Правая.Ru | Священник Филипп Парфенов | 05.01.2009 |
Бесспорно, митрополит Кирилл — фигура яркая, противоречивая и неоднозначная. В этом плане он повторяет судьбу своего учителя и предшественника, митрополита Никодима (Ротова), который тоже рассматривался некоторыми желанной кандидатурой на патриарший престол в 1971 году. Но в конце концов патриархом стал более сдержанный, незаметный и молитвенный Пимен.
Много идет сейчас споров в связи с возможными кандидатами на патриарший престол, желаемыми одними и категорически отвергаемыми другими. Много было выражено мнений, подчас весьма критических, в отношении наиболее вероятного кандидата, либо совершенно безосновательных и уничижительных, когда хочется безусловно его, так сказать, «защитить», либо и по делу. Попробую и я поразмышлять на эту тему.
Бесспорно, митрополит Кирилл — фигура яркая, противоречивая и неоднозначная. В этом плане он повторяет судьбу своего учителя и предшественника, митрополита Никодима (Ротова). К тому же, митр. Никодим вполне мог быть, да и рассматривался некоторыми как в Церкви, так и вне ее, желанной кандидатурой на патриарший престол в 1971 году. А другим он был, наоборот, совсем не желанен (известна жесткая критика его деятельности, в том числе экуменической, со стороны диссидента и исповедника веры Бориса Талантова, умершего в лагере в 1971 году). В конце концов вышло так, что вместо харизматичного и деятельного митр. Никодима патриархом стал более сдержанный, незаметный и молитвенный Пимен.
Митрополит Кирилл выступает в целом как продолжатель и последователь «никодимовской линии», его взглядов и подходов, с известными оговорками и отклонениями на сегодняшнем этапе в сторону большего традиционализма. Лично для себя только в этом я не видел бы ничего плохого, если бы не ряд вопросов и сомнений, о которых ниже.
Люди такого ранга остаются в РПЦ для большинства людей весьма недоступными для периодически возобновляемого общения, не говорю уже о регулярном. В лучшем случае оно разовое (в том числе со многими священниками), на основании которого далеко не всегда возможно составить личное и живое впечатление от общения с иерархом.
На фоне многих других архиереев РПЦ (лучше сказать — подавляющего большинства) Кирилл, бесспорно, выигрывает и далеко оставляет их позади себя. Его красноречивые и вдохновенные проповеди производят впечатление, его «Слово пастыря» по ТВ неизменно пользовалось стабильным успехом среди верующих на протяжении многих лет. Отдел Внещних Церковных Связей — лицо РПЦ как перед светским обществом в России, так и заграницей, — во многом его детище, так же, как множество приходов за границей по всему миру за последние 15 лет было открыто при его неспосредственном участии.
Мне пришлось быть стажером в ОВЦС перед загранкомандировкой в 2002 году. Там все-таки создан неплохой интеллектуальный потенциал: чувствуется, что митрополит Кирилл любит образованных священников, покровительствует им и продвигает их так или иначе; кого-то посылает за границу на учебу (Париж, Рим), прямо или косвенно этому способствуя, кому-то дает ответственные посты и поручения в Отделе и т. д. Рядом со мной в офисе сектора по межправославным отношением сидел и работал, например, Сергей Говорун — молодой благочестивый интеллектуал, ученый, каких еще поискать надо, свободно изъясняющийся на английском, на греческом, автор многих научно-богословских статей. Сейчас он уже архимандрит Кирилл, возглавляющий ОВЦС УПЦ. За каких-то два с небольшим года (последний раз я видел его диаконом на одной из богословских конференций в Даниловом монастыре в ноябре 2005) — взлет головокружительный по нынешним меркам (в истории Церкви бывало, конечно, и не такое). Сам сектор возглавляет до сих пор прот. Николай Балашов, автор прекрасной книги «На путях к литургическому возрождению». В Отделе несколько лет работал нынешний епископ Иларион (Алфеев), тогда игумен; помню его хиротонию 14 января 2002 в ХХС. Ну и так далее.
Стоит, безусловно, упомянуть о «правой руке» митрополита в Отделе — епископе Марке (Головкове) — тогда он был еще архимандритом. У нас с ним сложились прекрасные отношения, и мне думается, что это вполне мог бы быть тот архиерей, с кем у меня не было бы никаких проблем во взаимоотношениях, в отличие от двух других, с которыми мне приходилось по служению многократно общаться. Он был рукоположен ровно на два года позже Илариона, 14 янв. 2004. Я ему тогда звонил и, поздравляя, пожелал, чтобы он оставался таким, как он есть и как он был, чтобы Система его не испортила — он согласился. Потом, уже будучи викарным епископом, он стал менее досягаем, поскольку то отсутствовал на своем месте, то за границей и т. д. Запомнился также свящ. Владимир Александров, который служит сейчас в Стокгольме, — он мог читать и понимать на очень многих языках. Был приглашен в Отдел из-за знания венгерского, но управлялся неплохо и с английским, и с французским, и с финским и т. д. Вспоминаю также молодого иеромонаха Паисия (Азовкина), весьма яркого, обаятельного, харизматичного и непредсказуемого, учившегося в Оксфорде, до меня успевшего послужить немного в Париже, готовившегося отправиться в 2002 г. в Германию, потом там не удержавшегося; он стал по возвращении сначала референтом Святейшего, потом деканом одного из факультетов Иоанно-Богословского РПУ, а сейчас, по слухам, его вообще и след простыл, и он оставил служение. (кто знает, кто может это подтвердить или опровергнуть, кстати?). Это одна сторона, бесспорно, положительная.
Другая сторона, более теневая. Хотя обстановка среди сотрудников была вполне неплохая, мне было тяжеловато в Отделе. Наверно, если б я имел какую-то свою тему для разработки, свое дело, ситуация была бы иной. А так мне по остаточному принципу прот. Николай давал написать какие-то обращения, поздравления кого-то с чем-то, ответы кому-то; а канцелярским стилем я никогда не владел, да и не переносил его. В результате много раз приходилось выслушивать придирки, переделывать тексты (митрополит, мол, так не разрешает. Хотя, подумаешь: написал «Дорогая Любовь Георгиевна», так нет же, — обязательно надо было «Уважаемая Любовь Георгиевна» — тьфу!).
А потом уже, во Франции, я нашел в интернете замечательный и малоизвестный доклад отца Александра Шмемана от 1967 года на съезде РСХД. Где он пишет о том духе, что как раз воцарился у нас в церковнообщественной жизни с некоторых пор: «Было время, когда Церковь как бремя, как падение переживала торжество „казенщины“ в себе, свою „казенную судьбу“. Теперь она начинает любить ее, поистине „наслаждаться ею“. Па наших глазах возник и воцарился в Церкви тип епископа, священника, мирянина, захлебывающегося в „административном восторге“, потерявшего — благодушно и безболезненно — саму „печаль по Боге“, вполне удовлетворенного какой-то космической консисторией, в которую на наших глазах превращается постепенно жизнь всей Православной церкви, и в принятии которой, во внутреннем и свободном подчинении которой даже очень хорошие люди видят „спасение Церкви“ и ее „правду“. Расчет, дипломатия, „международные нормы“, „канонические взаимоотношения“ — это извне, это на всех „Родосах“, а изнутри — указы и приказы, отношения и донесения… В церкви воцарился и, повторяю, изнутри, а не только по внешнему принуждению, какой-то всеобъемлющий „референт“ какого-то безличного „отдела“, и мы начинаем любить эту казенщину, скуку и тоску, этот „иерархический страх“, пронизывающий нашу церковь, и самое ужасное, повторяю, это то, что мы уже почти не ощущаем больше невозможности жить в этой лжи, лукаво и лицемерно покрытой всей „священностью“ и „торжественностью“ традиционного православного быта…».
Вот это-то самая основная проблема, лично для меня прежде всего. Митр. Кирилл на протяжении многих лет был укрепителем и идеологом этой самой Системы. Административной, коммерческой, финансовой. Он — сросшийся с нею человек. Достаточно уже того, что он оправдывает отсутствие в нашей Церкви Поместных соборов, регулярные созывы которых принятым Уставом от 2000 г. не предусматриваются. Конфликт, произошедший в Сурожской епархии после кончины митр. Антония, когда более половины духовенства во главе с бывшим епископом Сергиевским Василием (Осборном) предпочло уйти в Константинопольский Патриархат, также показал авторитарность стиля политики митрополита и его старательного продолжателя еп. Илариона. Внутри узкого круга подчиненных, допускаю, он может производить весьма тягостное впечатление.
Один мой знакомый отец А. вспоминает, как на Соборе 2000 г. он был в составе редакционной комиссии. Ему и другим членам этой комиссии приходилось регулярно контактировать с митрополитом в ходе работы Собора. И вот, Святейший готовился выступить с докладом. Еще не выступил, а митрополит дает указание: «Печатайте доклад и пускайте в СМИ, сейчас интерес к докладу высок, а потом поубавится». Отец А. ему возражает: «Ну как же так, владыко, — доклад-то еще не прочитан! Неэтично было бы..» Митрополит ему примерно так (за слова, естественно, не ручаюсь, но смысл был таков): «Ну и что же? Цель оправдывает средства». В общем, не сговорились они. «Ну ладно. Пусть будет по-вашему». — Как описывал о. А., митрополит это произнес чуть не сквозь зубы, типа «ну смотрите у меня!» Все в дальнейшем обошлось, но впечатление у о. А. было неприятное. В отличие от меня, возможно, еще имеющего до сих пор некоторые иллюзии, он считает, что митр. Кирилл по нравам совершенно такой же архиерей, как и другие — тогда был весьма нервным, раздраженным, крикливым и т. д. Тот же отец А. после кончины Святейшего говорил: «Мы еще будем о нем вспоминать и воздыхать о его времени! Он хоть какую-то свободу давал». И он же по поводу кандидатов: «Ну только не Климент! Только не Климент!!»
Лично у меня были два тесных личных контакта с митрополитом, и оба вполне в доброжелательном духе. Первый — на богослужении в Троицком храме в Хорошево, «отдельском», так сказать. Тогда как раз митрополит и определил меня стажироваться в сектор к о. Николаю Балашову. Более я митрополита в Отделе не видел ни разу за все время моего трехмесячного там пребывания.
Во второй раз я поговорил с ним немного 4 года спустя, когда уже вышел за штат по окончании командировки во Францию. Но как бывший клирик Трехсвятительского подворья МП в Париже я был приглашен на торжества по случаю 75-летия прихода. После праздничной Литургии 12 февраля 2006 был организован прием с закусками в одном из близлежащих католических храмов (собственные приходские помещения это сделать не позволяли). Желающие могли подойти к митрополиту, взять благословение, что-то сказать или о чем-то спросить. Подошел и я. Уже не помню в точности ход разговора, но я начал так: «Вот Вы на Литургии сказали замечательную и вдохновенную проповедь. Много правильных и верных слов. Но почему, как Вы думаете, жизнь наша ни в Церкви, ни в России при всем этом обилии слов, устных и печатных, нисколько не преображается?» И далее высказал мысль, которая, впрочем, отнюдь не нова, что мы чаще всего не являем силу духа вокруг себя, тем более, Царство Божие, пришедшее в силе, а лишь изображаем его. И вместо реального миссионерства получается обыкновенная реклама, причем не самого выского качества. Имитация. Люди это чувствуют, и все более критически относятся к Церкви, — сужу по интернету, где общаюсь со многими разными людьми. И вместо живой Церкви Духа Святого у нас действует гигантская административная Система (ну примерно то же, о чем и Шмеман говорил, см. выше). К тому же весьма тесно повязанная на государственных структурах. Митрополит стал категорически возражать именно по поводу смычки с государством — это я хорошо запомнил. А так, он выслушал меня вполне благосклонно, пожелав, чтобы я выходил из заштата и послужил на благо Церкви, — что-то в этом роде.
В общем, в ближайший месяц ситуация может сложиться совсем не обязательно предсказуемой, несмотря на уверенное лидерство митрополита Кирилла на данном этапе и наибольшую вероятность избрания именно его. Вот интересное мнение диакона Андрея Кураева по этому поводу («Патриарх Кирилл: пора привыкать?»). Несмотря на то, что он сам предпочел бы избрание нынешнего патриаршего местоблюстителя, диакон Андрей не исключает и такой, например, вариант: «В общем, на соборе возможен «епископский бунт». Молодые епископы могут отдать свои голоса не-столичному не-синодалу не-публичному не-политику, которого выдвинут из своей среды. Причем этот архиепископ даже и не будет знать, что ему прочат. Это может быть тихий, светло-монашеского облика человек, сам и не помышлявший о собственном возвышении. Но если имя такого человека окажется в списке, то у него может оказаться изрядное и даже победное количество голосов. Именно в нем соборное большинство может узнать лицо Церкви таким, каким оно и грезится во внутрицерковных мечтах.
Когда-то императоры Византии и России вызывали из глубинки отшельников и подвижников и ставили их на патриаршее место (последний такой случай был в конце ХIХ века со св. Иннокентием Вениаминовым: он всю жизнь был миссионером для камчадалов и алеутов, и в награду за свои многолетние подвиги, ставшие известными императрице, был вызван на престол московских митрополитов). Вдруг такой же окажется судьба епископа Томского или Сахалинского?"
«Епископ Томский» (точнее, теперь уже архиепископ) здесь упомянут вовсе не случайно. Дело в том, что во время учебы Кураева в Московской Духовной Академии в 80-х годах он хорошо знал молодого иеромонаха Ростислава (Девятова), очень популярного духовника, к которому тянулась московская интеллигентная молодежь и который отличался мягкостью, кротостью характера и одновременно хорошим образованием и просто духовной мудростью не по годам (ему было всего 26−27 лет). В 1993 году о. Ростислав был рукоположен во епископы в 30 лет и отправлен в самую отдаленную епархию — Магаданскую и Чукотскую (кто бы на месте его еще согласился бы туда поехать?) А в 1998 г. он был переведен на Томскую кафедру. Знающие архиепископа Ростислава лично до сих пор свидетельствуют о его той же простоте и неиспорченности Системой. Такой человек явно мог бы стать примирителем между разными соперничающими группировками и течениями в современной русской Церкви. И возраст его — 45 лет — совсем уж неплохой и весьма перспективный в этом плане. Человек, по-настоящему обладающий молитвенным даром, неизбежно придет и к дару понимания — и либералов, и консерваторов, и экуменистов, и фундаменталистов.
Поэтому востребованный ныне тезис, что нам вовсе не нужен патриарх-молитвенник, а нужен деятельный миссионер, на самом деле довольно спорен, поскольку настоящее миссионерство неотделимо от понимания и людей, и ситуации. Неотделимо от дара рассуждения, предполагающего, что сказать и как сказать, или когда «время молчать и время говорить» А ситуация наша совсем уж не простая в нынешний момент, если не взрывоопасная… «