 |
| Православие.Ru | Протоиерей Владимир Воробьев | 31.12.2008 |
— Отец Владимир, я с удивлением узнал, что в Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете, где получают образование 4000 студентов, обучение бесплатное. Преподаватели до недавнего времени зарплату вообще не получали, а сейчас она очень скромная. Казалось бы: введите платное обучение — и заработки будут высокие. Почему вы этого не делаете?
— Ну, во-первых, у нас бесплатное обучение только на дневном отделении. Заочные студенты платят, хотя совсем немного, на порядок меньше, чем это обычно принято.
— ..в коммерческих учебных заведениях?
— Не только в коммерческих, но и в некоторых государственных вузах сейчас плата за обучение довольно высокая. У нас эта плата во много раз меньше. Вы спрашиваете, почему это так? Вспомните, апостол Павел, не желая положить препятствие проповеди слова Божия, никогда ничего не брал со своих пасомых. Он говорил: «Нуждам моим и нуждам бывших при мне послужили руки мои сии» (Деян. 20: 34). И проповедовал совершенно бескорыстно. Вот и мы подумали: в наше время, такое трудное, будет неправильно дать повод думать и говорить, что мы взялись за это дело, чтобы зарабатывать на нем деньги. Это во-первых.
А во-вторых, мы хотели, чтобы к нам шли учиться православные люди. А они, в основном, бедные. Это сейчас довольно многие люди обращаются в Православие, разбогатев. А когда мы открывали наш университет, богатые все почти были неверующие.
Разумеется, мы не закрываем свой университет для богатых. Если они хотят обратиться, то мы приветствуем это и готовы им помочь. Но все-таки мы не хотели и не хотим сделать свой вуз элитарным и практически недоступным для православных.
Это особенно чувствуется, когда речь идет о периферии. В 1990-х годах студенты с периферии приезжали к нам (а некоторые и сейчас приезжают) совершенно нищими. Когда мы открылись, наши студенты частенько ночевали на вокзалах.
— У них не было денег, чтобы снять комнату?
— Вообще не было денег, даже поесть не могли. Мы их кормили здесь американским пюре, которое, извините, в рот взять невозможно. Но у нас не было ничего другого, кроме этого пюре. Мы брали его из гуманитарной помощи и бесплатно кормили им студентов. И они были счастливы, что хоть это могут есть. Вот как начиналась наша жизнь.
Люди жаждали духовных знаний. Они ехали к нам издалека, в таких страшных условиях поступали в институт и учились в нем, благодаря Бога за все. Мне кажется, это было естественной причиной для того, чтобы не делать платным обучение.
Но сейчас, надо сказать, есть и другая тенденция. За последние годы уровень жизни значительно поднялся, особенно в Москве, и многие студенты могли бы что-то платить за образование. И, я думаю, это было бы с их стороны правильно, потому что надо, по мере возможностей, поддерживать университет. Ведь мы не получаем пока что никакой помощи от государства. И если у людей есть достаток, то почему бы им, собственно говоря, не платить за обучение?
— Почему бы не помочь любимому вузу?
— Это было бы естественно. Ведь стыдно им, имея большие деньги, приходить и пользоваться всем бесплатно, как будто они бедные.
— А как вам удается находить деньги на нужды университета? Ему передали огромное здание в центре Москвы, в самый разгар разговоров о кризисе здесь идет бурная реставрация храма, недавно был сооружен купол и на него воздвигли восьмиметровый крест. Поделитесь, пожалуйста, опытом выживания православного учебного заведения в суровых условиях российской действительности.
— Первое время мы никаких огромных денег не находили. В течение многих лет наши преподаватели действительно работали бесплатно. А если кто-то имел зарплату, то чисто символическую: получали 100−200 рублей в месяц. Для того чтобы эти крохотные деньги платить, мы открыли книжный магазин «Православное слово». Доходы от него были очень невелики, и все они шли на нашу символическую зарплату.
Потом постепенно, когда некий авторитет стал нарабатываться у нашего вуза, мы стали находить благотворителей, попечителей православных. И сейчас живем мы за счет их пожертвований. Реставрация московского епархиального дома идет тоже на пожертвования. Но, к сожалению, восстановление этого мемориального здания очень дорого стоит, а таких пожертвований у нас нет. Так что мы начали это дело, но не знаю, как сможем закончить. А государство денег не дает, потому что здание передано в собственность Церкви. Разрушать его оно могло, а восстанавливать не может.
— Отец Владимир, я знаю, что вашим духовным отцом был игумен Иоанн (Селецкий). Расскажите, пожалуйста, об этом удивительном человеке и о том, как он повлиял на выбор вашего жизненного пути.
— Игумен Иоанн (в миру Григорий Селецкий, † 1971) родился в 1885 году в семье священника. Еще до революции он учился в Московском университете, потом окончил философский факультет Геттингенского университета. Это был человек высокой культуры, знал европейские языки. Он участвовал в Первой мировой войне, был офицером. В 1921 году принял священный сан в Елисаветграде (в Херсонской области на Украине). И скоро стал активным борцом с обновленчеством.
В 1930 году он был арестован и получил 10 лет лагерей. За хорошую работу его отпустили на свободу в 1938 году, но через несколько месяцев его опять арестовали и только чудом отпустили в 1940 году. Имея такой печальный опыт, он перешел на нелегальное положение, спрятался буквально в подполье. Принял монашеский постриг в Киеве.
Во время войны игумен Иоанн восстанавливал монастырь в Полтаве, где правящим епископом был владыка Вениамин (Новицкий). Когда немцев прогоняли с Украины, стало ясно, что строители монастыря попадут в руки НКВД и, скорее всего, будут репрессированы. Поэтому они решили уехать за границу, чтобы спастись. И тут случилось чудесное событие.
Владыка Вениамин, игумен Иоанн и три женщины ехали на открытой платформе. Чем ближе они подъезжали к границе, тем сильнее чувствовали, что не могут уехать из России. Проезжая мимо Почаева, решили во что бы то ни стало остаться. Но поезд шел на большой скорости, и остановить его с далекой открытой грузовой платформы было невозможно. Тогда владыка Вениамин и игумен Иоанн встали на колени и начали горячо молиться. И поезд стал тормозить — ехал все тише и тише, так что стало возможным спрыгнуть на насыпь. Так и сделали. А поезд, не останавливаясь, набрал скорость и ушел. Владыка Вениамин, игумен Иоанн и женщины добрались до Почаева и пробыли там с братией монастыря еще год.
Потом приехали люди из органов и забрали владыку Вениамина. Хотели арестовать и отца Иоанна. Но то ли учли, что он уже отсидел 10 лет, то ли из-за того, что он был уже стар, а может, по каким-то иным причинам, но факт остается фактом: хотя отец Иоанн отказался подписывать ультиматумы, которые ему подсовывали, вместо ареста его только выгнали из Почаева с подпиской о невыезде.
Игумен Иоанн поселился на краю Кременца в частном домике и там прожил всю оставшуюся жизнь с подпиской о невыезде.
— Как же вы с ним познакомились?
— Его духовные дети из Елисаветграда, где он священствовал в 1920-х годах, перебрались в Москву и стали духовными детьми моего деда. И когда он, тогда еще отец Григорий, приезжал по делам в Москву, то останавливался у своих духовных чад, и они познакомили его с моим дедом.
Когда я впервые приехал к нему в Кременец в 1960-х годах, он спросил меня: «А вы не внук того отца Владимира Воробьева, который в Москве на Арбате служил?». «Да, — говорю, — внук». — «А скажите, у вас сохранился портрет вашей бабушки, нарисованный скульптором Андреевым? Я очень хорошо помню, как этот карандашный портрет висел на стене в кабинете вашего дедушки..» Я ему сказал, что сохранился. Так мы с ним познакомились и потом общались до самой его смерти. Он стал моим духовным отцом.
— Вы тогда уже были воцерковленным?
— Да, я родился в православной семье и с детства ходил в церковь. И никогда не отходил от Церкви.
— Но священником вы ведь стали не сразу?
— Нет, я получил священнический сан, когда мне было уже 38 лет. А до этого я закончил физический факультет МГУ, защитил кандидатскую диссертацию. Работал в Вычислительном центре АН СССР.
— Я знаю многих людей, которые пришли к вере через знания. К вере через знания путь окольный и опасный, но по нему идут многие современники, получившие естественнонаучное образование. Поэтому им очень важно узнать, и именно от такого человека, как вы, — с ученой степенью по естественным наукам, какие опасности ожидают человека с научным мышлением на пути к Православию? Как преодолеть искушения на этом пути?
— Еще знаменитый математик Паскаль сказал, что малое знание уводит от Бога, а большое знание приводит к Богу. Это совершенно верно. Малое знание, как говорится, надмевает: когда человек знакомится с культурой, с наукой, ему начинает казаться, что он уже много всего знает, больше, чем другие, и эта гордыня очень часто его уводит от веры. Это произошло со многими учеными в эпоху Просвещения: они стали отвергать Бога.
Но Паскаль в то же примерно время говорил: «Когда я был молод, я верил как бретонский крестьянин, а теперь я верю, как бретонская крестьянка».
— А в чем отличие?
— Вера Паскаля стала проще, менее рациональной, более ясной — как обычно бывает у женщин. И наука в этом ему нисколько не мешала. Паскалю принадлежат и слова, что он верит «не в Бога философов и ученых, а в Бога Авраама, Исаака и Иакова», то есть в живого Бога, Который открывается простым людям не столько через науку и философию, сколько «через сердце», в жизни.
Такой духовный опыт знания Бога нисколько не противоречит науке. Было очень много ученых, которые ходили в церковь, молились Богу, имели живой религиозный опыт. Среди них есть величайшие ученые: Ньютон, Коперник, Галилей, Ломоносов, Менделеев, Эйнштейн, Макс Планк, Гейзенберг, Павлов, наш современник — крупнейший математик и физик-теоретик Н.Н. Боголюбов, бывший директором Объединенного института ядерных исследований в Дубне и академиком-секретарем математического отделения Академии наук СССР. Всех не перечислишь: это сотни славных имен. Заметьте: не только ученые XVII, XVIII, XIX веков (тогда их было, конечно, большинство), но и XX века.
— Они были и в Советском Союзе, хотя безбожная власть всеми силами уничтожала религию. Многие люди, воспитанные в советских школах и вузах, имели смутные представления о вере предков, но чудесным образом они пришли к ней через знания. Им было очень трудно. И сейчас многие испытывают такие трудности, потому что государственная система образования в России до сих пор «отделена от Церкви».
— Да, в России было очень трудно. И, тем не менее, Николай Николаевич Боголюбов, который еще заведовал кафедрой теоретической физики на физическом факультете МГУ, был глубоко верующим человеком. Он регулярно исповедовался и причащался святых Христовых таин. Мне довелось знать его в МГУ, а потом я участвовал в его отпевании.
— Наверное, он, как и вы, еще в семье воспринял веру предков?
— Да, в семье, и остался верен. Никогда не вступал ни в комсомол, ни в партию. Его даже выгнали из университета за веру. Но, с Божией помощью, он стал блестящим ученым.
С другой стороны, есть много таких ученых, даже академиков и Нобелевских лауреатов, которые выступают, например, против теологии, заявляя, что это не наука. Люди эти талантливые и, быть может, труженики, сделавшие в своей области значительные открытия. Но они просто не додумывают все до конца.
— То есть, они владеют малым знанием, которое уводит от Бога, как говорил Паскаль?
— В общем-то да. Они имеют большие знания в физике или биологии, но не продумали философски многие проблемы. У них, по-видимому, недостаточная гуманитарная культура. Они вообще не понимают природу человеческого знания.
Любое рациональное знание основывается на вере. Любая наука имеет свои постулаты, свои аксиомы, которые воспринимаются на веру. Обычно они берутся из опыта. Но математика ХХ века доказала теорему, из которой следует вывод: нельзя доказать, оставаясь внутри замкнутой научной системы, что ее аксиомы непротиворечивы, — в это можно только верить. То есть любая наука основана на вере.
— В том числе и атеизм?
— Атеизм не наука, это просто патологическое состояние, чистая вера в отсутствие Бога. Это вера без всякого опыта, очевидно противоречивая. Атеисты обожествляют материю, приписывают ей все атрибуты божества, у которого, однако, нет разума. А мы говорим о Боге, что это — Высший разум, и тогда все делается гармонично и понятно, насколько можно понимать Творца. Но, когда на Его место ставится бездушная материя, которая будто бы существует вечно, безначально и бесконечно и сама из себя творит человеческое сознание, то это, конечно, глупость. С точки зрения современной науки, это совершенно невероятная вещь.
— Представьте себе человека, который вырос в семье невоцерковленных людей, но стремился к истине и правде. Естественно, он стал искать их в науке, но не нашел. И путем многочисленных проверок, проб и ошибок пришел к пониманию истинности православной веры. Потому что ясно увидел: то, что сейчас начинает открывать для себя наука, уже тысячи лет назад знали священнослужители и пользовались этим на практике. Такие знания они могли получить только от Бога. Но этот человек слишком рационален, все проверяет, исследует приборами то, что надо воспринимать сердцем. Что бы вы посоветовали такому человеку?
— Вера требует чистоты души. Если очищать свое сердце от страстей, грехов, тогда можно надеяться, что откроется вера. А сердце, оскверненное грехами, не может верить. Оно делается слепым.
Не зря говорят, что гнев ослепляет. В этом смысле каждый грех делает человека слепым в духовном мире. Он не ощущает связи с Богом.
Еще есть такое выражение: «сожженная совесть». Бессовестный человек, то есть потерявший совесть, упорствующий в своем грехе, перестает слышать голос Божий, перестает ощущать Бога, знать Его. Об этом замечательно сказано в Евангелии: «Блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят» (Мф. 5: 8). То есть, Бога может узнать только чистый сердцем человек.
— Отец Владимир, владыка Арсений Истринский на торжественном освящении креста для купола Князь-Владимирского храма, обращаясь к студентам ПСТГУ, дал им наказ помнить, что они христиане. Эти слова вызвали понимающие улыбки студентов и преподавателей, гостей торжества. Ведь им известно, что в православных учебных заведениях у некоторых молодых людей ослабевает вера в Бога, хотя все должно быть наоборот. Как уберечь молодежь от потери веры?
— Естественно, это связанно с возрастными процессами: когда под действием растлевающей культуры молодой человек теряет чистоту сердечную, в нем высвобождаются греховные страсти и влечения, то тут он теряет и ощущение Бога. Повторяю: это связано с возрастом, школа или институт здесь вовсе не обязательно виноваты. Но школа — это место, из которого человек выходит в мир. Это раньше были церковно-приходские школы, из которых люди выходили в православный мир. А сейчас совсем не так. Ребенок не живет в стеклянной упаковке, он не является непроницаемым для всего мира. Взрослея, он начинает соприкасаться с внешним миром, который полон самых ужасных искушений.
В школе сейчас дети приучаются и к курению, и к пьянству, и к блуду; мы знаем, что сейчас в школе может быть, например, распространена и наркомания. Когда ребенок встречается с этими соблазнами, часто он не находит в себе сил, чтобы преодолеть их. Возможно, главная причина этого — недостаток воспитания, возможно — недостаток собственной воли ребенка. Тут может быть много разных причин. Каждый человек является загадкой, так сказать, задачей, которую надо решать в отдельности.
Но такое явление было всегда — и в древности, и до революции. И в семинариях так было. Из них вышло много атеистов и революционеров. Дело в том, что человек живет на Земле по законам диалектики. Поэтому всякий тезис предполагает возникновение антитезиса. Если мы ребенка воспитываем в вере, то он обязательно должен, внутренне как бы, столкнуться с антитезисом — отрицанием Бога. И должен или утвердиться, или отойти от Него. Человек, имея дар богоподобной свободы, должен либо преодолеть этот антитезис, либо ему подчиниться. Это зависит от очень многих причин: помогут ли ему, сможет ли он сам, к чему будет его больше располагать внутреннее влечение и внешнее окружение. Это опять-таки невозможно предсказать.
Очень часто бывает так, что ребенок, воспитанный в православной, религиозной семье, проходит через период отрицания веры, а потом еще больше укрепляется в вере и возвращается в Церковь. И я должен сказать, что у меня тоже такое было. Я не отходил полностью, но некоторое остывание веры у меня в определенном возрасте было. Это как раз было во время взросления, сразу после школы, может быть, в начале университета — период сомнений.
Когда я учился на физическом факультете МГУ, вокруг звучало, что Бога нет. Я и учиться на физфак пошел, чтобы с полной ответственностью выяснить: наука доказала неправоту веры или не доказала.
— Вы разобрались в этом, когда стали кандидатом физико-математических наук?
— Нет, гораздо раньше. За короткое довольно время мне стало все понятно.
— Почему же вы продолжали работать в науке?
— Ну, наука интересная вещь. А в то время лучше, чем заниматься наукой, ничего нельзя было придумать. Поступить в семинарию было практически невозможно. Но я с детства хотел стать священником. И мне говорили разные старцы, что я им стану. Но сначала пришлось поработать в науке.
— Кстати, по поводу искушений в детском возрасте. Недавно я разговаривал с мальчиком, который приехал в Москву с родителями из Украины. Он мне с восторгом рассказывал, что посмотрел все серии из художественного и мультипликационного фильмов о человеке-пауке, который «очень добрый, потому что спасал город Нью-Йорк». Но оказалось, что мальчик понятия не имеет о том, какой город спасал не фантастический, а реальный герой — русский богатырь преподобный Илия Муромец, нетленные мощи которого покоятся в Киево-Печерской лавре. Мальчик очень удивился, когда узнал, что Илия Муромец спасал его любимый город Киев — столицу Древней Руси. Наших детей и внуков планомерно и методично лишают знания отечественной истории, отрывают от корней, превращают в Иванов, не помнящих родства. Как мы можем этому воспрепятствовать?
— Это трудная задача. Научить злу легко, это все равно, что бросать камни с горы, а научить добру — это таскать большие камни на гору. В этом падшем мире все доброе рождается с большим трудом и подвигом. А все злое творится само собой, очень легко. За добро мы должны бороться. Казалось бы, в борьбе со злом силы у нас неравные: у него деньги, технические возможности, средства массовой информации и так далее. Но у нас зато помощь Божия есть. Так что мы можем бороться. Как это делать?
Ну, вот мы, например, создали православную школу. Она даже раньше православного университета родилась, еще при советской власти, долгое время работала полуподпольно и была зарегистрирована только в 1992 году. В этой школе у нас есть храм, в ней преподают верующие православные педагоги, учатся православные дети.
— Они получают нормальный аттестат зрелости государственного образца?
— Конечно. И мы стараемся создать для учеников православный мир. Тот мир, притом и светский, который ничем не хуже окружающего мира. Более того, лучше его.
— А можно ли вашим ученикам и ученицам ходить с голым животом, с кольцами в ноздрях? Курить, пить, ругаться, что стало «нормальными» явлениями в обычных школах?
— Нет, этого делать нельзя. Но спортом, например, заниматься можно. Наша школа все время занимает в соревнованиях первые места в районе. Ребята занимаются музыкой, живописью, у нас есть всякие кружки и театральная студия.
— Не все православные одобряют театральное искусство.
— В школьном возрасте его можно использовать в воспитательных целях. Мы делаем классические постановки, стараемся выработать у детей хороший вкус целомудренным, добрым, настоящим искусством.
Конечно, есть и в нашей школе дети, которые как-то отторгаются. Например, они хотят во что бы то ни стало курить или оголяться в соответствии с модой. Но эти дети именно отторгаются, они уходят из школы.
— Добровольно? Или их выгоняют?
— Бывает, что сами уходят. А бывает, начинают безобразничать, и тогда мы их отчисляем. В любом случае они уходят, чтобы начать какую-то свою жизнь, которая им нравится.
— Мне рассказывали педагоги, побывавшие в католических школах США, что там преподаватели тщательно следят за тем, как складываются судьбы выпускников, и гордятся, что среди них бывает на порядок меньше преступников, алкоголиков, наркоманов, делающих аборты, расторгающих браки, бросающих детей и так далее. А вы следите за взрослой жизнью своих питомцев?
— Да, мы тоже следим, и это очень интересная работа. Все почти наши выпускники поступают в вузы — самые разные. У нас есть большой стенд, где мы вывешиваем портреты выпускников и рассказываем, кто чем занимается. Есть священники, врачи, математики, экономисты, мореходы и люди многих других профессий.
Наши выпускники очень любят свою гимназию. Поэтому без каких бы то ни было наших усилий они собираются у нас на праздники, и многие из них возвращаются преподавателями в нашу гимназию. Даже уже работая где-то, они стараются по совместительству преподавать у нас.
Это очень хорошие ребята, и у многих из них хорошие, большие уже семьи, и они своих детей приводят в нашу гимназию. Она является, наверное, абсолютным чемпионом по количеству многодетных семей. Причем это даже не три-четыре ребенка, а часто пять, семь, девять, бывает даже двенадцать детей в семье! В результате у нас учатся целые роды, поколения. Бывает, молодой человек оканчивает университет и начинает преподавать у нас в гимназии своим младшим братьям и сестрам.
— Протоиерей Димитрий Смирнов тоже рассказывал, что у них при храме святителя Митрофана Воронежского «рождаемость, как в Бангладеш». И подобных случаев известно много. Получается, что выход из демографического кризиса давно найден — это воспитание детей в православном мире. Поскольку государство занимается их растлением, такой мир можно создать разве что в школах при храмах и монастырях?
— Совершенно верно. Это пока еще можно сделать. Трудно, но можно оградить своих детей от дурного влияния, наполнить их жизнь верой и любовью. Конечно, главным центром жизни человека должен быть храм. У наших детей, по образу эллипса, два центра жизни вне семьи: храм и школа. Конечно, это бывает не само собой, не всегда и везде, но, в основном, именно так: они живут храмовой жизнью и школьной.
— А когда они выходят из школы, эллипс сохраняется, но место школы занимает работа?
— Именно так.
— А интересуются ли ваши воспитанники рок-музыкой и другими западными «ценностями»?
— Надо сказать, что мы наблюдали некий интерес наших детей к роковым группам и вообще западной культуре. Но он как-то очень быстро исчезает у тех, кто приобщается к нашей, русской, культуре. Не только к народной, но и к классической. Если ребенок будет учиться в обычной музыкальной школе или просто иметь хорошего учителя музыки, то интереса к року у него не возникнет. Понятно, что Бах, Моцарт, Бетховен, Шопен, Чайковский, Свиридов — это несоизмеримо выше рок-музыки. Как нельзя сравнивать Пушкина и Гоголя с авторами современной макулатуры.
Когда дети верят в Бога, они безошибочно выбирают в искусстве то, что полезно для души. А, изучая классические произведения, наши гимназисты воспитывают у себя тонкий вкус и уже не могут питать душу суррогатами культуры.
— То есть надо не ругать детей за то, что они роком увлеклись, а ввести их в мир классического искусства?
— Конечно. Но у детей же отнимают классическое искусство, подменяя его роком! Насильственно насаждают чужое, не родное. А нам не нужно заставлять ребят заниматься классикой: надо просто увлекательно показать ее, и пусть сами выбирают. Наш опыт показал, что они выбирают не разрушительный рок, а классику, которая облагораживает душу.
— Отец Владимир, что всем нам нужно делать для того, чтобы воплотить в жизнь самые светлые надежды нашего народа?
— Для воплощения светлых надежд нужна, прежде всего, вера. Если же наш народ будет пренебрегать православной верой, будет выбирать себе жизнь греховную, то тогда, конечно, ни о каких светлых надеждах говорить нельзя. Люди просто вымрут от пьянства, наркомании, всяких болезней. И главное — оттого, что нет семьи, нет детей.
Но нам нужна вера не просто как декларация, что мы православные, а вера, которая определяет наши поступки, нашу жизнь. Если наш народ обратится к живой вере, вернет себе евангельские идеалы, то тогда у него будет и светлое будущее.
Михаил Дмитрук
