 |
| Храм Рождества Иоанна Предтечи на Пресне | Владимир Мельник | 06.01.2009 |
Пирожки для слепца
Таинственна человеческая судьба. Даже сам человек не в силах узнать, что в нем заключено. Лишь порою, как в ярком сполохе, вдруг озаряется в каком-нибудь неординарном событии логика человеческой жизни. С интересом слушал я рассказ одного своего знакомого, работавшего на кафедре философии. Много лет заведовал этой кафедрой необычный человек — видный в своих кругах специалист, но слепой. Слепота пришла лет в семь, из-за детской шалости. Отличался этот философ своим крайним атеизмом. В отличие от других атеистов, он не избегал ходить на собрания Православных. Наоборот, с каким-то личным чувством, со страстностью — ходил. Когда пришли 90-е годы и открылись храмы, начались по городу крестные ходы, он всегда являлся на них, но не помолиться. С ним была его секретарша, у которой он постоянно что-то спрашивал. Когда в институте проходили конференции по церковной тематике, он приходил с секретаршей и туда, задавал язвительные вопросы правящему архиерею. Еще накануне своей неожиданной смерти он снова пришел на конференцию. Студенты задали вопросы епископу о первых шагах в церкви: было видно, что многие из них готовы к воцерковлению. А профессор-философ с особенной страстностью снова отстаивал свой атеизм. Каково было всеобщее изумление, когда на следующий день он внезапно умер! Жена хоронить его по христианскому обычаю не разрешила. Надо сказать, что моего знакомого философ наш при жизни недолюбливал за приверженность Православию, за приглашение епископа в институт и пр. Но вот чудный факт: через несколько дней после похорон он явился-таки во сне моему знакомому и сказал: «Все пьют чай с конфетами и печеньем. У одного меня ничего нет. Хоть бы вы мне, Н.Н., пирожочков к чаю передали». Всю жизнь изучал философию, а про «пирожки» забыл. Вспомнилась сразу одна старушка, у которой местная блаженная спрашивала: «А пирожки-то печешь?». Долго не понимала ее старушечка, а потом узнала: речь шла о молитве и добрых делах. Коварная все-таки наука философия: изучает вопрос о смысле жизни, не затрагивая вопрос о смерти. Имеет представление о половине, а вещает о целом. Какова же цена такой науки? Судьба слепого философа — не ответ ли на этот вопрос?
Писательство
В одном разговоре Достоевский сформулировал, ради чего стоит писать: «Какая это дивная, хоть и трагическая задача — говорить это (что жизнь земная — только ступень к мирам иным — В.М.)… Ни с одним благополучием в мире сравнить нельзя!..» Единственно правильное представление о печатном слове. Слово изначально направлено по вертикали вверх, к Богу. Бог не выпустил нас в мир без слова: мы должны обращаться к Нему, своему Создателю. «Горизонтальное» слово — от человека к человеку — уже вторичное и менее важное. Теперь это называют информативностью. Куцее, отчужденное от души словечко.
Покаяния двери
Разговор в храме:
- Вчера на исповеди батюшка меня лентяйкой назвал.
- За что?
- Призналась, что телевизор смотрю. «Делать тебе, — говорит, — нечего, — вот ты и смотришь».
- Ну, и, слава Богу, что обличил.
- Нет, несправедливо. Я люблю, чтобы меня обличили, но не так. Вот я в другом храме у своего батюшки, бывает, прошу: «Батюшка, обличите меня!»
- А он?
- Молчит.
- Ну и правильно делает. Ты потерпи, когда обличают без просьбы.
- Так ведь несправедливо же!
- Так ты телевизор смотрела или нет?
- Смотрела.
- Исповедовала как грех?
- Как грех. Ну, грех у меня такой!
Блаженный Василий
Святой блаженный Василий жил в Москве. Ходил летом и зимой без одежды, босиком. И холодно ему не было: его Бог Своей любовью и благодатью, как шубой, согревал. Однажды зимой шел он мимо боярского двора. Жалко стало боярину Василия и подарил он ему шубу:
- Возьми-ка шубу, Василий, одень — ведь мороз-то какой!
Полюбился Василию боярин за доброту его. Чтобы не обижать его, взял у него шубу.
А пошел по Москве — и подарил шубу другому человеку: ведь ему и так было тепло.
«От словес своих…»
Критик Белинский, много сил положивший на журнал революционной демократии «Отечественные записки», говаривал: «Умру — прошу положить мне в гроб томик „Отечественных записок“». Христианам вкладывают в гроб икону Спасителя, разрешительную молитву. Наверное, знал это сын священнослужителя Виссарион Белинский. При жизни его назвали «неистовым Виссарионом». Но вот как отчитаться таким томиком за свою душу? Как заслониться им от последних вопросов на Страшном Суде? Ибо сказано: «От словес бо своих оправдишися и от словес своих осудишися» (Мф. 12, 37). В то время, наблюдая расцвет атеистически-революционной журналистики в России, Святитель Игнатий Брянчанинов писал: «Как быстро распространяются книги, губящие веру и нравственность, какие расходы делаются на напечатание их, с каким усердием одни стараются распространять их, а другие покупают… Чего должно ожидать за это на суде Божием?…» О, если бы он поглядел на страницы современных изданий — что бы сказал?
Соль земли
Сейчас, после короткой войны с Грузией, много слышно о плохих качествах грузин. Кто-то подсчитал, что среди российских воров в законе большую часть составляют именно грузины. Да, всякого сора хватает в каждом народе. Но в каждом же народе есть и та соль, о которой сказано в Евангелии: «Вы есте соль земли: аще же соль обуяет, чим осолится» (Мф. 5, 13). В Грузии не только воры в законе, там и совестливые люди, истинные христиане. Таким был в Тбилиси юродствующий монах отец Гавриил. Он в советскую эпоху в одиночку противостоял безбожию: один строил храм, ходил по улицам Тбилиси и, воздев к небу руки, взывал: «Грузины, опомнитесь, просыпайтесь! Грузия погибает! Могила святой Шушаник — в запустении! Метехский храм превратили в театр!» Он громко плакал и скорбел о своем народе. Прохожие с интересом останавливались, некоторые слушали, некоторые скептически улыбались… Точно так в это же время взывал в Ульяновске юродствующий архиерей архиепископ Иоанн (Братолюбов). Он плакал и кричал на улицах города: «Хотя бы 40 раз в день говорите каждый: „Господи, помилуй!“. Погибаем! Город провалится! Какая беда, какой ужас и страх. Куда пойдем?» Пока есть в народе хоть один такой праведник, есть своя соль, народ не пропал, он — народ Божий.
Отец Виктор
Есть батюшки в русских селеньях… Отца Виктора, священника одного из сельских храмов Ивановской области, слушаешь, затаив дыхание. В нем постоянно проявляется писатель — и притом шукшинского типа. Рассказывает — только записывай. Кое-что я и записал: «Я, как ветеран холодной войны…», «Кстати, холодную войну мы выиграли: мы остались русскими и христианами, в то время как всем уже понятно, что в чаше статуи свободы в Америке — вино демократического блудодеяния. Это — вавилонская блудница», «Сколько у нас олимпийских чемпионов! Говорят: мы вымираем по миллиону в год, сколько-то миллионов у нас алкоголиков и наркоманов. Но оставшиеся-то — олимпийские чемпионы! Нет, нас трудно победить!», «Какая тебе еще епитимья? — Ты в Москве живешь», «У нас один фонарь в деревне, и тот Васька по пьянке расстрелял. Наши дети ездили на экскурсию в Москву. Спрашиваю: — Что больше всего запомнилось? Думаете, Кремль? Нет, — бесконечные вереницы фонарей на объездной». «Говорят: надо спасать Россию, церковь и деревню. А надо не так: надо Россию любить, в деревне — жить, а в церкви — спасаться».
