполненных оптимизма послевоенных лет.
1942 год — самый тяжёлый за весь период блокады — стал беспримерным в проявлении мужества и стойкости ленинградцев. Во всех действующих храмах возобновились богослужения, после первого приступа отчаяния в городе была налажена трудовая и даже творческая жизнь. Память об этих днях потрясает. Идёшь по Среднему проспекту Васильевского острова видишь на здании трамвайного депо мемориальную доску: «Отсюда ушёл на маршрут первый блокадный трамвай 1942 года». Приходишь в Аничков дворец - Дворец творчества юных — и с удивлением узнаёшь, что к Всесоюзному празднику пионерии, 19 мая, была возобновлена работа всех кружков и секций Дворца пионеров им. А. Жданова.
За 900 дней блокады городу был нанесён страшный урон немецко-фашистскими и финскими войсками. Только по официальным данным, здесь от голода умерла 641 тысяча горожан (по подсчетам историков, не менее 800 тысяч). Были повреждены 30 000 промышленных зданий, 500 школ, 170 лечебных учреждений. Сильно пострадали здания Эрмитажа, Русского музея, Инженерный замок, Главное Адмиралтейство, Казанский собор, Смольный и Елагин дворцы, Академия художеств. Восстановление Ленинграда началось сразу после снятия блокады.
Сегодня в городе бал правят деньги, а не забота о сохранении исторического облика. Например, ещё два года назад сведущие люди предрекали: то, что строится на Васильевском острове рядом с ДК имени Кирова, — настоящая культурная катастрофа для города. Два новых высотных здания, быть может, и терпимы сами по себе, но ужасающе несомасштабны окружающей застройке. И видны они будут далеко за пределами Васильевского — с Троицкого и Литейного мостов, например. Но обывателям, как обычно, верилось в лучшее, в то, что критики сильно преувеличивают размер бедствия. Мол, ни у кого не поднимется рука на всемирно известную панораму невской акватории. Увы…
Содеянное вдруг всколыхнуло широкую общественность. Фотографии со всей наглядностью показали: классический вид с Троицкого и Литейного мостов на Стрелку сегодня изувечен. Тот строгий и стройный вид, которым восхищался ещё Александр Дюма, попран и осквернён. Но главный архитектор Александр Викторов, похоже, и сегодня считает, что всё обстоит благополучно. Интернет-газета «Фонтанка.ру» привела такой его комментарий, связанный с нашумевшими снимками Стрелки: «Вы не с тех точек смотрите на Васильевский остров… Нужно смотреть панораму с установленных видовых точек, например с Дворцовой набережной. Оттуда вы ничего такого не увидите — вид ничем не нарушен». Вот такое объяснение. Надо, мол, ходить под присмотром опытных экскурсоводов.
А в недавнем интервью московской газете «Время новостей» г-н архитектор разъяснил: «Это в XIX веке Акакий Акакиевич пешочком ходил по Петербургу. И ориентировался в тумане на шпиль Адмиралтейства или Петропавловской крепости. Теперь другие ориентиры».
Ох, как убийственно точно! Теперь в городе бывшего комсомольского и советского вожака Валентины Матвиенко — другие ориентиры: золотой телец, прежде всего, который мерцает сквозь сумрак белых ночей. Похоже, и «Газпром» продавливает свой 300-метровый «початок». Уже и депутаты-коммунисты, бывшие резко против, начинают говорить: да ладно, Смольный — далеко, а благодетель Миллер обещал за это разрушающиеся районы пятиэтажек застроить.
Борьба за сохранение облика великого города объединила подлинных патриотов и интеллигентов. Имеется в виду не только объединение «Живой город», но и другие общественные силы, которые борются с преступным вторжением чистогана и бескультурья в город на Неве.
И в этой борьбе за сохранение облика великого города, по большому счёту, — единственное отличие Москвы и Петербурга. Москвичи смирились с фактической гибелью матушки-Москвы: не осталось ни одной исторической улицы или даже переулка. Редкие всплески общественного протеста возникают только тогда, когда жареный петух клюнет, когда точечная застройка касается кого-то лично, с выселением, со стройкой под окнами, на детской площадке своего ребёнка, а на весь город — плевать.
Повторяю, как сын Москвы: москвичи сдались, купились, а петербуржцы борются за весь родной город. И эта борьба шире архитектурно-эстетического противостояния: они держат в своём городе остатки народовластия и подлинно гражданского общества, побеждая уродливые тени и мороки белых ночей. Каждая героическая дата — повод оглянуться на прошлое, возгордиться и сплотиться в русской стойкости.
